Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

Личность

ЖИЗНЬ НА ВЗЛЁТЕ И ПОСЛЕ

Телефон не отвечал.  Я звонила несколько раз в день. Каждую неделю. Ну, где же она? Может, на даче? Может, в санатории? Или, не дай Бог, в больнице? Но долгие гудки объясняли только одно — человека нет дома. И вот, о радость! «Анна Павловна?» — «Да, это я», — голос усталый, но заинтересованный. Такова вкратце предыстория нашей нынешней встречи.  А отсутствовала моя собеседница по причине очень и очень неожиданной.  Эта почтенная дама, которая из-за проблем с позвоночником  физически не могла далеко отойти от дома, летала в Англию. Два месяца гостила у дочери и внучки, которые одной большой дружной семьёй живут в Лондоне, а внучка ждёт второго ребёнка. Перелёт  перенесла нормально. Туда и обратно её сопровождал муж внучки. От Англии в восторге, в том числе и оттого, как там живут инвалиды. Впечатлений уйма. Вернулась вдохновлённая.

 Читателям нашего журнала напомню, что Анна Павловна Язвина — известный в Обществе слепых человек.  Почётный член ВОС, «правая рука» тогдашнего председателя Бориса Владимировича Зимина,  она работала в аппарате Центрального правления с 1956 по 1986 годы, а в системе  — с 1952 года. Большую часть своей трудовой жизни была начальником  управления, которое формировало производственную  политику Общества. Природная проницательность помогала принимать верные решения. Она старалась  не совершать ошибок.   Её можно назвать организатором, практиком и идеологом одновременно. ВОС повезло, что именно такой человек руководил его промышленностью. А в 70-е годы она вместе с другими специалистами буквально выпестовала такое явление, как кооперация учебно-производственных предприятий с государственными заводами. Это партнёрство оказалось очень эффективным, принесло хорошие деньги, позволило совершенствовать производство, развивать социальную сферу, много строить, в том числе и жилые дома. «Мы жили, как короли», — говорила одна моя знакомая, вспоминая «звёздное время» кооперации.

 Редакция нашего журнала  в 70-е годы размещалась  на Новой площади, 14, в одном здании с ЦП ВОС. У нас был один коллектив и общие собрания. Я помню молодую красивую женщину в строгом деловом костюме, которая выступала почти  на каждом из них. Анна Павловна всегда стояла спиной к трибуне, поближе к залу и, глядя в глаза присутствующих,  говорила, естественно, без бумажек, такие слова,  которые  помнятся и сейчас, а тогда  заставляли  безгранично верить в  кооперацию как единственно возможный путь модернизации  восовской промышленности.

Рождена для больших дел

Но умница и отличница из Смоленска даже предположить не могла, что такое будет в её жизни. В школе она увлекалась литературой, перечитала всю русскую классику. Учителя и подруги были уверены, что Анна пойдёт в пединститут. А она была на распутье. Определиться помог случайный разговор с соседским парнишкой.  Молодой человек, студент Московского института инженеров транспорта, приехав домой на каникулы, стал хвастаться перед девчонками своим «крутым» вузом. Там и педагоги что надо, и общежитие великолепное, а Дом культуры вообще на всю Москву славится.  Почему именно слова о Доме культуры позвали в дорогу, Анна до сих пор объяснить не может. Может, душа интуитивно потянулась к прекрасному? А может, без промысла Божьего здесь не обошлось? Ведь и тогда было видно, что эта трудолюбивая, целеустремлённая девушка с боевым характером рождена для больших дел. Таков масштаб её  личности. В МИИТ поступила легко, без экзаменов, как отличница, пройдя только собеседование.

 Будучи студенткой познакомилась со старшекурсником Михаилом, который впоследствии стал её мужем.  Но прежде война разлучила их. Михаил получил диплом 23 июня 1941 года и в числе других выпускников сразу был отправлен на фронт. В октябре 1941 года институт эвакуировали в Томск. Молодые люди  встретились  в 1943-м, когда МИИТ вернулся в Москву, а Михаил, отлежав в госпитале после ранения, приехал в столицу за новым назначением. Его решили направить в Иран для обслуживания  дороги, по которой шли поставки военной техники и продовольствия из США по ленд-лизу.   (В переводе — «давать взаймы». Это программа помощи Америки Советскому Союзу, за которую потом наша страна  расплачивалась золотом. — Прим. ред.) Михаил настаивал, чтоб они с Анной поженились и поехали в Иран вместе. Но она только что приступила  к дипломному заданию и бросать учёбу не хотела. А он как человек военный не мог не подчиниться приказу. Выбор был непростой. Михаил сделал всё возможное, чтоб Анне дали академический отпуск и зачислили в его  воинскую часть вольнонаёмной. В Москву супруги вернулись в октябре 1945 года, а в декабре у них родилась дочь Ирина. Молодая мама возобновила учёбу и через год защитила диплом.

Сразу — в начальницы

Когда дочка подросла, встал вопрос о работе. Анна переживала, что  большой перерыв скажется на её профессиональных знаниях. Но обрести уверенность помог муж. Однажды, проходя по Пятницкой улице, он увидел на доске объявлений информацию о том, что УПК № 2  требуется начальник электротехнической лаборатории. Естественно, сорвал листок и принес домой: «Вот тебе и работа». — «Как, сразу начальником?» — испугалась жена. «Да, — ответил муж. — Ты справишься». С этим настроем  Анна  и пришла на УПК № 2. И только когда ей подписали заявление, робко спросила у секретаря: «А что такое ВОС?» Расшифровка  аббревиатуры смутила женщину. Но не остановила.

В двухэтажном кирпичном зданьице на Балчуге, 6  ей отгородили от коридора маленький уголок, и она стала заниматься испытанием электродвигателей. Через два года цеха, выпускающие электротехнические изделия, перевели  в только что построенное УПП № 8. Кстати, оно возводилось по распоряжению Сталина в числе других 10  предприятий для слепых. В новый корпус переселялись, не  останавливая производства, не снижая плана.  Анна Павловна говорит, что в этом большая заслуга главного инженера  О.К. Тер-Григоряна.

Уговорила целый завод, но «свои» не поняли

Молодую энергичную сотрудницу с явными лидерскими качествами на УПП заметили, стали нагружать по полной программе. Так, назначили по совместительству исполняющей обязанности начальника ОТК, а потом —  исполняющей обязанности начальника сборочного цеха.  Но биография этой женщины интересна не только  стремительным продвижением по служебной лестнице.  Она — человек ярких, неординарных поступков, которые совершала не ради славы, а по внутреннему естественному порыву, ради общественной пользы.

 Есть такое выражение — обстоятельства выше нас. Уже в самом начале своей карьеры она удивила руководство «восьмёрки» тем, что опровергла это утверждение.  Случилось так, что в цехе начались простои из-за непоставок электропроводов Рыбинским кабельным заводом.  Именно Язвину послали в командировку «выбивать» их.  Она пробовала отказываться — не могу, не сумею. Но её просто   посадили в грузовую машину и дали в руки наряд. Приехав в Рыбинск,  выяснила, что провод нужного сечения снят с производства. Что делать?  Возвращаться ни с чем нельзя —  «горит» план, за невыполнение которого в те годы применяли строгие санкции. Она никогда не занималась снабжением. На тот момент, может быть, это и помогло ей. Потому что, если бы она пошла  традиционным путём, сверху вниз по инстанциям, то увязла бы в бюрократических  процедурах. Но она  отправилась   в цеха  и отделы  к рабочим, мастерам, инженерам с просьбой помочь слепым. Красноречием её Бог не обидел, и  люди согласились поднатужиться, поработать сверхурочно и выручить инвалидов по зрению из Москвы. Через сутки провод нужного сечения уже был  в машине.

До конца квартала оставалось две недели. Теперь предстояло уговорить поднатужиться и своих рабочих. Это ей удалось. Она, как и все,  тоже  часами  не уходила из цеха, старалась помочь, чем может. В фартуке носила роторы из заготовительного цеха на второй этаж в сборочный. Лето тогда  выдалось жаркое, и она на свои деньги покупала рабочим мороженое, чтоб им полегче было. Свободно вздохнула, когда план выполнили.  Но руководство предприятия по-своему оценило этот трудовой порыв, посчитав, что раз «невозможное возможно»,  надо пересмотреть нормы выработки.  Коллектив  возмутился, обвинил Язвину в обмане. Не  выдержав несправедливости, она подала заявление об уходе.

Лучшее лекарство —  любимая работа

Никакие усилия руководства УПП  не могли заставить её вернуться. Тогда подключилось Центральное правление ВОС и, прежде всего, Борис Владимирович Зимин, который ранее уже имел возможность оценить организаторский талант А. Язвиной. О том, при каких обстоятельствах это произошло, наш журнал писал в феврале этого года в материале, посвящённом памяти Б. Зимина. К тому же грех было отпускать из системы человека, который сумел уговорить целый завод понять проблемы ВОС. Мудрый  Б. Зимин, видимо, сразу понял, что Анна Павловна — из тех редких натур, которые каким бы делом ни занимались, погружаются в него настолько, что им живёт уже каждая их клеточка, потому и был так настойчив. Да, Анна Павловна после долгих уговоров вернулась. Но не на УПП, а в аппарат Центрального правления, сначала — инженером, потом — старшим инженером, затем — начальником технического отдела.  Б. Зимин не ошибся. Неугомонная сотрудница не сидела в кабинете,  она рьяно «гоняла» по стране, пытаясь понять, наладить, развить. Однажды во время командировки в Свердловск простудилась. Болезнь была тяжёлая, с осложнениями. Врачи запретили любую перегрузку  и, оценив ситуацию, пригласили для беседы руководство, чтобы попросить хотя бы временно оградить пациентку от дополнительных поручений. Это было обещано. «Какой у вас замечательный начальник», — сказал доктор, выписывая больную. Но в аппарате все знали, что  лучшее лекарство для А. Язвиной —  не  щадящий режим, а любимая работа. Из больницы она вернулась уже начальником производственно-технического управления, а через три года после очередной реорганизации структуры её назначали начальником производственного управления. Правда,  справедливости ради надо сказать, что коллеги, особенно  заместитель Валентина Петровна Подерухина, старательно подставляли ей плечо, пока она окончательно не  восстановилась.

На «первых ролях»

 Недавно генеральный директор «Электротехники» Николай Михайлович Верин, вспоминая те годы, спросил у А. Язвиной:  «Вы так много сделали для ВОС.  Как вам всё это удалось?» А удалось потому, что «горела»  на работе и зажигала других, была умна, профессиональна, смела, порой дерзка, чувствовала цель и добивалась её.  Уже с первых дней своей деятельности в аппарате ЦП ВОС они с главным инженером Александром Наумовичем Квитко очень тесно работали с  Госпланом. Тогда без ведома этой организации нельзя было  потратить ни один рубль, произвести ни один винтик. Именно Госплан определял для каждого предприятия объёмы производства и номенклатуру изделий. Но предварительно нужно было аргументированно защитить показатели, которые будут планироваться.  Это дело требовало  не только знания производства, но и красноречия. Без сотрясания воздуха, однако, с чёткими логическими расчётами.  Здесь Анна Павловна была на «первых ролях».  И в том, что в народнохозяйственном плане страны появилась   специальная строчка, касающаяся промышленности ВОС,   её личная заслуга. По выпуску светотехнических изделий Общество занимало второе место по Федерации.   Удалось  добиться монополии на изготовление вело- и мотоспиц и ниппелей к ним. Да, волевым путём, но получилось же. А произошло  это так. Эту продукцию традиционно делали восовские предприятия, она хорошо шла и была востребована. Когда отстроилось Ступинское УПП, планировали часть объёмов передать ему. Но неожиданно выяснилось, что  спицы  для своих нужд  выпускают и автомотозаводы, хотя  они  не значились в их планах, там была лишь строчка «о других изделиях» без конкретизации. Обнаружив  это, Анна Павловна вместе с А.  Квитко  обратились к  заместителю председателя Госплана Федерации Мастерову за разъяснением и убедили его закрепить за незрячими эту продукцию.  И вскоре Мастеров  своим письменным указанием запретил  другим заводам выпускать спицы, оставив приоритет за ВОС.

С Обществом слепых тогда считались.  Оно находилось на самофинансировании, решало важную государственную задачу по трудоустройству и социальной защите инвалидов по зрению. Его представители были вхожи во все кабинеты Госплана Федерации и Союза, Госснаба СССР и его главков. Срочные вопросы решались быстро, без проволочек. Вот  один эпизод из жизни. Язвина звонит начальнику «Союзглавкабеля» Александру Тимофеевичу Ухарскому. «Он занят, у него важное совещание», — отвечает секретарша. «Вы передайте ему, что звонит Язвина. И он сам решит, брать ему трубку или нет». Через минуту раздаётся участливый мужской голос: «Что случилось, Анна Павловна?.. Да, я помогу». Ещё один пример. Совещание у начальника производственного управления Госплана Союза. Солидные директора электротехнических заводов недоумевают, почему к ним перестали поступать бытовые шнуры от незрячих. На все вопросы начальника разводят руками. И только Язвина, кстати, единственная присутствующая на совещании женщина, разобралась в ситуации. Из дальнего уголка переполненного зала раздался её уверенный голос.  Дело в том, что нормы расхода сырья и материалов для бытовых шнуров планировались восовским предприятиям. Наряды же на готовые изделия распределял «Союзэлектро». Но не напрямую потребителям, а  отправляя их производителям, которые и отоваривали наряды. Госплан изменил порядок, видимо, желая упростить процесс. Вот и вышла неувязка.  «Наконец-то я понял, в чём дело», — облегчённо вздохнул высокий чиновник.

Но не всегда встречи в верхах были  тихими и гладкими.  Бывали и «бури». Анна Павловна вспомнила, как трудно проходила    защита провода для светотехнических изделий  у работника Госплана Валеева. Человек с трудным характером, въедливый,  он  безосновательно придирался к представленным расчётам. Она  вышла от него  с тяжёлой головой, не могла понять, где находится. Вокруг прыгали, кричали от радости люди, а она  не  сразу сориентировалась, в какую сторону идти. Только добравшись до работы, узнала, что страна ликовала в честь первого полёта советского человека в космос. Это было 12 апреля 1961 года.

Профессионализм — прежде всего

 Когда пришла пора кооперации, забот прибавилось.  Поиск новых изделий требовал от сотрудников управления большого  профессионализма.  Чтобы определить, что именно годится для сборки, надо было хорошо знать возможности незрячих, разбираться в технологии, учитывать и долю труда инвалидов по зрению. Она должна быть больше 50 процентов. Десятки командировок, деловых встреч, переговоров, согласований.  Самое трудное Анна Павловна всегда  брала на себя. Сколько событий, фактов живут в памяти из того беспокойного времени… Разные характеры, взгляды, мнения — всё это надо  было учесть, проанализировать, что-то принять, от чего-то отказаться. Без твёрдости и даже жёсткости здесь не обойтись.  Но в этой эмоционально напряжённой, подчас мужской работе она не позволяла себе грубостей. Даже если кто-то не соглашался с ней,  она старалась уважительно относиться к людям, была корректна, интеллигентна. Таков её стиль общения и сейчас.

Власти с пониманием относились к курсу ВОС на кооперацию, всячески поддерживали эту инициативу. Анна Павловна рассказала, что когда в Брянске построили новый корпус и надо было подобрать изделие для новых площадей,  чтобы не переводить  туда старое верёвочное производство, именно она поехала решать этот вопрос. Первый визит, конечно, в совнархоз. В ведении этой структуры тогда находилась промышленность области. Как всегда, рассказала его руководству о важности труда для слепых людей, о том, что для них это не только деньги, но и поддержание человеческого статуса. «Магическая» речь подействовала. Воодушевившись, заместитель председателя совнархоза тут же в её присутствии обзвонил все подведомственные ему заводы. Это была «оборонка». Директора, поскольку у  Язвиной с собой не было допуска, лично вместе с ней прошли по цехам, чтобы она могла выбрать изделие, посильное для инвалидов по зрению.  Ну а дальше, по условиям договора, документацию, оборудование и оснастку под эту  продукцию завод, вступивший в кооперацию,   должен был передать восовскому предприятию. Это работа  трудная, ответственная.    Но  команда из ЦП ВОС выполняла её профессионально, не считаясь со временем. К счастью,  госзаводы тоже  ощутили  пользу  кооперации, ведь у них освобождались производственные площади, рабочие руки,  что тогда было очень актуально, и не препятствовали передаче. Могла бы помочь и информационная поддержка. Однако инвалидная тематика  тогда была закрыта для СМИ. Но… земля слухом полнилась.  «Сарафанное радио» быстро разносило сообщения о том, что незрячие —  надёжные и ответственные партнёры,   умеют  качественно работать, соблюдают сроки поставки. Это значительно ускорило процесс.

Новый статус учебно-производственных предприятий, которые благодаря кооперации стали своеобразными филиалами  крупнейших заводов страны, требовал нового подхода  к самой идеологии трудоустройства незрячих. Оно должно быть качественным, рациональным и нацелено на сохранение здоровья, прежде всего, остаточного зрения  инвалидов. Это предложение впервые высказал председатель Удмуртского правления А. Галеев,  его поддержал Б. Зимин. По заданию Общества слепых ЦИЭТИН разработал свою знаменитую таблицу, в которой для каждого глазного заболевания   определялся уровень комфортности труда.  Она рождалась в великих муках. Ведь надо было согласовывать технологические операции с медицинскими показателями. Порой мнения производственников и  медиков не совпадали.   Первые хотели сохранить операцию для незрячих, врачи, наоборот, утверждали, что  при данном заболевании её выполнение противопоказано. Но, в конце концов,  приходили к консенсусу. Таблица жила,  специалисты постоянно контролировали её выполнение. На УПП появились кабинеты здоровья, комнаты психологической разгрузки. Анна Павловна с учётом её интереса  ко всему происходящему в Обществе слепых и к этому делу приложила свой организаторский талант. Её авторитет был огромен. С ней советовались даже по таким мелочам, как выбор ручки для двери. Выматывалась очень. Домой приходила, как говорится, без ног. Чем снимала усталость и пополняла запас энергии, растраченной за день? Была ли у неё своя отдушина? Да. И это театр, который любит до сих пор. Старалась пересмотреть все новые спектакли, особенно русскую классику. Душа оживала в атмосфере  красивых театральных страстей. Ну как тут не вспомнить Дом культуры МИИТа?

Утешение — в самореализации

Сейчас у Анны Павловны другая жизнь. Нет госкооперации, нет таблиц ЦИЭТИНа и всего того, что с ними связано.  Она уволилась из ЦП ВОС в 1986 году и  с энтузиазмом стала помогать Б. Зимину писать книгу «От съезда к съезду» в надежде, что это нужно тем, кто придёт после них...  Но  стихийный рынок 90-х годов ураганом прошёлся по восовской промышленности, не пощадив и кооперацию. Конечно, в 90-е  каждый из нас чего-то лишился. Но когда заходит речь о том разрушительном времени, я почему-то сразу вспоминаю Анну Павловну.  На её пепелище —  не деньги, не имущество, а осуществлённая мечта, идея, родившая результат.  От этого ей мучительно больно до сих пор. Никто и ничто не может помочь ей «зализать» раны. Это та боль, которую время не лечит. Неужели всё то, чем жила, во что вкладывалась, было бесполезно? Отвечая на этот вопрос, она погрузилась в тяжелейшую депрессию. Но умная и сильная женщина  не сломалась. Она самостоятельно выбралась из тьмы уныния к свету, найдя утешение в том,  что «слова из песни не выкинешь». История — не компьютерная игра с абстрактными героями.  Её участники — реальные люди, их дела отпечатались в памяти и документах именно так, а не иначе. И кооперация, что бы сейчас о ней ни говорили,   в историческом  времени будет вечно жить как период процветания ВОС. 

Не желая  терять связь с Обществом слепых, Анна Павловна  стала одним из активных создателей  Совета ветеранов при Центральном правлении и сейчас продолжает участвовать в его работе...  Восовские историографы многое могут узнать из её рассказов.  Она  хорошо помнит всё: и фамилии,  и даты.

 Оглядываясь на прошлое,  осознаёт, что в профессиональном плане выложилась полностью и даже больше.  Личной жизнью тоже довольна. У неё прекрасная дочь Ирина Михайловна, она кандидат экономических наук, двадцать лет преподавала в Институте повышения квалификации ВОС. Мы все её хорошо помним и уважаем.  Внучка Маша — вообще уникальный человек. По профессии финансист.  Перебралась в Англию, содержит всю семью. Профессионал и трудоголик одновременно. Вся в бабушку. За неё очень держатся работодатели.

В двухкомнатной квартире у метро «Беляево» Анна Павловна сейчас живёт одна. Тоскует по общению. Семнадцать лет назад умер муж. Говорит, что после этого жизнь стала совсем неинтересной. Но в принципе она  не пессимистка...  И в  одинокой жизни сумела собрать вокруг себя людей, которые могут помочь. Организаторский талант поддерживает и сейчас.

Время унесло и друзей. Ушли Б. Зимин, М. Рейфман, Д. Дорош, А. Ермошин. «Мои друзья — это самое ценное, что я имела в жизни», — признаётся она. Но есть Нонна Куличёва, Усман Хафизов, Лев Либман, из более молодых — Алексей Шкляев,  и из ещё  более молодых  — Антонина Маховская. Звонят вдовы А. Ермошина, Д. Дороша, да и другие знакомые. Но всё равно от одиночества никуда не деться. Ведь телефонное общение не заменит живого.   Радуется, когда её приглашают на мероприятия в ВОС. Так, недавно председатель  МО «Нагорный округ» А. Шахманов позвал на встречу с ветеранами.  Председатель Московского городского правления А. Мошковский всегда даёт машину для этих поездок. Для неё это очень важно.

Годы  прибавили морщин, хотя она по-прежнему элегантная, стройная. И внешне очень напоминают молодую и стремительную активистку из 70-х.  До сих пор придерживается делового стиля одежды.  Всю жизнь носила строгие платья и юбки. Только недавно после  операций на тазобедренном суставе перешла на брюки. Косметикой никогда не пользовалась.  И так была яркой. Говорит, что сейчас можно было бы подкрасить губы, но не хочется.  Характер у неё тот же. Наступательный.  Свою правоту доказывает до последнего. Но при этом очень скромная, порядочная.  Считает, что никогда не умела любить себя больше, чем ближнего.  Могла ради пользы других отказаться от своей. По-прежнему способна на поступки. Вот даже в Англию отважилась слетать. Много читает. Выписывает газеты «Аргументы и факты», «Тверскую, 13», искренне интересуется тем, что происходит в стране и в Обществе слепых

Много лет назад А. Язвина фактически случайно пришла в ВОС. Но осталась здесь навсегда. Полюбила этот мир, и он ответил ей взаимностью. «Пуповина» не перерезана до сих пор», — признаётся Анна Павловна. В свой день рождения перед Новым годом она  приняла десятки телефонных звонков, цветов, телеграмм со всей страны. Поздравляли  бывшие коллеги, друзья, знакомые с пожеланиями здоровья и с благодарностью за самоотверженную службу в  ВОС.

Хотелось, чтоб нынешние читатели  тоже поняли, приняли и восхитились этой великолепной женщиной.  Она — действительно легенда.

Валентина Кириллова

 

В правлениях и местных организациях ВОС

Спасибо, что ты есть

Каждый год, 2 января, где бы я ни был, стараюсь позвонить Рифкату Гардиеву, чтобы поздравить его с днём рождения. Не потому, что он близкий мой друг, а просто был момент, когда мне за себя стало стыдно.

Начинался 1983 год. Встретили мы его очень весело, в большой и шумной компании в общежитии Елабужского УПП. Я тогда там работал, а Рифкат приехал к нам из Быкова, так как учился в то время в ИПК ВОС на факультете организаторов промышленного производства. Молодым читателям или тем, кто забыл, напомню, что Институт повышения квалификации ВОС —  предшественник нынешнего «Реакомпа».

Так вот, выходим мы днём 2 января из ресторана  (не подумайте, что мы сильно шиковали, просто ресторан в центре Елабуги днём работал как кафе: цены  вполне сносные и кормили хорошо) и Рифкат тихонько  мне говорит: «Сегодня у меня день рождения, а ведь никто даже и не вспомнил». Видимо, от растерянности я ничего умнее не придумал, как спросить: «Что, у тебя и правда сегодня день рождения?» Мне стало стыдно, ведь знакомы мы были довольно давно, да и дружили не первый год.

Приехал Рифкат к нам в Лаишевский интернат, по-моему, в шестой класс, я тогда учился в седьмом. Нужно, видимо, пару слов сказать о взаимоотношениях между двумя нашими классами. Собственно, их и не было — слишком уж мы разные. Если успеваемость у нас была выше средней, то дисциплина, что называется, хромала. Даже когда мы стали одиннадцатиклассниками, поведение наше нередко обсуждалось на общешкольных «линейках». Но зато уж если нужно было выступить на концерте, принять участие в соревнованиях, скажем, по волейболу или лёгкой атлетике, тут мы впереди всех.

Класс, в котором учился Рифкат, являл обратную картину: среди них не было отличников, если не считать его самого,  впрочем, как и двоечников, а поведение, может, и не было образцовым, но вполне сносным.

В их классе был парень, с которым мы дружили чуть ли не с первого класса. Звали его Володя Казаков. Мне нравился Вовкин характер, его коммуникабельность, желание — иногда даже, по моему мнению, гипертрофированное — помочь ближнему. Видимо, и его что-то во мне привлекало, хотя мы довольно сильно различались по темпераменту и даже, пожалуй, во взглядах на многие жизненные проблемы.

Не скажу, чтобы в школе мы дружили с Рифкатом. Я, конечно, знал, что он сильный математик, у него красивый почерк, несмотря на то, что зрение  его было весьма слабым. Вот, пожалуй, и всё, что я мог бы сказать о Рифкате тех лет.

Школу мы окончили, я поступил в Казанский университет, а через год с удивлением узнал, что аж трое ребят из следующего за нами выпускного класса стали студентами физмата пединститута. Конечно, порадовался за них: сколько учились мы в интернате, не припомню, чтобы сразу несколько слепых поступили в вуз, а из их класса ещё один выпускник стал студентом юрфака университета. Через год в Елабуге ещё один их одноклассник успешно сдал вступительные экзамены  на филфак местного пединститута.

Я, конечно, знал, что в их классе алгебру и геометрию любили, а учитель математики — Алексей Власович Архипов — был кумиром нескольких поколений слепых  мальчишек, учившихся в нашей школе. Будучи незрячим, был он очень мобильным: свободно ходил один по посёлку, летом на каникулах всей семьёй Архиповы ездили по стране — к родственникам, друзьям. О своих приключениях Алексей Власович красочно рассказывал нам, а мы, слушая его, понимали, что и без зрения можно добиться многого. Каким он был преподавателем математики, сказать не берусь, так как учился не у него, а у его жены — Надежды Викторовны, но, судя по тому, что трое ребят поступили на физмат, он не только прекрасно знал свой предмет, но и мог в доходчивой форме донести его до учеников.

Но вернусь к Рифкату. В институте учился он хорошо, хотя, если бы не мы, думаю, что успехи его в постижении наук были бы гораздо выше. И немудрено: ведь школу он окончил почти с золотой медалью, которую не дали ему, поставив «четвёрку» по физкультуре.

Одним из главных отвлекающих от занятий Рифката был я. В один субботний вечер, когда он был ещё первокурсником, я от нечего делать позвал его в актовый зал университета. На занятиях краем уха я слышал, что там вечером должен был состояться какой-то концерт.

Когда мы подошли к главному университетскому зданию, народу там было уже довольно много. С некоторым трудом в зал мы всё-таки пробились. Оказалось, что мы попали на концерт, посвящённый 10-летию университетского клуба самодеятельной песни. Концерт нам очень понравился. Я и раньше был на подобных мероприятиях, а для Рифката оно стало своеобразным открытием.

С того дня он буквально «заболел» бардовской песней. Мы старались не пропускать ни одного вечера бардов, где бы он ни проходил. На выступление  Александра Городницкого мы поехали с магнитофоном «Дайна». В молодёжном центре, в котором состоялся концерт, нам пришлось искать электрическую  розетку, так как магнитофон работал только от электросети. Мотор у «Дайны», если кто помнит, нещадно тарахтел. Нашим «оператором» был Рифкат. Несколько ребят пришли с транзисторными магнитофонами и смотрели на нашу «Дайну» с немалой иронией.

Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. На том вечере мы познакомились с заведующим фонотекой клуба самодеятельной песни при молодёжном центре. С его помощью за несколько лет мы собрали довольно нехилую коллекцию бардовской музыки.

В 1977 году в Казань приезжал Владимир Семёнович Высоцкий. Не знаю, как Рифкат, но я не считал себя большим поклонником его песен. Тем не менее, мне было понятно, что на его концерт надо сходить в любом случае, и так совпало, что мы были на выступлениях Владимира Семёновича аж дважды за один день, правда, для этого пришлось пожертвовать занятиями в университете и в институте.

Вообще, мы старались, чтобы ни одно сколько-нибудь заметное явление в культурной жизни Казани того времени мимо нас не проходило, будь то концерт заезжих эстрадных звёзд, новый кинофильм или премьера в ТЮЗе. Поскольку учился я на историко-филологическом факультете, читать мне приходилось очень много разной литературы: от произведений  В.И. Ленина до  «Декамерона».

Основную часть книг, изданных по Брайлю, я старался читать в библиотеке, так как носить их в общежитие не было ни сил, ни желания. И вот ко мне в читальный зал каждый день приходили Володя Казаков и Рифкат. Работники библиотеки нас так и называли — «три мушкетёра». Как-то так вышло, что за годы учёбы мы с Рифкатом  сдружились  больше, чем с Вовкой Казаковым.

После занятий в университете я, как правило, приходил к ребятам в общежитие и всё свободное время проводил с ними, домой возвращался  около двенадцати часов ночи.  Часто до моего общежития провожал меня Рифкат. По дороге мы, естественно, много говорили. А по вечерам ходили в магазины покупать продукты. Ходили подолгу, не торопясь.

После получения дипломов все мы, кроме Володи Федорина, из Казани уехали. Мне предложили работу в клубе Бугульминского УПП (я стал его директором), а Рифкат и Володя Казаков остались верны своей профессии — поехали преподавать в вечерние школы: Володя — в Бугульму, а Рифкат — в Альметьевск.

Через два года я уехал к отцу в Елабугу, потом Рифкат учился в Быкове, поэтому встречались мы всё реже и реже. После учёбы в ИПК ВОС в Альметьевск Рифкат не вернулся, его направили в Чистополь, где он до сих пор и работает председателем местной организации ВОС.

Сколько я его знаю, он всё время находится в духовном поиске. Ещё в студенческие годы, несмотря на загруженность, он много читал, не просто слушал корифеев авторской песни, но легко цитировал и Визбора, и Дольского, и других известных бардов.

В конце 90-х я с удивлением узнал, что Рифкат начал писать стихи. Когда это у него началось, не знаю, по крайней мере, в студенческие годы я об этом даже не догадывался. Сейчас он уже выпустил несколько сборников. Самое удивительное: стихи он пишет на двух языках — на русском и татарском. Вообще, в людях я ценю больше всего то, чего сам не сумею сделать. Могу, конечно, срифмовать пару предложений, но мне самому это вряд ли понравится, не говоря уже о других. А владеть двумя языками? Можно и два выучить, и даже больше, но это — в теории, а на практике никак не получается.

А ещё Рифкат увлёкся моржеванием. Зимой вместе с сыновьями, а их у него двое, он идёт на Каму и купается в проруби. Тут я и теоретизировать не буду, потому что  и летом-то в воду далеко не захожу, а чтобы зимой?..

В 2001-м  я практически случайно попал на «КИСИ» как участник художественной самодеятельности, но меня это так захватило, что, сколько будет «КИСИ» существовать, столько я и буду в этом всём участвовать. Ещё в школе  всегда принимал активное участие в разного рода викторинах, а уже гораздо позже начал звонить на радио, чтобы поучаствовать в интеллектуальных играх.

Как-то в конце 2002 года Владимир Дмитриевич Бухтияров сказал мне, что весной следующего года в Казани будет проходить первый открытый кубок «КИСИ». Я тут же позвонил Рифкату, чтобы сподвигнуть его на создание команды. Новость о кубке его порадовала, но вот о создании коллектива говорил он без особого энтузиазма. Тем не менее, уже перед самой поездкой в Казань я узнал, что команда из Чистополя играть будет.

Меня удивило и обрадовало, что на открытии кубка зал в Казанском КСРК был полным. Времени для общения у меня и у Рифката — двух капитанов — было катастрофически мало, встречались мы урывками. Столкнувшись около сцены, Рифкат только успел пошутить:

— До встречи в финале!

Мы, конечно, посмеялись, но, во-первых, не один Рифкат высказывался в подобном духе: это же предположение высказал и наш друг Володя Титов, а во-вторых, оно сбылось, и в финале встретились две наши команды.

Игра была равной, а подвёл нас вопрос о тезаврации. Ну, не знали мы, как, впрочем, и чистопольцы, что это такое, и в результате кубок завоевали «Провинциалы» из Чистополя.

Пока, к сожалению, победа в открытом кубке «КИСИ» — единственный крупный успех чистопольцев, но я уверен, что главные достижения у них ещё впереди. Зато Рифкат с 2007 года является единственным магистром «КИСИ». Теперь мы, что называется, «дружим командами». Правда, встречаемся в последнее время очень редко: сначала «отсиживались» чистопольцы, а теперь и мы на «КИСИ» редкие гости.

В середине 2008 года я вдруг случайно узнал, что в голосовом чате «Вентрило» проходят игры «Что? Где? Когда?» Естественно, захотел в них участвовать. Компьютер к тому времени уже приобрёл, правда, пользователь я был ещё, мягко говоря, начинающий, но ребята помогли мне настроить голосовой чат, и с осени я стал слушать игры. А почти сразу после Нового года мне предложили создать свою команду. Одним из первых, к кому я обратился, был, естественно, Рифкат. Он не только с удовольствием согласился участвовать в играх, но и очень активно включился в процесс формирования команды.

Мы сначала думали, что легко создадим сильный коллектив. Опирались на знакомых, тех, кто играет в «КИСИ». По персоналиям команда наша выглядела весомо: в ней было аж 3 капитана  «КИСИ». Но успех пришёл к нам далеко не сразу. Это теперь наш «Транзит» уже двукратный чемпион «Что? Где? Когда?», а первый сезон мы завершили на предпоследнем месте. Со временем состав команды менялся, и из первых «транзитян» остались  я и Рифкат.

В январе моему другу исполнилось 55 лет. Много это или мало? Когда-то, в молодости, пятидесятилетних мы считали уже стариками. Мы взрослели, взгляды на жизнь и на людей менялись, но в душе, как это не прозвучит банально,  оставались всё теми же ищущими, как и 30 — 35 лет назад. Вот сегодня, только сел за компьютер и открыл электронную почту, увидел письмо по «Либ-тауновской» рассылке от Рифката, в котором он извещал всех заинтересованных  о том, что вечером собираются председатели и активисты местных организаций ВОС, и он, единственный из нас делегат двадцать первого съезда ВОС, расскажет  о том, как съезд проходил.

Я не решусь предположить, какими ещё гранями откроется перед нами Рифкат — математик, педагог, поэт,  председатель местной организации, капитан команды «КИСИ» и автор большинства  «визиток».

Владимир Савенков

 

Творческая высота      

От Баха — до «Барыни»

РОДНЯ

Магией душевных ожиданий

Истово владеет баянист.

Каждый, в откровении признаний,

Вещими мелодиями чист.

Чувствами сплетаемое чудо,

Слышащим — доступная среда:

Музыка всплывает ниоткуда

И перетекает в никуда…

  

Неподражаемый виртуоз буквально завораживает слушателей, вдохновенно манипулируя задушевными народными мелодиями и сложнейшими пассажами великих композиторов. За молниеносными переборами Вениамина Прокопьевича Палецкого трудно уследить. Пальцы буквально порхают по кнопкам! Недаром он преклоняется перед гением Шопена и Баха, чьи произведения сам с удовольствием исполняет. Подобный репертуар свидетельствует о высочайшем профессионализме. В то же время кудесник звука имеет представление и о разнообразных течениях «высокого» рока. Ему нравятся даже некоторые «крутые» эстрадные композиции. Иногда он и сам поёт, обычно по «производственной необходимости», а тогда удивительно преображается — прямо на  глазах молодеет, сбрасывая груз пережитого. Следует заметить, что таинственные истоки его творчества крепли на сибирских просторах.

В многодетной семье Палецких первые три девочки были зрячими, но все они умерли в раннем детстве. Выжила только четвёртая дочь да единственный младшенький сынишка — оба с дефектами зрения.  Поневоле поверишь в мистическое предназначение, ведь в родах с «ущербной глазной генетикой» неизбежно возникает дилемма тягостного выбора. Что делать: сознательно рисковать здоровьем будущих детей или вообще отказаться от них? Слишком часто «потомственные слепыши» проклинают авантюрных предков, но встречаются и счастливые исключения.

Венечка  появился на свет в студёном ноябре грозного сорок первого года. В далёком от передовой Омске тоже  голодали и холодали. Эти житейские невзгоды закалили характер будущего провинциального вундеркинда, который получил в наследство от мамы с папой не только недуг, но и абсолютный слух. Мальчик немного видел до пяти лет, различал контрастные краски, а вот контуры предметов — нет. Яркие цвета он помнит до сих пор или это ему только кажется, ведь столько «глаукомной воды утекло», окончательно размывая туманные обрывки зрительной памяти. Сейчас у  него даже сны чисто «слепецкие», совершенно лишённые видеоряда. Большинству людей преимущественно снятся подвижные изобразительные образы, порой немые. У тотальников со стажем всё наоборот: причудливые отражения бессознательного они, как и в реальности,  воспринимают  через прикосновения и звуки, а  иногда  и запахи. Свои нестандартные ощущения инвалидам по зрению сложно внятно объяснить людям со «смотрящей психологией». Возможно, именно поэтому пропасть недопонимания между «тёмными странниками» и остальными гражданами так глубока, впрочем, музыка  позволяет наводить мосты чувственного единомыслия.

  Инструменты и при Сталине были не дешёвыми, но даровитому мальчику заботливые родители их всё-таки покупали. С пяти лет он играл на гармошке, с семи — на баяне и домбре, потом освоил аккордеон и фортепиано. Сравнительно недавно к его арсеналу добавился и синтезатор. Первоклассник уже пробовал аккомпанировать вокалистам и постигал тонкости мастерства в оркестре народных инструментов, а с  тринадцати лет на каникулах подрабатывал в пионерских лагерях. В составе  трио, вместе с отцом  и сестрой, рано начал   приобщаться к мировой классике. Окончив восьмилетку, он поступил в Омское музыкальное училище, в котором ему впоследствии  довелось преподавать. Кстати, будучи ещё студентом  он руководил самодеятельным хором, а его ближайшие родственники пели в нём. Получается, что своеобразная семейственность имела важное положительное значение в творческом совершенствовании молодого человека, да и сейчас положение не слишком изменилось, просто теперь это относится к другим преданным «проводникам по жизни».

  Фортуна частенько бывала к нему благосклонна. Однажды в  общежитие Гнесинского института вместе с братом заглянула зрячая москвичка. Её сердце быстро покорил целеустремлённый сибиряк, не куривший и выпивавший только по большим праздникам в хорошей компании. Молодые люди сблизились, им уже не хотелось расставаться. Отношения развивались стремительно. Вскоре они стали жить под одной крышей, так как её квартира располагалась неподалёку от вуза. Сама собой решилась проблема посещения занятий. После института Палецкий несколько лет проработал по распределению в Омске, а когда вернулся в столицу, молодые люди поженились. Евгения Михайловна стала подлинным ангелом-хранителем мужа и 40 лет его поддерживает. В начале супружеского марафона настоящим подарком судьбы было рождение зрячего сына. Константин пошёл по материнской линии: тоже работает раскройщиком в швейном производстве. Себе всегда сам шьёт. Зато незрячий племянник продолжил традиции семьи. Окончив  Омское музыкальное училище, как и дядя по классу баяна, он теперь создаёт отличные компьютерные фонограммы.

СНАЧАЛО БЫЛО СЛОВО

  Некоторые ретивые реабилитологи и даже незрячие оптимисты на полном серьёзе  утверждают, что «продвинутые» тотальники могут всё! Нужно только освоить подходящие методики, раздобыть современные тифлоприборы  и потренироваться хорошенько! Тогда инвалиды по зрению в прямой конкурентной борьбе на дистанции будут обходить зрячих! По-моему, подобный энтузиазм — это такое же преувеличение, как и  очень сомнительный  «научный факт» ещё советского производства, что без зрения Homo sapiens лишается доступа к  90 процентам информации. Видимо, «золотая середина» как раз затерялась где-то между крайними точками зрения на слепоту. 

Вот и жизнь «Заслуженного артиста Республики» В.П. Палецкого  полна противоречий: с одной стороны, трагедия ранней потери  зрения и определённая зависимость  в быту от родственников, друзей и сослуживцев, в том числе в передвижениях по мегаполису, а с другой — потрясающее исполнительское мастерство, всенародное признание  и семейное благополучие. Кстати, своё ещё «социалистическое» почётное звание он получил одним из последних, ведь президент РСФСР Б.Н. Ельцин подписал Указ о его присвоении в Кремле незадолго до официального развала Советского Союза, как раз 20 лет назад. Вскоре из государственной аббревиатуры исчезли обе значимые заглавные буквы «С». Символично, что это событие произошло именно в ноябре «зеркального» 1991 года, который стал переломным в мировой истории. Так весомо и очень своевременно были отмечены достижения в области искусства тогдашнего солиста-баяниста Музыкально-эстрадного объединения МГО ВОС.

Путь познания и становления был одновременно изнурительным и замечательным. Сначала Веня получил среднее образование в специальной школе-интернате. Там было достаточно спокойно и комфортно. Впрочем, в первые недели напрягали ребята, которые, как это принято у слепых, знакомились с новичком на ощупь. Метод Петрика из повести Владимира Галактионовича Короленко «Слепой музыкант» не устраивал стеснительного паренька. Он считал, что прикосновения допустимы лишь при доверительном общении близких людей. Тогда  они играют важную роль. В обычных условиях предпочтительней полагаться на иные надёжные ориентиры, прежде всего, акустические, ведь просто  идя рядом с говорящим спутником, можно довольно точно определить его рост и комплекцию, а  по походке оценить самочувствие и настроение. Разумеется, «детальному изучению окружающей среды» способствуют танцы. Многие инвалиды любят это во всех отношениях полезное и приятное занятие, правда, обычно выходят в круг лишь при наличии внимательной «ведущей дамы» и в знакомой компании, например, в санаториях ВОС. Естественно, Баянист с большой буквы не должен быть вальсоненавистником, но ему и поныне всё-таки чаще приходится играть на вечеринках и торжественных мероприятиях, а не плясать с девушками, поэтому изящество сольных па оставляет желать лучшего. Таково уж предназначение  «первого парня на деревне», даже если он слепой горожанин до мозга костей.

Хотя в окружении Вениамина Палецкого преобладали незрячие родственники, соседи  и одноклассники, он  довольно легко адоптировался в мире видящего большинства. В училище и Государственном музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных к нему  хорошо относились. Студенты провожали в аудитории и диктовали ноты. Бывало, и слепой однокурсник им что-то объяснял, потому что лучше схватывал на слух. Завязывались взаимовыгодные отношения.

На практике почти все тотальники обладают особым «речевым анализатором». Словно опытные спортсмены или актёры, они тонко чувствуют партнёров. Для инвалида по зрению, а тем более музыканта, очень важен дебютный звуковой контакт. Первое впечатление обычно безошибочно и подтверждается впоследствии. В индивидуальной манере говорить и словарном запасе отражается сущность человека. Если при общении  вслушиваться в тембр и еле заметные оттенки голоса, сразу становится ясно, как настроен собеседник, даже улыбку или хмурый взгляд можно распознать.

Вообще-то со звуками, а тем более буквами нужно быть на стороже. В карьере музыканта Божьей милостью встречались  и филологические курьёзы. Вместо того чтобы обратить внимание на  профессиональную символичность значения его типично «пальцевой фамилии», её почему-то довольно часто переиначивали в «полевую» — Полецкий. Чередование гласных  провоцировало путаницу. Небрежные чиновники и самонадеянные журналисты из авторитетных средств массовой информации регулярно грешили ошибками  в словесности, но природный интеллигент терпел, продолжая восхождение на Олимп реализованного  призвания.

ВЕНЕЧКА НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Уже два десятилетия Вениамин Прокопьевич Палецкий является ценным кадром Культурно-спортивного реабилитационного комплекса ВОС. Разумеется, коллектив и администрация начали заранее готовиться к семидесятилетию уважаемого ветерана. Их совместные усилия принесли плоды. 14 декабря гостеприимный и уютный зал на Куусинена, 19а был заполнен до отказа, а эмоциональный градус творческого вечера ожидаемо повышался. Почти трёхчасовое действо выплеснулось далеко за сценарные рамки. Яркие концертные эпизоды сменялись монологами благодарных поклонников незаурядного таланта. Очень многие соратники по ремеслу, члены творческих коллективов и просто меломаны захотели лично и прилюдно поздравить виновника торжества, в дрожащем голосе которого слышалось неподдельное волнение.

  Стержнем всей программы был маэстро, который живо реагировал на всё происходящее, с юмором отвечал ораторам, вспоминал значимые или забавные случаи из гастрольной и педагогической практики, а главное — постоянно брал в руки баян, подтверждая неувядающее  мастерство солиста, аккомпаниатора или участника коллектива. Знатоков музыки в очередной раз потряс «пронзительный» интеллект кумира, который совершенно непринуждённо импровизировал на ходу, придумывая неимоверные вариации. Интересно, что большинство старинных друзей и собратьев по ремеслу упорно называли маститого корифея попросту Венечкой, а он с удовольствием откликался на фамильярно-ласковое обращение. Возможно, на такое раскованное поведение повлияла доверительная обстановка  долгожданной встречи талантливых единомышленников.

  Особенно запомнился обширный блок Музыкально-эстрадного реабилитационного центра, директор которого Алексей Черёмуш предложил юбиляру блеснуть в цыганской композиции. Зрители убедились, что русский народный инструмент изумительно сочетается с акустическими гитарами, даже при исполнении произведений такого сложного жанра. Проникновенно прозвучал экспромтный дуэт мэтра и  тоже заслуженной артистки Ольги Четоевой. Видимо, песенная «Рожь» вдохновила слепого универсала на демонстрацию недюжинных вокальных способностей. Далеко не всем профессиональным певцам и после многочисленных репетиций удаётся так слаженно и задушевно исполнить парный номер. Данный маленький шедевр оказался приятным сюрпризом для всех, включая и обаятельную партнёршу. Кстати, в последнее время дополнительной концертной площадкой для Вениамина Прокопьевича стал  знаменитый московский ресторан «В темноте?», где он на электронном баяне аккомпанирует незрячим звёздочкам МЭРЦ.

  Хочется заметить, что в трудные годы Палецкий не брезговал подрабатывать в подземных переходах и на вокзалах. Волнительным примером популярного «уличного» репертуара стал зажигательный «Чардаш», исполненный им вместе с балалаечником Николаем Александровичем Стеблиным.

  Музыкальный подарок преподнёс преподаватель компьютерный аранжировки КСРК ВОС Александр Пивень. Им стала популярная песня с лирико-философским текстом: «Я часто время торопил, привык во все дела впрягаться. Пускай я денег не скопил: мои года  — моё богатство!» Вениамин Прокопьевич мгновенно среагировал на содержание хита: «В моей жизни всё складывается, как здесь сказано, но я ни о чём не жалею, потому что на мою долю досталось множество интересных событий и чудесных мелодий. Я действительно счастливчик, ведь меня всегда окружали прекрасные люди!» Его сын со сцены подтвердил откровенное заявление отца.

  Неудивительно, что в  адрес юбиляра поступили восторженные поздравительные телеграммы даже из Германии и США, а Центральное правление наградило его знаком «За заслуги перед Всероссийским обществом слепых» первой степени. Кроме того, повелителю гармонии была вручена памятная медаль, изготовленная в единственном экземпляре. На ней, одинаково доступные взглядам и осязанию, выделяются контуры любимого «орудия труда» и рельефные надписи. Знаменательная дата выполнена по Брайлю.

  Художественный руководитель КСРК ВОС в своём приветствии подчеркнул, что персонально для Вениамина Прокопьевича  был приобретён многотембровый готововыборный концертный баян, который по цене сравним с автомобилем. На уникальном изделии, созданном по специальному заказу,  играет исключительно маэстро. Заслуженный работник культуры РФ   Т.К. Хаялетдинов, так же как и В.П. Палецкий, в своё время немало постранствовал на теплоходах по отечественным рекам в качестве партнёра массовика-затейника и поэтому на собственном опыте знает, каким действительно тяжёлым бывает инструмент и как много зависит от его возможностей.

  Статусный народный театр звука «Русская рапсодия» под руководством Валерия Кораблёва  по традиции показал оригинальную композицию с применением современных достижений техники звука. Программу красила заслуженная артистка России Галина Кулюкина. Хор русской песни КСРК ВОС под руководством Николай Забенькин, совсем недавно отметивший собственное сорокалетие, тоже занял достойное место в ожерелье праздничных номеров. Это закономерно, ведь его многолетним концертмейстером является неувядаемый любимец публики, что благотворно сказывается на состоянии коллектива.

  Разумеется, не обошлось и без особо пестуемого детища седовласого Венечки. Превосходно вышколенный ансамбль «Русская мелодия» на подмостках «зажигал» вместе с «отцом-основателем», который немного смущался, слушая в свой адрес очередные стихотворные похвалы, впрочем, на качестве музыкального сопровождения это не сказывалось. Из песенного поздравления задорных артистов стало ясно, что их искренне обожаемый лидер не имеет себе равных и является «надеждой» всей художественной самодеятельности Общества слепых. Так было, есть и пусть будет!

Пальцами притрагиваться к нотам

Издавна Палецкому дано.

Творчество, пропитанное потом,

Мастеру лелеять суждено.

Славное искусство виртуоза

Трепет вызывает у других.

Рифмами разрубленная проза

Радует поклонников своих.

             Владимир Бухтияров

 

Память сердца

Наш гений!

Надеюсь я – придёт пора,

И выше всех Кавказских гор

Воздвигнут будет пьедестал,

Чтоб на него Учитель встал.

И каждый, как святой обет,

Мог про себя сказать: «Варпет!

Тебя я в жизни не предал

И всё, что есть,  другим отдал!»

Эти слова высечены на надгробье С.А. Мартиросяна.       Мои одноклассники называли его САМ: Станислав Александрович Мартиросян. В семье и среди друзей обращались к нему Славка или Славик, а в Москве среди директоров спецшкол тогда Советского Союза к нему приклеилось кем-то брошенное — наш гений!  Вот таким он и вошёл в историю: непревзойдённый авторитет, родной и близкий человек, талантливый профессионал, заслуженный учитель РСФСР, директор Верхнепышминской школы-интерната для слепых и слабовидящих детей.  

Только сейчас, проработав в школе 30 лет и 14 из них — директором (он трудился здесь 26 лет, из них 19  — директором), я могу себе позволить  оценить всё то, что сделал Станислав Александрович, и насколько это значимо сегодня для нас, для школы. Только сейчас я в полной мере понимаю, как  было сложно  возвести никому неизвестную школу в провинциальном городе Верхняя Пышма на мировую высоту и надолго закрепить там её позиции.

Станислав Александрович просто чётко знал, причём не по книгам или курсам, какой в идеале должна быть школа для слепых и слабовидящих детей. Он непреклонно верил в потенциал  своих учеников. Тифлопедагог и по образованию, и по призванию, он, как гениальный шахматист, точно просчитал шаги перспективного развития школы на многие десятки лет вперёд, да так, что и жизни не хватило осуществить все планы.

В двадцать первом веке мы всё ещё доказываем, что для слепых и слабовидящих детей, так же как и для всех, должны быть гимназии или лицеи. А Станислав Александрович в семидесятых годах прошлого века практически создал такую политехническую школу. Четыре профиля обучения: математический (программисты-вычислители), гуманитарный (школа юных филологов и историков), медицинский (массажисты) и рабочие профессии для предприятий Общества слепых. Школа, в которой любой ученик, приехавший из различных мест Советского Союза, помимо образования, может выбрать себе профессию или профиль обучения, неизбежно должна была стать известной. Когда в 1972 году я приехала сюда, меня зачислили в 10 «з» класс, столько же было и 11-х. В Верхнюю Пышму съезжались ребята из всех областей России и стран, как сейчас называют,  ближнего зарубежья, чтобы получить профессию.

Школа обязательно должна быть достойным конкурентом лучшим массовым общеобразовательным как по содержанию, так и по обеспечению, для того чтобы слепой ученик понимал, что он не хуже других, а в чём-то даже и лучше!  Достаточно только перечислить: телевизионный класс (что-то наподобие компьютерного), фонозал для прослушивания «говорящей» книги (самые первые магнитофоны были у нас), машины для занятий математиков по программированию, массажный кабинет и т.д. В 1976 году был построен киноконцертный зал «Мечта», такого  до сих пор нет ни в одной школе.   В короткие сроки построено четырёхэтажное здание спального корпуса. В проекте так и осталось строительство спортивно-оздоровительного комплекса с бассейном и гостиницей. Станислав Александрович создавал школу как адаптивный комплексный центр, в котором каждый ребёнок, развиваясь, чувствует себя как дома.

В 2011 году многие общеобразовательные учреждения ещё мечтают о  предприятиях или сотрудничестве с производством.  А в 1968 году ученики нашей школы участвовали в строительстве собственных мастерских,  а потом двадцать лет по договору с производственным объединением «Радуга» изготавливали там упаковочную коробку для металлической игрушки, зарабатывали по тем временам очень большие деньги и имели свой лицевой счёт. Сейчас даже представить себе сложно, что такое было возможно, не говоря уже о реальности настоящего  производства в школе для слепых и слабовидящих детей. 

О высокой сознательности и воспитанности говорит тот факт, что учащиеся по решению общего собрания коллектива не требовали эти деньги каждый себе в карман, а на совете командиров открыто занимались их распределением. Тратили на самые важные вещи:  покупали интуристовские путёвки для лучших комсомольцев, наглядные пособия и дорогостоящую аппаратуру, вплоть до  стола и кресла в кабинет директора.

Станислав Александрович подходил ко всему с самой высокой меркой, что и требовал от учащихся и сотрудников. Тщательно согласовывая свои идеи с наукой, заставлял педагогов описывать практический опыт. Одновременно, также на самом серьёзном уровне, обсуждал темы развития школы с учениками, обучая их быть ответственными за свои мечты. 

Школа всегда являлась научно-методической экспериментальной площадкой для нескольких ведущих институтов и лабораторий страны  по развитию тифлообразования. Мы привыкли жить и работать в режиме эксперимента, и это тоже заслуга Станислава Александровича. Он считал своим долгом заниматься развитием всей системы образования слепых и слабовидящих детей. В Верхнюю Пышму отовсюду приезжали за опытом и для исследовательской деятельности. На базе школы защитились свыше дюжины кандидатов наук по различным направлениям. Каждый год у нас работали практиканты с его родного дефектологического факультета Ленинградского государственного педагогического института имени Герцена, который он сам  окончил в 1961 году. На такую же практику, будучи студентом, он сам приезжал в Малый исток (школа тогда располагалась там), может быть, тогда у него и зародилась любовь к детям, которым посвятит он всю свою жизнь.

Ученикам казалось, что Станислав Александрович в школе был всегда, он мог появиться в интернате ночью, мог оказаться где угодно,  иногда в его окнах горел свет, когда ребята уже вставали рано утром.  На уроках литературы и обществоведения, которые он вёл, ученики  заслушивались, забыв про звонки и отметки.   На сцене он блестяще читал стихи, чаще всего, любимых Блока и Есенина. На лектории по международной политике старшеклассники и рабочие всего города получали ответы на самые сложные вопросы.  В  студии звукозаписи, которую он полностью доверил детям, мог с ними попеть. На футбольном поле — попинать мяч, а в шахматах был настолько азартен, что  психологически всегда выигрывал у соперника. Стихи из-под его пера возникали мгновенно, как зарисовки. Строчки писал на чём попало, где придёт мысль, поэтому сохранилось их немного.

Он привозил  для выступления перед коллективом учащихся и сотрудников удивительных гостей, которые вообще редко посещают школы: это актёры кино и театра, писатели, музыканты, лекторы-международники, профессора институтов, целые симфонические оркестры.

Чтобы сделать жизнь ребят ещё более насыщенной, самостоятельной, творческой, Станислав Александрович в 1969 году отправляет в Подмосковье двух завучей — Т.И. Устинову и А.К. Мяконьких — к самому Семёну Афанасьевичу Калабалину (прототип  «Педагогической поэмы»), чтобы они из первых уст узнали, что такое воспитательная система Макаренко и насколько применима она в школе для слепых и слабовидящих детей. 

Спустя год, система Макаренко, конечно, в адаптированном варианте, существовала в школе. Представьте, как трудно было разбить всех учащихся  на разновозрастные отряды, а это ведь не просто дети, и ученики с плохим зрением, требующие индивидуального подхода. Но самоуправление настолько захватило ребят, что о себе не думал никто — все работали на общее дело. До сих пор основа системы Макаренко жива в школе, наполненная новым содержанием. Мы не можем найти лучшую ей замену, что свидетельствует о верности выбора и правильности её построения педагогами тех лет.

Семидесятые и восьмидесятые годы истории нашей школы не случайно отмечены как наивысший подъём в развитии.  Это были самые плодотворные годы на идеи и  их воплощение.

Благодаря достижениям этих лет, в 1978 году Станислав Александрович как лучший директор школ для слепых и слабовидящих детей представлял нашу страну во Франции на форуме, организованным ЮНЕСКО при ООН, с докладом  на тему: «Социальная реабилитация и социальная адаптация слепых детей в СССР». Там ему была вручена большая юбилейная медаль Луи Брайля.  Это было грандиозное событие для школы, выход на международный уровень. Получив такой мощный заряд положительной энергии, школа ещё  выше подняла планку своих достижений. Многочисленные победы во всесоюзных спортивных соревнованиях,  зональных смотрах художественной самодеятельности, поездки по всей стране с экскурсиями, участие во Всероссийских педагогических чтениях — всё это было возможно.

Кто бы мог подумать тогда, что 26 марта 1987 года всего лишь в 48 лет Станислава Александровича не станет, и вся жизнь школы разделится надвое: с ним и без него…

Оказалось, жизнь всего в полвека сложится,

Но навсегда войдёт в сердца людей!

Я всё время пытаюсь ответить себе на один вопрос: откуда в Станиславе Александровиче это глубокое понимание слепого ребёнка и того, что ему необходимо. Откуда была эта твёрдая уверенность, что надо именно так, а не иначе?  До института он о слепых не знал ничего, но в 23 года, начав карьеру педагога, так смело и решительно воплощал свои идеи, как будто работал по заранее задуманному проекту.

Самое удивительное, что всё формировалось так же, как у всех, три великие главы жизни по Горькому: «Детство», «В людях», «Мои университеты», но только каждый прочитывает и проживает эти главы по-своему.

Станислав Александрович Мартиросян родился 26 мая 1938 года  в городе Алма-Ате. Вскоре после его рождения семья переехала  на Украину, в город Кировоград. Мама Ашхен — врач-педиатр, маленькая хрупкая женщина, тяжёлые военные годы  заведовала домом ребёнка. Когда был захвачен  Кировоград, ей с большим трудом удалось эвакуировать детей в глубь страны, увозя их по железной дороге на открытых платформах. Среди них  был и маленький Слава. Какое-то время он жил у родственников в Армении. А когда маму перевели в Луганск, освобождённый от фашистов,  Станислав Александрович вместе с ней переживал тяготы создания нового дома ребёнка для сирот, оставшихся в войну без родителей. Вот откуда эти крепкие корни преданности обездоленным детям, стремление отдать им всё, что имеешь.

С людьми ему всегда везло. Отчим, которого Станислав Александрович очень уважал, заменил  отца. Никогда не жалел он о времени работы на Луганском тепловозостроительном заводе. Прожить в Ленинграде на скудную стипендию молодому парню помогли тоже хорошие знакомые, которым мама доверила своего сына.

Во время учёбы Станислав Александрович всё время был в центре событий: студенческое научное общество, редакционная коллегия газеты «Дефектолог». Все летние каникулы он проводил  вместе с однокурсниками на комсомольских стройках: осваивал целину в Казахстане, осушал болота в Карелии. После четвёртого курса  в числе лучших студентов-комсомольцев Ленинграда его направили на строительство всероссийского пионерского лагеря «Орлёнок» на берегу Чёрного моря. Все студенты, которые заканчивали строительство, стали вожатыми лагеря и принимали первых приезжающих на отдых детей.   

Его университеты научили быть первым, лучшим, преодолевающим любые трудности, работая в команде, отвечать за всех. Спустя двадцать лет, в своих стихах он напишет:

Стареть душой и сердцем нам нельзя,

Ведь детям дать ещё должны мы столько…

Ты будешь вечной пристанью для нас,

Наш институт на набережной Мойки!

Но наивысшим достижением, школой единомышленников, друзей стала для него команда ленинградских и свердловских студентов, которые, как и он, поехали в Верхнюю Пышму осуществлять свою мечту: создать самую лучшую школу в стране. Около двадцати молодых талантливых специалистов образовали тогда основной состав педагогического коллектива, 15  из них остались преподавать в школе навсегда. На их глазах он стал заботливым семьянином и любящим отцом. С ними он реализовал себя как директор, совершил реформу образования для слепых и слабовидящих детей в отдельно взятой коррекционной школе.  Впоследствии реформа стала возможной и в других школах России, но Верхнепышминская навсегда останется первопроходцем и передовиком  в этой области благодаря Станиславу Александровичу Мартиросяну. 

 С высоты прожитых лет можно сказать, что он практически сделал всё, что хотел, но и своим последователям оставил много идей.

Настоящим другом были и остались

С нами Ваши мысли, планы и дела.

Продолжать творить, как Вы мечтали,

Наше счастье и нелёгкая судьба!

Сейчас, когда школа носит имя Станислава Александровича Мартиросяна, в ней создан музей истории и тифлопедагогики, всех,  кто работал или учился в Верхней Пышме, называют мартиросяновцами, мы до сих пор путаемся во временах глаголов, когда рассказываем о нём. А если это так, то значит, он как будто где-то среди нас —  остроумный, энергичный, оптимистичный. Нам повезло, что у нас он был и есть, мы испытываем гордость, что это — наш гений!

Нина Шалган,

 ученица, коллега, и последователь С.А. Мартиросяна

 

Экстрим слепых

 ОПАСНЫЕ ВСТРЕЧИ

Зрячим я был без 47-ми дней 12 лет. И когда весной 1941-го, ночью, при полной Луне, зачарованно смотрел на цветущий фруктовый сад, не подозревал, что никогда не увижу снова подобного божественного чуда... Однако ж за тот благостный период жизни успел повидать города и деревни-сёла, поля, леса и степи, реки и озёра и многих-многих обитателей земли, воды и неба. И вот уже 70 перенасыщенных лет слепоты. Ясная пока что память хранит образы и впечатления далёкого непоседливого пацанства и восприимчивой, раздумчивой юности. Здесь хочется мне рассказать о любопытных эпи­зодах и опасных встречах в дикой природе именно той поры.

1938 год. Херсонщина. Лето. Мы с братом Володей и рыжим пёсиком Львом, бочоночком на коротких ножках, увязались за всегдашним нашим вожаком Павлом Козинским с его грязно-белым псом по кличке Куцый бродить по степи в поисках приключений. Павел плёлся вслед за своей шныряющей собакой метрах в 20-ти правее нас. Мы наблюдали за Львом, обнюхивающим травяной кустик. Вдруг из-за него буквально выстрелил в воздух заяц и, видимо, мгновенно оценив ситуацию, пошёл скакать в безопасном направлении. Куцый — за ним, Лев — от него! Мы: "Лев! Лев!" Но "лев" неуклюжими косыми прыжками удирал от зайца! Павло сгибался от хохота, мы чуть не плакали со стыда за нашего трусливого кумира. Понимая бессмысленность погони, Павло вернул Куцего. Заяц встал столбиком: спина к преследователям, голова — вполоборота, убедился: угрозы нет и исчез, будто провалился.

Мы, привычно обшаривая траву глазами, зашагали к Немецкому ставку. В одном из своих расска­зиков я упоминал, что наш Новозлатопольский зерносовхоз возник промеж немецким, еврейским и греческим сёлами. Немецкий ставок — это не пруд, а округлое озерцо, глубокое и чистое, с зарослями камыша и лилиями, с уймой диких уток. На нём я впервые увидел пару горделивых белых лебедей. По пути мы убили четырёх гадюк. Их в то лето развелось особенно много. Мне приходилось слышать об ужаленных этими шипящими ползунами, но лично сам видел лишь раз распухшую, походившую на непрозрачное с желтинкой стекло, ногу одной женщины. От наших босых стоп брызгали коричневые, зелёные и чёрные кузнечики, шмыгали серые и зелёные ящерицы, юркие и безобидные. Вот и озеро. У кромки бережка — почему же бездействует инстинкт сохранения у жадин? — лягушка трепещет перед живоглотом и даже не пытается улизнуть! Павло нас просветил: уж заморочил её взглядом! Он топнул ногой: уж шустро нырнул и появился на поверхности метрах в пяти от берега. Амфибия скакнула под кувшинку. Наше внимание привлекла коричневая степная чайка. Она уже дважды с тревожным криком, будто взывая о помощи, пронеслась над нашими головами до озера и, как по струне, обратно. Павло сказал: «Где-то тут близко её гнездо, и она чего-то боится». Мы двинулись вдоль линии её полёта, зондируя дол. Вскоре обнаружили гнездо, в нём, свернувшись в три кольца, на чайкиных яйцах «почивала» гадюка! Говорят, змеи отлично чувствуют вибрацию почвы даже от шагов человека. Почуяв опасность, тварь быстро уползла в густую траву, и ни камня, ни палки в округе размозжить ядовитую башку —  упустили.

Возвращаясь восвояси, навестили стадо. Пастухом был отец Павла. Он дремал в жидкой тени от одинокой кривой берёзки. Куцый, давно высунувший язык и часто дышавший, улёгся там же. Коровы мирно паслись, отмахиваясь от мух хвостами. Мы заспешили к нашему ставку, предвкушая купанье. Издали увидели — он пуст. Никого! Только от хаты Барахленко, одиноко торчащей в сотне метров от ставка, лиса неспешно «конвоировала» к ставку стайку кур! Если какая из них своевольно меняла маршрут, Патрикеевна — наперехват, и ослушница покорно присоединялась к  подружкам. Мы молча прибавили ходу. Наблюдали. Вблизи берега Патрикеевна — рывком на пленниц! Те всполошно заорали, взлетели врассыпную, две плюхнулись в воду. Лиса,  высоко поочередно поднимая передние лапы, будто ставила их на нечто твёрдое, враз нагнала менее расторопную «пловчиху» — цапнула за хвост. Курица закудахтала, взмахнула крыльями, рванулась… Критический момент! Мы засвистели, затопали ногами, замахали руками! Оглянулась, выронила перья. Выйдя на сушу, ещё раз глянула на нас. Мы были уже так близко, что видели даже цвет её глаз и выражение лёгкой досады: мол,   эк,  дурни,   помешали...  И неторопливой  трусцой — в степь. 

Наутро мы решили искать  её обиталище.  Куцый вихлял влево — вправо,  вспугивая сусликов.   Сегодня  Павло не  позволял Куцему увлечься ими. Пробежались за земляным зайцем песчаного окраса, маленькие ушки-метёлки на длинном хвосте, кажется,  в науке их именуют тушканчиками. Побродили изрядно, прежде чем нашли искомое. Куцый стал яростно расширять лисий лаз, да вдруг попятился, ступил вперёд и влево и усердней прежнего стал рыть сверху вниз. Вмиг прорыл, нырнул и раз за разом положил к стопам хозяина пятерых лисят! Они не рыжие: тёмненькие, крохотные, слепые тихо шевелились и жалобно пищали. Мы по очереди заглянули в нору: она плавно загибалась влево и расширялась в конце. Выходит, Куцый сообразил, что прорыть сверху проще, чем расширять весь лаз? Когда в Костромской школе для слепых биолог толковала нам, что животными правят исключительно инстинкты, я вспоминал поведение лисы и собаки, которые сам наблюдал, и недоверчиво усмехался: животные умеют решать задачи своего бытия! Павло осторожно поместил щенков обратно. Мы придём за ними через недельку, тогда уж можно будет выхаживать их дома. Через неделю Куцый не реагировал на нору: она была пуста!

1939-40-й учебный год я провёл на Орловщине у деда-бабы. Школа-четырёхлетка помещалась в избе о трёх комнатах, отнятой у какого-то   деревенского  «богача».  Когда  нам, третьеклашкам, выпало заниматься во вторую смену,  семилинейная керосиновая лампа освещала учительский стол, далее  сумрак.  «Удобства»  извне. К сентябрю кое-какие учебники и тетради  добывали организованно.  Со  второго полугодия — кто как может.  На  зимних каникулах я пошёл с бабушкой в райцентр  село Моховое при железнодорожной станции  с иллюзорной надеждой приобрести тетради в тамошнем магазине. А бабушке надо было продать на базаре разное своё вязанье ради уплаты денежной части налога. До Мохового 5 верст. Идём. Баба Маша толкует мне о своей дочери Марфе, медсестре психлечебницы, мол, ходила она в военкомат, просится на Финскую войну. У бабушки душа не на месте. Я пристыл к дороге и дёрнул её за рукав… Она: «Что ты?»  И проследила за моим взглядом. «Ба-тюшки–све-ты!» Метрах в 150-ти от нас под расходящимся углом к нашему пути степенно топали  4 волка! Два  впереди, два  чуть сзади и левее. Мы разом оглянулись: Выселки в полуверсте… Значит, когда мы вышли из деревни, звери были почти рядом?! Бабушка: «Знать, сытно где-то попировали, коли мы им ни к чему». Мы стояли, пока волки превратились в едва заметные чёрточки на фоне дальнего леса.

Воротясь домой, узнали: 18 колхозных овец зарезали «налётчики»! Дед мой, Егор Стефаныч, сказал непонятное: «Заснул Ефимыч, а очнётся, небось, в Сибири»…

В феврале мы с дружком Володей Калугиным условились как-то утром совершить лыжный экскурс по окрестностям деревни. Улица пуганула нас вьюгой. Но мы, гибрид глупости с отвагой, от затеи не отказались. Двинулись наискось по огородам к прогалу между деревьями и кустарником. Собаки, мой крупный серый Тузик, и его белый, с чёрными пятнами Дозор, с нами.  У прогала собаки загородили нам путь: Тузик сел передо мной, вздыбил шерсть. Я глянул на Володю: меж его лыж в такой же позе сидел Дозор: нечто тёмное, низкое шевелилось в белесом мельтешении. Волк! Мы ринулись к избам.

Потом была война. Ранение. Контузии. Госпитали. Школа слепых. Эвакуация. Возвращение в Россию.

Как-то в августе я гостил у родственников в деревне Желябуга. Входит после вечерней дойки тётя Ульяна и говорит: «Женя, пойди за избу, «концерт» послушай!»  Я  без лишних расспросов вышел. Целый ансамбль волков «пел» за садом в балке! Поразила меня чистота низких и высоких голосов. Страха не было  голое любопытство. Волки то ли «благодарили» колхоз за щедрый дар, то ли созывали голодных собратьев на кутёж. Трофейный тяжеловоз сдох. Не вынес немец русского обхождения: работы сверх меры, непривычный рацион с недомером…

1946-й год. Группа девушек уезжала с дачи Костромской школы слепых. Поздний вечер Троицы. В этот час кривобокий корабль «Крестьянка» не причаливал. Надо было идти к пристани Лунёво. Девушки боялись просёлочной дороги сквозь дремучий лес. Мы, семеро парней, Валера Дорняк, Ника Юшин, Толя Росомахин, Петя Лапутин, Толя Томашевский, Жора Антипов (единственный с остатком зрения) и я, решили проводить их бездорожьем — вдоль Волги. Сами потом возвращались через лес. Шли без спешки. Переговаривались. Вдруг близко сзади, слева  волчий квартет!.. Петька пробормотал: «Шире шаг! Ряды держите строже»… Ника побежал. Спустя минуту далеко сзади справа отозвался другой квартет… «Бандиты» сговариваются… Мурашки по спине всем придали прыти… Вскоре к великому нашему облегчению левые звери откликнулись гораздо отдалённей! Стало быть, они шли на сближение с правыми. Все, кроме Никифора, засмеялись. Он паниковал…

Евгений Терёшкин