Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

РЕАБИЛИТАЦИЯ ПО СУЩЕСТВУ

МИР — ЧЕРЕЗ ОЩУЩЕНИЯ

Мой собеседник — певец, музыкант, педагог и активист ВОС  Сергей Парахин. Итак, ему слово.

— Серёжа, расскажи, пожалуйста, читателям о своём детстве, семье…

—  Родился я 8 октября 1974 года в городе Сергиев Посад, тогда он ещё назывался Загорском. Здесь  живу и сейчас. Семья у меня самая обыкновенная: родители работали инженерами, есть старший брат. Инвалидность по зрению только у меня. Надо отдать должное маме и папе, которые занимались моим развитием с самого начала: я читал интересные книги, ходил в кино, общался со сверстниками. С 6 лет меня отдали в подготовительную группу коррекционного детского сада, где мы учились играть, общаться, потому что незрячие дети всё-таки приходят из семей, и они совершенно не адаптированы, у них нет никакой социализации. Садик эту функцию выполнял  отлично! Нас даже пытались обучить Брайлю, но тогда я в этом не преуспел, интерес пришёл лишь в первом классе.

— Ты ведь учился в известном многим Болшевском интернате города Королёва?

— Да, я вдвойне благодарен родителям за то, что они вовремя его нашли, и вопрос с моим обучением не был затянут. Это сейчас есть Интернет, а тогда информация поступала ограниченно, к тому же в моём окружении людей с инвалидностью не было. Интернат есть интернат, но, несмотря на какие-то его негативные стороны, выходили мы оттуда, имея очень даже неплохое образование. Учителя у нас были замечательные! Выпуск наш пришёлся на 1993-й год, такое смутное время, когда вообще было непонятно, куда идти, что делать, как найти себя, какую получать профессию. Руководство интерната заранее об этом позаботилось, и на последнем году обучения мы проходили курсы массажа, по окончании которых нам выдавали сертификаты. Так что по первому образованию я массажист. Это, конечно, не так круто, как если б я окончил Кисловодское  медицинское училище, но для 19-летнего парня — очень здорово!

— Тебе удалось применить полученные навыки?

— По окончании школы я был на элементарной реабилитации в Волоколамском ЦРС, а уже с декабря 1993 года стал работать массажистом. Сначала на полставки в Сергиево-Посадском детском доме, немножко по объявлению, потом недолгое время в жаркую пору отпусков замещал массажиста в профилактории. Тогда-то я впервые почувствовал, что такое настоящий заработок, причём каких-то особенных усилий не требовалось, просто я делал чуть больше и получал соответственно.  Это позволило мне поверить в то, что я могу заработать. Людям нравилось, но, видимо, это не совсем моё, чего-то мне всё-таки не хватало. Я бы сказал, пищи для мозга, для души.

— Чем же ты мечтал заниматься?

— Пожалуй, музыкой, но, что самое смешное, в школе в течение пяти или шести лет я ходил на баян, но особых успехов не добился, мне это занятие не нравилось, ноты разбирать ленился. Но в подростковом возрасте захотелось как-то себя проявить, и я взялся за гитару. Мой преподаватель тогда сказал, что я и её так же брошу, но его слова, напротив, прозвучали для меня как вызов, и я твёрдо решил попробовать.

Отечественные инструменты, конечно, грубоватые, у начинающего гитариста непременно слезала кожа на пальцах, но без этого никуда! До сих пор с содроганием вспоминаю, как пытался подстроить гитару «Урал», но, увы… Пальцы, что называется, дымились после выступлений. Я мучился, кряхтел, наминал мозоли, но, в конце концов, у меня получилось. К тому же в ту пору, на наше счастье, существовал школьный ансамбль, где мне и привили настоящую любовь к музыке.

— Когда ты, наконец, решил получить профессиональное образование в Курском музыкальном  училище?

— В 1996 году моя первая попытка поступить туда, к сожалению, провалилась. Скорее всего, в тот момент я не смог правильно себя преподнести, показать, что я действительно хочу учиться, а для этого готов играть на каком-то другом инструменте, не обязательно на гитаре. Уже тогда я понимал, что классический гитарист из меня вряд ли получится, потому что я увидел ребят, у которых за плечами была серьёзная музыкальная школа, следовательно, определённые навыки, а их может дать только специальное образование. Зато в училище всегда нехватка тех, кто поступает на народные инструменты, поэтому, вернувшись в Курск через год, я выбрал малую домру. Преподавала мне Карелина Татьяна Анатольевна. Дай Бог, ей дальнейших успехов и талантливых учеников! Учиться, конечно, было непросто, но госэкзамены я сдал благополучно. Ни капли не жалею, что всё именно так сложилось — хорошее было время, интересное, много новых знакомств появилось, масса впечатлений. Вообще, это был очень значительный этап в моей жизни!

— Но ведь на большую сцену ты пробиваться не стал. Почему?

— Окончив училище в 2001 году, я понял, что консерваторским музыкантом мне не быть, а образование дальше получать нужно, и я пошёл по линии социальной педагогики, поступив в Сергиево-Посадский филиал Московского государственного гуманитарного университета имени Шолохова. После Курска учиться в университете было гораздо проще. Обучение, правда, платное, но по деньгам вполне приемлемое. Да и заочная форма оказалась не совсем обычной: мы учились по выходным, что давало возможность параллельно работать.

— Куда тебя привела судьба? Быстро ли ты нашёл себя в педагогике?

— Диплом Курского училища уже являлся педагогическим, поэтому позволял мне работать в детских образовательных учреждениях, и я устроился в тот же детский дом, где раньше был массажистом. На тот момент там учились дети с нарушением не только слуха и зрения, но и с разной степенью сохранности интеллекта. Кстати, это уникальное учебное заведение недавно отметило 50-летие.  Поначалу, конечно, без трудностей не обошлось: в основном, ребята тяжёлые, но иногда удавалось добиться какого-то результата, что, безусловно, приносило определённое удовлетворение. Сейчас я преподаю пространственную ориентировку, основы компьютерной грамотности, а также занимаюсь с ними музыкой и Брайлем, в том числе чтением нот. С переменным успехом, но учащиеся программу осваивают. Если бы ещё больше практики...

— Я слышала, что теперь выпускается очень мало брайлевских нотных изданий. Тебя это как-то коснулось?

— Да, я столкнулся с этим, когда мне нужно было найти некоторые произведения для своего ученика. В нотном отделе библиотеки мне показали несколько очень старых учебников, причём все чуть ли не в единственном экземпляре. По договорённости сотрудники распечатали для меня парочку произведений на брайлевском принтере. Наверное, для баяна и фортепиано больше материалов, а вот для балалайки, домры ноты найти гораздо сложнее. Даже в Курском колледже с этим напряжённая ситуация, поэтому брайлевский принтер там работал на полную катушку, иногда вообще приходилось записывать ноты собственными силами. В этом году наша выпускница будет поступать в среднее специальное учебное заведение на дирижёрское отделение — ну как ей без нот? Тем более, вокруг неё будут зрячие сверстники. Мне приходилось наблюдать, как некоторые преподаватели пытаются объяснять на пальцах, но толку от этого, конечно, нет совершенно. Ведь как к занятию по музыке готовишься: разучиваешь ноты, наигрываешь мелодию,  приходишь к своему преподавателю и показываешь. Здесь многое зависит от желания и усердия самого ученика. Не занимаясь самостоятельно, музыке научиться невозможно!

— Как ты считаешь, в век компьютерных технологий Брайль ещё актуален?

— Я твёрдо уверен в том, что пока человек учится, Брайль знать просто необходимо. Есть материал, который лучше запоминается, когда читаешь пальцами. А то начинаешь слушать какой-нибудь учебник по истории, и дремать хочется. А вот если читаешь сам, у тебя всё  равно концентрация выше. Особенно это касается учебных пособий. С художественной литературой, конечно, легче, там всё-таки эмоции. Однако, сейчас очень много самопальных чтецов, и ладно бы просто неинтересно читали, а то запинаются, перечитывают, ударения не там ставят…

— Твоя сокурсница, думаю, небезызвестная многим нашим читателям Мила Кун, начитывает аудиокниги. Мне кажется, из тебя тоже может получиться отличный диктор. К тому же небольшой опыт у тебя уже есть. Расскажешь нам об этом?

— Телеканал «Радонежье» Сергиево-Посада уже неоднократно устраивал проект «Читаем книги». Суть в том, что в течение 6 — 7 минут на камеру каждый желающий может прочитать какое-то произведение, причём, незрячий — непременно по Брайлю. Первый раз я читал отрывок из поэмы А. Твардовского «Василий Тёркин», второй — сцену из «Героя нашего времени» М. Лермонтова. Возможно, в будущем стоит делать это даже в прямом эфире.

— Ты как-то сказал, что писать песни — это не твоё. Откуда такие выводы?

— Мне кажется, что песни должны рождаться легко, исходя из личной потребности, а у меня такого не происходит. Когда в училище нам давали творческие задания, я мог для закрепления пройденного материала придумать какой-нибудь этюдик, но вот так чтобы сесть и написать, довести произведение до ума, никак не получается. В конце концов, я могу передавать следующим поколениям творчество других талантливых композиторов.

— На каких площадках ты выступал, и где тебя могут встретить наши читатели?

— Много где доводилось выступать: это и Информационный центр правительства Москвы, и Сергиево-Посадский пансионат «Восход», и Тверь в День города, и московский колледж № 21 для людей с ограниченными возможностями, и психиатрическая больница № 50 в Москве. В последней, кстати, оказалась на удивление благодарная публика. Видимо, такой отклик пробуждает живое звучание голосов и тёплая музыка, ведь теперь многие прячутся за техническими возможностями, которые способны сглаживать практически любые недостатки исполнения. Но чаще всего я пою на Арбате и Преображенском рынке. Как-то вместе с моей одноклассницей Еленой Писаревой и Сергеем Бурлаковым мы даже стали героями проекта маленьких городских историй «Проходили мимо». Видеосюжет можно найти в Интернете.

— Да я смотрю, ты довольно известная персона! А есть ли среди твоих знакомых какие-нибудь знаменитости, хотя бы местного масштаба?

— Например, тоже незрячие братья Золотухины, музыканты от Бога. Не могу сказать, что я их так хорошо знаю. Они тоже окончили Курское училище, конечно, раньше, чем я, но приезжали на разные праздники, юбилеи. Потом, когда объединение «Солнечных бардов» стало довольно известным, году в 2004 — 2005 они часто посещали Тверь, где я тоже бываю, потому что там живут мои друзья. А когда начались военные действия в Луганске, Золотухины ведь родом оттуда, о них опять заговорили. Я подписался на их Фейсбук, Ютуб. Кто ещё? Супруги Александр Мудряк  и  Мария Овчаренко, у них свой передвижной кукольный театр «Котофей». Мария — инвалид-колясочник, у Андрея проблемы со зрением. Их театр — лауреат многих российских и международных фестивалей. В Москве их достаточно хорошо знают. Дмитрий Терентьев, который некоторое время был гитаристом в известной группе «Крематорий», но из-за проблем со зрением ему, к сожалению, оттуда пришлось уйти.

— Серёжа, а ты участвовал в каких-то музыкальных конкурсах и фестивалях? Может, есть  награды?

— В 1998 году, ещё учась в Курске, я участвовал в фестивале солдатской песни, посвящённом выводу наших войск из Афганистана. Лауреатом  не стал, но диплом дали. Затем в 2000 году принимал участие в бардовском конкурсе, проходившем в доме отдыха «Здоровье», что в подмосковном Малино. Повторно был там в 2004 году.

— Насколько понимаю, ты довольно часто бываешь в Москве, вообще в разъездах, из чего склонна сделать вывод, что с мобильностью у тебя всё в порядке.

— К самостоятельной ориентировке я пришёл, конечно, не сразу, но сейчас стараюсь ездить один. До недавнего времени недосягаемым объектом для меня было метро, но теперь и там особых проблем не испытываю. Просто заранее узнаю о каких-то нюансах на той или иной станции, да и когда начинаешь более или менее часто пользоваться Метрополитеном, многие детали быстро запоминаются. Главное, знать основополагающие моменты, чтобы не уйти в противоположную сторону, а так ведь и у прохожих спросить можно. Парадокс, но чем больше ты ездишь, тем  активнее помогают. Видимо, ты и выглядишь как-то адекватнее, и спрашиваешь конкретнее.

— Слышала, что есть пособие по Московскому метро для незрячих, но оно уже «не первой свежести».

— Пособие — вещь хорошая, но там могут быть указаны далеко не все подробности. Ведь какие-то станции для пересадки более удобные, какие-то менее. Где-то, например, двойные, тройные переходы. Бывает и четыре выхода, и тут, конечно, придётся учить их расположение.

— Тебе приходилось пользоваться услугами Центра обеспечениямобильности пассажиров в Московском метро?

— На мой взгляд, эта служба больше для тех, кто в Москве редко бывает, ну, или вообще первый раз приехал. Я же езжу туда раза два в неделю, поэтому уже освоился. По-моему, когда у тебя есть чёткая мотивация, помощь тебе нужна уже в меньшей степени. Главное — это спокойствие. Когда меня пригласили на интервью для радио «Культура», маршрута я досконально не знал, но добрался нормально. Единственное, попросил, чтобы на выходе меня встретили. Сотрудники метро также неоднократно предлагали мне свою помощь. Вообще, создание такой службы — это, бесспорно, колоссальный сдвиг.

— А к подобной услуге РЖД прибегал?

— Недавно в составе группы людей с инвалидностью я ездил в Санкт-Петербург. Мы попросили проводника, он позвонил на вокзал, а по прибытии к нам подошли и проводили кого куда нужно, даже чемоданы донесли. Так что всё это работает!

— Серёжа, музыка для тебя — это, скорее, хобби, профессия или стиль жизни?

— Думаю, всё-таки профессия, потому что она позволяет мне реализоваться, причём необязательно чисто в музыкальной сфере. На одном из наших выступлений мы познакомились с женщиной, которая преподавала в центре «Блиц», где занимались люди с различной инвалидностью. Там их обучали гончарному делу, изготовлению керамики, рисованию, и люди, на которых многие махнули рукой, действительно раскрывались. Они даже стали героями небольшого документального фильма «Мушкетёры, вооружённые неограниченными возможностями журналистики», который для российско-американского проекта в тандеме с профессионалами делали сами инвалиды.

— Можно об этом поподробнее?

— Проект придумал достаточно известный американский репортёр, документалист Джон Алперт. Лично я выступал там в качестве интервьюера. С составлением вопросов мне помогала Татьяна Борисова, корреспондент нашего телеканала «Радонежье», она же вела съёмку в различных ракурсах. Американская сторона подарила нам очень удобные камеры, лёгкие, с хорошей фиксацией. Фильм длился всего 15 минут, но работы было много: мы постоянно что-то корректировали, переписывали… Кинофестиваль, где показывали эти наши коротенькие документальные фильмы, проходил в Москве в сентябре 2014 года. Было достаточно много народа: и активные люди с ограниченными возможностями, и американские организаторы.

В итоге в конце сентября американские участники проекта побывали в Сергиевом Посаде, а мы в октябре на 6 дней летали в Нью-Йорк. С учётом наших пожеланий была организована экскурсия по городу: мы поднялись на Эмпайр-стейт-билдинг, побывали в офисе компании HBO, прогулялись по Таймс-сквер и Бруклинскому мосту, немножко побегали по Центральному парку, ездили на побережье  океана, походили по чистейшему мелкому белому песку пляжа Лонг-Бич. Были у уполномоченного по правам инвалидов Нью-Йорка. Сам он колясочник, а его секретарь — эмигрантка из СССР. Очень интересно пообщались, потому что у неё ещё живой русский язык, она свободно переводила, могла в мельчайших деталях донести мысли до обеих сторон. Мы также посетили ассоциацию людей с ДЦП, где нам продемонстрировали попытки адаптировать гаджеты для тех, у кого тяжёлая степень инвалидности.

— Ты любишь путешествовать по другим странам? И не считаешь ли слепоту препятствием в этом плане?

— Очень люблю и неважно, видишь ты или нет. Когда я был в Абхазии, например, мы пошли в Новоафонскую пещеру. Сталагмиты и сталактиты, конечно, можно потрогать руками, но ты же их не видишь, зато ощущаешь сам микроклимат пещеры: капает вода, акустика потрясающая, ощущение пространства там ни с чем несравнимое. Многое, разумеется, зависит от экскурсовода, от его умения красочно описывать окружающее. Иностранная речь, местная кухня тоже создают определённую атмосферу. Через ощущения нам дано многое — ты словно вбираешь в себя пространство и мир!

— Жаль, что сейчас читатели не могут услышать какую-нибудь песню в твоём исполнении, но, надеюсь, такой шанс им обязательно выпадет. Те, у кого есть доступ в Интернет, уже сейчас могут найти ролики и передачи с твоим участием, ну и, конечно же, приглашаю тебя в аудиожурнал «Мир творчества», который также можно найти и скачать в Интернете.

Беседовала Анастасия Павлюченкова

Послесловие.Прочитав интервью Анастасии Павлюченковой, я вспомнила, что видела и даже пару раз слушала выступление Сергея Парахина и его друзей. Это было на Преображенском рынке,  на площадке перед главным павильоном. Неподалёку от артистов  полукругом стояла толпа зрителей, в основном, женщины с сумками и корзинками, пришедшие сюда за овощами. Но, увлечённые  душевными  народными мелодиями, несмотря на тяжёлый груз в руках,  остановились послушать их.  Многих заинтересовало  и то, что  исполнители были незрячими. Искренняя и благодарная аудитория тепло аплодировала им после каждого номера.

Отвечая на вопрос корреспондента, Сергей говорит, что поёт на этом  рынке, а также на Арбате  часто. По этой причине он в определённой мере относится к категории уличных музыкантов, для которых проблема «сцены» более чем актуальна. Им зачастую мешают выступать, гоняют с места на место,  и многое здесь зависит от личной договорённости с полицией. И всё   равно постоянно приходится оглядываться по сторонам. Конечно, в интервью Сергей не говорит об этом, но я по опыту общения с другими музыкантами о проблеме хорошо знаю. Поэтому в качестве отзыва хочу заострить её.  Особенно тяжёлыми в этом плане были 90-е годы и начало нулевых. Между тем в других странах  власти более лояльны к уличным музыкантам.  В Лондоне их не только не запрещают, но даже поддерживают. Там однажды была  проведена кампания, предлагающая музицирование для всех. В общественных местах установили 30 пианино, любой проходивший мимо мог спонтанно сесть за клавиши и сыграть любимую мелодию. А в Италии проводят фестивали  уличных музыкантов, на которые съезжаются представители из разных стран мира, в том числе и из России. Нашим же приходится проводить не фестивали, а акции протеста против ущемления прав. Последняя из них состоялась  28 июня на Арбате. Более 40 человек, проходя по улице, заклеили себе рты скотчем и обмотали им музыкальные инструменты.   Между тем подвижки к лучшему есть и у нас. Согласно озвученной нашими СМИ информации,  власти Москвы и депутаты Мосгордумы решили легализовать уличных музыкантов, предоставив им официальные площадки для выступлений, в частности, в переходах Московского метрополитена, ориентировочно на таких  станциях, как  «Цветной бульвар» — «Трубная», «Боровицкая», «Охотный Ряд» — «Театральная», «Китай-город», «Достоевская», «Маяковская», «Улица 1905 года», «Выставочная», «Курская», «Белорусская», «Парк Победы», «Воробьёвы горы», «Кропоткинская», «Лермонтовский проспект», «Пражская». Чиновники решили, что это  улучшит имидж  столичного транспортного комплекса и  повысит привлекательность Москвы как  туристического центра.  Вероятно,  речь пойдёт и о выдаче лицензии музыкантам, конкурсном отборе. Но эти детали пока обсуждаются. В связи с тем, что среди уличных музыкантов немало людей с проблемами зрения, хотелось, чтобы они тоже включились в  процесс легализации, не прошли мимо него, показали людям  себя, свой талант, мастерство. Вот такие мысли навеяло на меня интервью А. Павлюченковой.

 Валентина Дмитриева

            ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ

ЧИНОВНИКОВ ЖАЛКО

Наконец-то общероссийская пресса обратила внимание на проблемы москвичей с дефектами зрения, правда, непрошеная забота нас снова не порадовала. Тринадцатого мая текущего года на страницах популярного еженедельника целеустремлённой журналисткой Анной Астаховой была создана «Слепая зона». Данный факт насторожил неравнодушных и активных тотальников, ведь ключевую идею статьи выразила очень жёсткая фраза: «Незрячие москвичи стали невидимыми для московских чиновников…» Отдельные факты, изложенные в тексте,  нам показались не вполне достоверными, что спровоцировало аргументированные комментарии. Оправдан ли подобный аналитический отклик, судите сами. Вот как начинается публикация:

«В рамках проекта «Москва: территория выживания» газета «Совершенно секретно» продолжает цикл публикаций о непростой жизни людей с ограниченными возможностями в одном из богатейших городов планеты. В Москве, которая претендует на статус современного мегаполиса, практически ничего не делается для того, чтобы облегчить жизнь незрячих. Вернее, власти на словах регулярно проявляют обеспокоенность и не менее регулярно рапортуют об успехах.   Вот только слепым от заверений Собянина и других московских чиновников жить легче не становится…  Даже самое простое и необходимое — например, поход в магазин — несёт в себе угрозу здоровью, а может быть, и жизни. С ежеминутным риском связан любой выход из дома: в магазин, на прогулку, в аптеку, на работу. Проблемы начинаются буквально с первых шагов… Создаётся печальное ощущение, что власти просто не хотят, чтобы инвалиды появлялись на улицах…»

Лично меня несколько напряг откровенно негативный посыл дебюта сложной журналистской партии и воистину потрясли следующие строки: «Незрячие люди в Москве не только не могут видеть, но и не могут покинуть стены собственных домов, хотя на создание необходимых условий на улицах мегаполиса тратятся миллиарды рублей. На практике же получается не доступная среда, а жизнь в изоляции…» Можно подумать, что лишённый зрения россиянин, вырвавшись за пределы мифической столичной резервации, сразу прозреет и получит полную свободу, а туристы или бизнесмены из других регионов, пересекая МКАД, обречены на слепоту. Как бы то ни было такое толкование возможно.

После такого яркого «редакционного вступления» начинается непосредственно сама статья, поделённая на тематические отрезки с броскими подзаголовками, которые призваны привлечь внимание читателей и воздействовать на их эмоциональное восприятие. Казалось бы, талантливая журналистка серьёзно подготовилась к работе, запаслась авторитетными интервью и вооружилась впечатляющими цифрами, благодаря чему усиливается «эффект присутствия» и невольно возникает чувство сопричастности, что свидетельствует о недюжинном мастерстве исследовательницы. Так почему же она допустила столько замалчиваний, неточностей и грубых ошибок, а «старшие товарищи» её не поправили? Впрочем, начнём по порядку.

Репортажная часть обширного материала называется «Один день со слепым человеком». В деталях повествуется  об «экстремальных скитаниях» автора вместе с незрячей москвичкой по неуютным лабиринтам супермаркета и о громогласной борьбе за права инвалидов. Впрочем, подробно останавливаться на данном эпизоде не стану, хотя и там субъективизма хватает. Приведу лишь самое сомнительное заявление: «Зрячие люди ориентируются на ходу, слепому человеку нужно точно помнить количество шагов и поворотов. Если магазин закрыли, то, скорее всего, она развернётся и пойдёт домой без покупок — искать другой не будет, потому что не факт, что найдёт дорогу обратно…» Наверное, такие беспомощные инвалиды по зрению тоже есть, но мне встречаются, главным образом, уверенные в себе тотальники с белыми тростями, которые отлично ориентируются в пространстве. Этому искусству их обучили в специализированных школах-интернатах, местных организациях или центрах реабилитации слепых. Увы, о данной титанической деятельности ВОС, а также образовательных и социальных учреждений в статье нет ни слова! Смею утверждать, что «странники во тьме» не только знают окрестности лучше многих видящих местных жителей, но и отважно выбираются  в другие районы города, а самые продвинутые без сопровождающих путешествуют по всей России, порой отправляясь и в дальние страны. Примером подобных «рейдов в неведомое» могут служить туристические поездки слепых супругов Усачёвых из Волоколамска в десятки государств четырёх континентов.

Следует заметить, что завершающий этап «продовольственных страданий» описан под названием «В Москве закон не писан?» В размышлениях возле кассы появляются настоящие «перлы» интеллектуального красноречия. Их просто невозможно игнорировать: «Слепой человек не может проверить чек, сравнить цену на ценнике и пробитую сумму. Я никогда не обращала на это внимания, но мне объяснили, что на денежных купюрах нет никаких символов или выпуклостей для слабовидящих. На ощупь можно различить лишь мелочь, монетки…» Спешу сообщить Анне Астаховой, что  слабовидящие, в отличие от слепых, прекрасно разбирают крупный печатный текст и даже частенько не имеют инвалидности по зрению. К тому же чем расспрашивать случайных собеседников, уважаемая «бытописательница» лучше бы заглянула в собственный кошелёк и внимательно рассмотрела банкноты. Если они не слишком затёрты, то на них как раз прощупываются небольшие рельефные обозначения, а «послужившие» купюры идентифицируются по формату. Кстати, за сравнительно небольшие деньги сегодня можно приобрести карманный аппарат, легко определяющий номинал. Существуют и гаджеты, считывающие и озвучивающие оперативную информацию с ценников и чеков. Конечно, они  подороже.

Пожалуй, наибольшее впечатление вызывает проникновенная история под броской вывеской «По вине государства». В ней появляется очередная обиженная судьбой героиня, которой необходимо помочь. О тяжёлом материальном положении жертвы ужасного террористического акта рассказывает  её сестра. Кульминацией стали чрезвычайно жалостливые  фразы, которые позволю себе  процитировать: «Раньше выдавали продуктовые наборы, сейчас для этого нужно, чтобы пришла комиссия, оценила уровень нашей жизни, потом надо собрать все необходимые документы, что малоимущие, и только потом примут решение. Пенсия небольшая, необходимого стажа у Натальи не набралось, только инвалидность. А пенсии по инвалидности не индексировались со времён Ельцина…» Разумеется, трагичная ситуация заслуживает сочувствия, но принцип чёткого изложения фактов всё равно должен обязательно соблюдаться. Хочу подчеркнуть, что в настоящее время инвалиды и другие пенсионеры на «Социальную карту москвича» ежегодно получают, как минимум, по пятьсот рублей, на которые можно отовариться в определённых магазинах. Наборы к праздникам и другая материальная поддержка от местных властей или благотворителей тоже сохранилась, но в меньших объёмах. Кроме того, многие малоимущие и одинокие подопечные социальных работников были адресно обеспечены бытовой техникой, в частности, холодильниками или стиральными машинами. Журналистка могла об этом и не знать, зато, как правило, дважды в год в прессе и на телевидении, включая программу «Время», россиянам сообщают об  очередных индексациях  пенсий и пособий. Как бы иначе существовали члены Всероссийского общества слепых, если бы этого не происходило на протяжении последних полутора десятилетий?! Конечно, всегда хочется большего! Нам остаётся надеяться, что и в напряжённый период экономического кризиса, отягощённого санкциями, руководство Российской Федерации найдёт возможности сохранить льготы для граждан с дефектами зрения хотя бы  на прежнем уровне.

Сравнительно небольшой информационный фрагмент «Миллион незрячих» содержит  статистические данные и общеизвестные сведения, поэтому для нас особого интереса не представляет, да и копаться в мелочах не хочется. Правда, опубликованным цифрам я бы не слишком доверял, потому что в других случаях их точность оставляла желать лучшего.

О том, что  «Незрячие и Интернет» неразрывно связаны, тоже сказано немало. Вот типичная цитата: «В поликлинике постоянно спрашивают: «Как слепой может за компьютером работать, как будет искать информацию в Интернете?» И очень сложно объяснить, что данные можно выводить визуально, аудиально, тактильно. Что все эти задачи успешно решаются уже сегодня…» Несмотря на все аргументы: «Врачи не дают им справку о состоянии здоровья для поступления в институт или трудоустройства…» На самом деле, оформить документы для получения Индивидуальной программы реабилитации можно, правда, иной раз приходится похлопотать. Хотя наличие ИПР не гарантирует успеха на свободном рынке вакансий, тем более для очень  пожилых претендентов, а ведь они составляют подавляющее большинство членов ВОС.

Тут же уважаемая Анна ссылается на народные массы: «По опросам, только десятая часть незрячих умеют пользоваться Всемирной паутиной. Этот незначительный процент связан с тем, что персональный компьютер не входит в список реабилитационных средств для инвалидов, а современные модели гаджетов с голосовыми интерфейсами не настолько дёшевы, чтобы ими можно было оснастить всех инвалидов за их же счёт. Из-за этого в Москве пользователи ощущают информационный голод намного острее, чем, например, в европейских столицах, где учитывают их потребности…» Это не совсем так. В ряде регионов, включая столичный, благодаря спонсорам, благотворителям и жертвователям, а кроме того,   по целевым программам и выигранным грантам незрячие старшеклассники, студенты и работники интеллектуального труда с дефектами зрения бесплатно обеспечивались ноутбуками или смартфонами. Ну, а что касается «жажды знаний», то доступных источников различных сведений, мне кажется,  даже многовато. Сегодня проблема гиподинамии становится реальным бичом цивилизации, а страдают в первую очередь инвалиды, у которых вынужденные ограничения в передвижении связаны с повышенным риском!

«Путь в неизвестность» для тотальников начинается прямо с порога собственного дома, так как непредвиденные препятствия и другие неприятные сюрпризы поджидают уже там, а вот надёжных ориентиров частенько не хватает. Правда, их наличие не гарантирует полную безопасность. Снова в сокращённом виде цитирую статью «Слепая зона»: «Во всём мире для слабовидящих людей на тротуарах кладут тактильную плитку. Направляющая имеет рельефные полоски, предупреждающая — точки… Слепые легко считывают сигналы… Так есть во всём мире — в Европе, в Китае, в США…   Но у нас такую плитку выкладывали люди, незнакомые с инструкциями: плитка может быть выложена просто узорами или упираться в клумбы, мусорные урны, припаркованные машины. А означать она будет «дорога свободна, иди». При этом плитка недолговечна, рассыпается, трескается, что в совокупности с ущербным асфальтом и дорожными ямами создаёт просто непреодолимую полосу препятствий для слепого. Но это тема отдельного расследования…»

Последнее утверждение вроде бы настраивает на особую тщательность в подборе доказательств и осторожность в комментариях, да только авторитетная газета не позволяет расслабиться, печатая очередную порцию «информации к размышлению». Вследствие этого опять приходится высказывать противоположное мнение. Конечно же, в Африке и Океании, а кроме того, во многих уголках Латинской Америки и Азии не создают никаких привилегированных условий для «путников во мраке», а комплексная реабилитация вообще отсутствует. Там и пенсии-то платят далеко не везде. Кроме того, на мой сугубо субъективный взгляд, дорожные покрытия в столице значительно «похорошели» и даже пробки стали чуть-чуть менее напряжёнными, хотя нерешённых задач ещё хватает. Одной из них для маломобильных граждан и женщин на высоких каблуках или с колясками как раз и стала жёсткая и прочная плитка с излишне выпуклым рельефом, порой действительно расположенная неправильно. Она затрудняет передвижение и провоцирует травмоопасные происшествия. Жаль, что её коэффициент полезного действия крайне низок, а соотношение цены и качества удручает. Лучше бы направили эти нерационально растраченные средства на развитие службы индивидуального сопровождения и социального такси, которые в анализируемом тексте даже не упомянуты.

В занимательном материале тесно переплелись производственные темы. При этом под особым углом зрения рассматриваются якобы неэффективные «специальные предприятия ВОС», где «рабочие места не создаются», так же как и в целом по стране. Чтобы дискуссия была аргументированной, здесь вновь придётся ссылаться на первоисточник: «В России функционирует целая сеть специальных предприятий ВОС, созданная ещё во времена Советского Союза, однако сейчас они на грани закрытия, так как оборудование там устаревшее, конкурировать с современными предприятиями они не могут, государственные тендеры выиграть не могут, зарплаты сотрудников нищенские — около пяти тысяч рублей… Да и не хватает в столице таких предприятий. На весь многомиллионный город их только семь, а всего по России — 152. Количество рабочих мест для слепых там невелико…» В тексте настойчиво подчёркивается позиция зрячих работодателей: «Предприятия предпочитают заплатить в государственную казну денежную компенсацию, но не создавать отдельные высокотехнологичные рабочие места для инвалидов…»

Не стану придираться к некоторым цифрам и не вполне корректной терминологии, а выскажусь  по существу. Что касается мнимой «беспросветной убогости и бесперспективности» наших хозяйственных обществ, смею утверждать обратное! Это подтверждают долгосрочные договора с РЖД и всеми ведущими автогигантами страны. Современная кооперация взаимовыгодна, даже в кризис, а рекламации на продукцию ВОС практически отсутствуют, ведь она, в основном, производится на высокоточном оборудовании ведущих фирм мира. Кстати, согласно закону, заработная плата любого гражданина не должна быть ниже прожиточного минимума соответствующего региона, а в нашем мегаполисе он гораздо выше заявленного. Для справки: в столице чуть более десяти тысяч членов ВОС. Вместе с жителями соседних областей, а также законопослушными приезжими из других регионов Российской Федерации и иностранцами с временной регистрацией инвалидов по зрению наберётся всего тысяч двадцать. Причём подавляющее большинство из них составляют слабовидящие, которым особые условия труда не требуются. К тому же туристы, дети и старики не претендуют на службу. Так что львиная доля людей с дефектами зрения автоматически выбывает из борьбы за «престижные и доходные делянки под солнцем»! Поэтому среди столичных тотальников трудоспособного возраста реальных безработных крайне мало. К тому же некоторым людям с ограниченными возможностями здоровья просто «удобнее» и привычнее без хлопот сидеть по домам, читая «говорящие» книги, общаясь в чатах или занимаясь творчеством.

Дальше — больше! Унизительные для незрячих оценки множились: «Российское общество относится к инвалидам как к чему-то ненужному, обременяющему всех и вся, не имеющему достаточного интеллекта… Зарубежный опыт, свидетельствующий о том, что слепые могут стать полноценными членами общества и даже занимать высокие государственные посты, как, например, в Германии или Израиле, в России не работает. Клеймо «лишнего человека» ставится вместе с медицинским диагнозом…» Я думаю, что с подобной постановкой вопроса вряд ли согласятся депутаты Государственной Думы Российской Федерации вице-президенты ВОС Владимир Вшивцев и Олег Смолин, а ещё тринадцатикратная паралимпийская чемпионка Рима Баталова. Кроме того, десятки наших представителей активно трудятся в органах власти различного уровня и в составе общественных палат, в комитетах и рабочих группах, созданных при министерствах и ведомствах.

Надо отметить, что в публицистическое полотно довольно искусно вписано по сути мини-интервью с заместителем генерального директора Культурно-спортивного реабилитационного комплекса ВОС. Как утверждает журналистка Анна  Астахова, уважаемый Андрей Мочалин, в частности, сказал: «Предприятия ВОС — это по большей части низкоквалифицированные рабочие места с низкой оплатой труда. В основном, это операторы полуавтоматов, сборщики электроустановочных, картонажных изделий… Работа монотонная. А человек с хорошим высшим образованием хочет интересную работу, социальный статус… На Западе незрячие работают программистами, юристами, финансовыми аналитиками, среди них много «компьютерных писателей»… В России такой рабочей среды пока нет… — зрячий  руководитель свой монолог продолжил в том же ключе. — На сегодня задача трудоустройства почти неразрешима. Оборудовать рабочее место незрячего компьютерщика стоит около миллиона рублей. Помимо этого, ему необходимо выделять сопровождающего или помощника, соблюдать условия труда и нормированность рабочего дня, другие условия. Люди подсознательно стараются держаться подальше от инвалидов… Законы есть, но они, к сожалению, пока не работают так, как нужно…»

Увы, очередная нестыковочка вышла! Почему-то у нас не принято замечать и хвалить отечественные достижения. Видимо, досадный пробел придётся восполнять мне. Докладываю: столь разветвлённой  системы производственных предприятий для слепых нет нигде на планете! Нам многие завидуют. К тому же необходимо подчеркнуть, что в Российской Федерации — сотни членов творческих союзов, кандидатов и докторов наук, а ещё с полдюжины академиков с дефектами зрения. В строю десятки генеральных директоров хозяйственных обществ, руководителей и ведущих специалистов юридических и торговых фирм. Дипломированных слепых немало среди психологов и компьютерных виртуозов. О талантливых музыкантах и массажистах, отлично обученных в специальных колледжах, нужно рассказывать отдельно. В нескольких московских вузах и училищах  тоже есть группы подготовки классных мастеров различных профилей. Таким образом,  и в экстремальных условиях жёсткой конкуренции на свободном рынке вакансий трудоустраиваются  тысячи маломобильных граждан. На собственном опыте убедился, что при необходимости рабочее место можно оборудовать подешевле, а при умелой и рациональной организации процесса даже тотальники в состоянии выполнять свои обязанности абсолютно самостоятельно! Поэтому меня не устраивает и некорректное утверждение «учёных мужей», которое давно набило оскомину: «Не секрет, что 80 процентов  информации дают нам глаза…» Получается, что наш объём восприятия, а значит, и интеллекта, составляет лишь пятую часть от обычного. Почему же тогда собеседники продвинутых тотальников не замечают разницу между нами?..

Нельзя не отметить явные противоречия внутри разнопланового произведения. Возможно, этот поразительный факт свидетельствует о попытке создать впечатление объективности. Приятно удивило, что наряду с довольно спорными утверждениями Андрея Мочалина в текст просочились его соответствующие реалиям высказывания, по многим пунктам опровергающие автора статьи «Слепая зона»: «Вместе с тем нельзя не заметить, что в последние годы российское государство стало много делать для людей с инвалидностью, значительно увеличилась и бюджетная поддержка нашей реабилитационной работы по линии Министерства труда и социальной защиты. Это даёт возможность развивать высокотехнологичные реабилитационные и образовательные программы. Раньше о таких возможностях мы могли только мечтать…»

Во фрагменте под названием «Самая большая проблема — человеческий фактор» опытный сотрудник КСРК ещё добавил позитивных деталей: «Мы организуем кинопросмотры, у нас есть театр, спортивные секции, курсы — но это два-три раза в неделю. Работа же должна быть ежедневной. Общение только через компьютер часто искажает представление об окружающем мире. У нас работает отдел адаптационных технологий, там могут поставить на телефон персональный навигатор. Сама программа и обучение для ста  незрячих в год бесплатные. Человеку нужно выйти из дома. И вернуться обратно. Получается, когда есть трость, собака-поводырь и навигатор — он уже приобретает высокую степень свободы передвижения…»  

В заключение хочу отдать должное профессионализму популярного издания. Тираж в 725 тысяч экземпляров восхищает, особенно сегодня, но в то же время накладывает дополнительные обязанности. Разумеется, непросто нести тяжкий груз ответственности за корректность изложения фактов и безукоризненную правильность публикуемых материалов. Высокую планку достойного средства массовой информации с традициями нужно держать даже в мелочах. Мне казалось, что мой любимый писатель Юлиан Семёнов и выдающийся обозреватель Артём Боровик четверть века назад создавали газету «Совершенно секретно» для решения глобальных задач борьбы с мировым злом. Неужели основатели и первые главные редакторы еженедельника так отличаются от своих правопреемников и последователей? Впрочем, в нынешней сложной экономической ситуации важную роль играет повышенный спрос на печатную продукцию, что приносит и дополнительный доход. Только стоит ли зарабатывать такими методами?

        Владимир Бухтияров

ВСЁ НЕ ТАК ПЛОХО

Я вполне понимаю и, что естественно, разделяю чувства автора статьи «Слепая зона» Анны Астаховой — это ещё одна попытка воззвать к совести чиновников столичного правительства и префектур, но пока, несмотря на продление действия всероссийской программы «Доступная среда», многие звенья власти стараются не замечать наличие этой программы.

Поскольку в Москву я приезжаю на работу, а живу в Калужской области, не могу не сказать о том, что у нас на улице Русиново в посёлке Ермолино, которую с лёгкой руки кого-то из журналистов называют теперь «городом слепых», о доступной среде остаётся только мечтать. Несколько лет назад благодаря настырности председателя местной организации ВОС А.А. Раковича около автобусной остановки был установлен звуковой светофор, положена плитка на нескольких дорожках. Ещё со времён советской власти дорожки оснащены ориентирами, которые помогают незрячим не сбиться с пути. Примерно в то же время Александр Александрович Ракович «пробил» открытие компьютерного класса, где любой инвалид по зрению может обучиться азам компьютерной грамотности. Есть и тренажёрный зал, который также посещают незрячие любители здорового образа жизни.

Уже второй год в местном клубе занимается вокальный ансамбль «Ивушка». За столь небольшое время коллектив съездил в Крым на фестиваль «Крымская осень», где вызвал симпатии у многих зрителей, выступает на районных праздниках, в мае этого года принял участие в открытом районном фестивале «Славянский мир», приуроченный ко Дню славянской письменности, и получил там диплом IIстепени.   Казалось бы,  живи да радуйся! Но, к сожалению, администрация посёлка не только не поддерживает хорошие начинания нашего председателя — она нас  не видит и не слышит.

Но моя цель — не плакаться на плохую жизнь, а как раз наоборот: отобразить то хорошее, что всё-таки делается для инвалидов по зрению. В частности, совсем недавно я узнал, что в Наро-Фоминске открыли деловой центр «Гермес», в котором прошёл форум, посвящённый программе «Доступная среда». На этот форум приехали не только инвалиды, проживающие в Московской области, но и представители других регионов России. Всех приятно удивило то, как деловой центр приспособлен для удобства инвалидов разных категорий. Это и пандусы, и озвученный лифт, и брайлевские надписи, что пока ещё редкость в учреждениях нашей страны.

Но особенно меня поразило появление в московском метро службы инспекторов по обеспечению мобильности пассажиров. Во-первых, радует само появление такой службы, а главное, меня приятно удивляет отношение инспекторов к своему делу, к тем людям, с которыми они работают. Сами себя в шутку они называют «мобильниками», но при встречах с нами, инвалидами, представляются по всей форме. К нам впервые инспектор подошла больше года назад, когда мы возвращались с работы. Она предложила нам помощь, от которой мы не отказались. От неё мы и узнали, что теперь в метро на нескольких станциях дежурят инспекторы помощи маломобильным пассажирам и что можно заранее оформить заявку, благодаря которой вас встретят и проводят до нужной станции метро. Несколько раз инспекторы встречались мне в метро, когда я ехал на работу. Они провожали меня до колл-центра и настоятельно просили звонить их операторам и оформлять заявку, по которой инспектор мог бы прямо от нашего офиса проводить меня до вокзала. Где-то с полгода назад я и начал так поступать и ни разу в этом не разочаровался: работники метро, которые едут со мной от «Каховской» до «Киевской», неизменно оказываются тактичными, предупредительными, общительными.

Я могу долго о них писать в превосходной степени, так как не очень часто встречаю в одном месте столько доброжелательно настроенных людей, которые помогают не просто по обязанности, но делают это, что называется, от души. Они сетуют на то, что от работников нашего колл-центра, где трудится большое количество тотально слепых, практически не поступает заявок. Постепенно количество заявок увеличивается, и инспекторы даже помнят некоторых моих коллег по имени.

Как-то раз я выходил из офиса за одним моим товарищем по работе, который, как и я, шёл с тростью. Я знал, что меня должен был ждать инспектор. К моему удивлению, человека передо мной девушка пропустила, а обратилась прямо ко мне.  Когда я этому удивился, она сказала, что ещё на «Киевской» инспектор Евгений, который знает меня, описал ей мои приметы.

Да, Евгений меня знает, и довольно давно: ещё год назад он несколько раз провожал меня до работы и даже встречал меня на обратном пути. Я бы с большим удовольствием ходатайствовал об объявлении благодарности всем инспекторам, меня сопровождавшим, но, во-первых, не знаю всех фамилий, а во-вторых, боюсь кого-нибудь забыть и этим незаслуженно обидеть отличных людей.

А ведь работа у них далеко не лёгкая: приходится сопровождать детей на экскурсиях, пожилых людей, решивших выбраться на дачу, инвалидов разных категорий.

Мне инспектор рассказывал, что получил удар тростью от незрячего человека после того, как предложил ему помощь. Видимо, мужчина принял работника Метрополитена за мошенника.

9 мая для меня был днём рабочим. Утром, как обычно, я прошёл турникет на станции метро «Киевская» и сразу же меня окликнули:

— Здравствуйте, Владимир Александрович! Инспектор Светлана.

Меня умилило даже не то, что девушка вспомнила мои имя и отчество, но то, что работала она в это время по заявке и ждала ветерана с цветами, но всё-таки успела проводить меня до электропоезда метро.

Вообще, позитива в отношениях разного рода структур и нас, инвалидов по зрению, хватает. Чего стоит, например, труд волонтёров на восовских мероприятиях. Я лично был свидетелем их работы только в последние месяцы и в Саратове, и в Брянске, и в Калуге.

Не могу обойти словом и наш Центр мониторинга общественного мнения, где трудится больше двухсот операторов, которые проводят социологические опросы по телефону, на входящей линии принимают звонки от москвичей, фиксируют их обращения, просьбы, пожелания, которые передают в правительство Москвы.

Наш колл-центр работает уже четвёртый год. За это время многие незрячие люди с совершенно разным образованием стали опытными операторами. Конечно, костяк операторов — это те, кто работал в известном многим «Телекурсе», где числилось несколько тысяч инвалидов по зрению. Но, как говорится, «ничто не проходит бесследно», и благодаря работе в «Телекурсе» несколько сотен слепых людей довольно хорошо освоили компьютер и с удовольствием пришли работать в новый колл-центр.

От метро «Каховская» к главному входу гостиницы «Берлин», где находится наш офис, ведёт рельефная дорожка, установлен звуковой светофор, внутри офиса незрячим помогают соцработники.

В своей статье А. Астахова упоминает о Наталье Головиной. Так случилось, что я заочно знаком с Натальей. Она не выглядит несчастной и всеми покинутой. Наталья уверенно владеет компьютером, общается с окружающими с помощью голосовых чатов, является активной участницей интеллектуальных игр, которые нередко проводятся в этих чатах.

Всё это я пишу, чтобы показать, что есть и хорошие начинания, и много замечательных людей воплощают их в жизнь. Думаю, что и о негативных, и о позитивных моментах надо чаще писать,  может быть, и чиновники любого ранга станут со временем менее чёрствыми, и законы более гуманными, и будут эти законы выполняться.

 Владимир Савенков

НЕ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ

ТВОРЧЕСТВО ВОПРЕКИ

Кто расскажет о себе лучше, чем сам человек?  Я об этом думала постоянно, когда читала электронные письма Светланы Широковой-Зоновой из города Апатиты Мурманской области. Она прислала их в редакцию журнала «Наша жизнь», чтобы  познакомить со своим творчеством:  эта молодая незрячая  женщина   стихи и рассказы пишет, пластилиновые картины создаёт,  поёт, вяжет. И всё это у неё хорошо получается,  на радость себе и людям. В электронных папках — её биография, циклы  стихов, перепечатка заметок о ней со ссылками на сайт, снимки художественных работ, личная фотография и  перечень наград  международной премии  «Филантроп». Начиная с 2006-го,  практически каждые два года она получала  сертификаты за литературное и поэтическое творчество. Кстати, вся эта информация выложена и в Интернете.   

У меня была непростая задача — рассказать о человеке, которого я никогда  не видела и с которым не была знакома. Но помогла подсказка в виде этих писем. И, естественно, фотография. Несмотря на то, что она выполнена в традициях статичного портрета, главное в характере просматривается. Чувствуется, что Светлана — сильная личность, внешне закрытая, но внутри с огнём.   Вот только что поддерживает его? На этот вопрос  мне предстояло найти ответ.

Прочитав то, что Светлана прислала в редакцию, а потом и сведения из Интернета,  я узнала, что она  северянка, родилась в Апатитах, где и сейчас живёт. По профессии  медсестра, работала по специальности. Зрение потеряла в 27 лет из-за болезни. «С этого времени и начался мой творческий путь, — сообщает она. — Я стала писать стихи, а чуть позже и прозу. Мои стихи печатались в журналах «Наша жизнь», «Школьный вестник», в местной газете «Кировский рабочий». Я неоднократно выступала по местному и областному радио и телевидению. А также ежегодно —  на областных фестивалях, где меня награждали дипломами, грамотами и памятными подарками. Но самые дорогие для меня награды — от  Всероссийского общества слепых. Так,  в 2008 году я получила Почётную грамоту от президента ВОС А.Я. Неумывакина. В 2009-м  отмечена Знаком отличия «За бескорыстие, гуманизм и трудолюбие».

То есть,  после потери зрения стихи стали смыслом её жизни, способом самовыражения и самоутверждения. Их написано уже очень много. Вот что она говорит об этом: «Моя поэзия вошла в семь совместных сборников незрячих поэтов Мурманской области:  «Дай сердцу твоего коснуться сердца», «Сияние Севера» (альманах), «Нам нужно в счастье непременно верить», «Душой цвета я вижу», «На крыльях вдохновения», «Минувших дней святая память», «Там, где северные зори». Эти сборники изданы при поддержке Мурманской областной специализированной библиотеки для слепых. В 2006 году я подготовила свою книгу стихов под названием «Приди, моё счастье». Потом был сборник «Школьная подруга» и несколько звуковых  с наложением современной инструментальной музыки при содействии мужа Евгения».

Стихи — очень личные, но понятные каждому, ведь  это разговор с самой собой и Богом на тему поиска счастливой жизни. Есть в них и грусть, и печаль, и грёзы:

…Но как же жить с душой поэта

Без счастья, без любви земной?

Не видеть солнца, мира, света

И быть всегда, всегда одной.

Ночами в страхе просыпаться

И ждать, когда же он придёт —

Тот миг любви земной и счастья

И за собою позовёт.

Но в данном случае  — это лишь лирический фон, типичный  для женской поэзии, а суть творчества —  всегда  жизнеутверждающая:

…Живи и делай  жизнь прекрасней,

Дари всем людям доброту.

Жить вопреки — так безопасней.

Гони же прочь печаль, тоску.

Живи своей судьбой постылой,

Воспитывая гордый нрав.

Воспрянет дух, нальётся силой,

И ты поймёшь, что Бог был прав…

***

…Ведь наша участь — смело шагать,

Быть благодарным судьбе.

А если вдруг крутой поворот

И нам не везёт пока,

Волю в кулак — и только вперёд,

Хоть наша судьба нелегка.

 У меня нет цели рецензировать стихи С. Широковой-Зоновой, моя задача — показать настрой автора. Повторяю, он — бодрый, оптимистичный, вдохновляет на активные действия.

 Именно стихи сделали незрячую поэтессу  известной в городе. Её приглашают на  творческие вечера, ей пишут письма, как она признаётся, «из разных уголков стран ближнего и дальнего зарубежья». Слава сделала её более ответственной. Чтобы быть поближе к людям, она самостоятельно освоила  компьютер,  свободно работает на нём. Используя возможности Интернета, занимается самообразованием, много читает, обсуждает с мужем прочитанное, в минуты откровений черпая новые сюжеты для своих работ.

Знаменитости   С. Широковой-Зоновой прибавило и  увлечение живописью с  использованием  пластилина. Всё началось в январе 2015 года, а уже в апреле состоялась первая выставка её четырнадцати  картин.  Некоторые из них она создавала в ходе подготовки к выставке, работая день и ночь, не замечая, как летит время, но получая при этом огромное удовольствие. Меня очень тронуло её  трепетное отношение к этому мероприятию, впечатления о котором она опубликовала в местной газете: «Мои пластилиновые картины были развешаны на стенах, некоторые стояли на столах вдоль стен, как мне объяснили, чтобы люди могли получше рассмотреть их. На выставке был и авторский уголок. На журнальном столике размещена моя большая любительская фотография в рамочке и информация обо мне. Пришедшие на выставку люди рассматривали картины. Желающие подходили к этому уголку и что-то переписывали для себя.  Мы прекрасно слышали обсуждения, восхищение и восторг. Я радовалась всему происходящему  и вполголоса переговаривалась с мужем, делясь своими наблюдениями. Супруг кивал головой, вслушиваясь в атмосферу зала. После выставки моя подруга и наши мамы,  перебивая друг друга, рассказали, что посетители с большим интересом рассматривали картины. Одни, наверное, даже не верили, что эти работы мог сделать тотально слепой человек. А другие восторгались, глядя на яркие полотна, и удивлялись прямым линиям на картинах. Потом смотрели  на меня. Видимо,  таким образом  ища во мне подтверждение своего мнения». И ещё: «Всех очень поразил похожестью мой Кирилло-Белозёрский монастырь. Самое удивительное, что люди его узнавали, и каждый, кто когда-то бывал в нём, начинал свой рассказ об этом великолепии.  Я улыбалась и кивала головой в знак согласия. Кому же, как не мне, знать об этом лучше всех присутствующих в  зале! Ведь все мои школьные летние каникулы прошли  в этом живописном месте. Говорили о картине «Одинокая свеча», что очень хорошо наложена цветовая гамма. Практически всем понравилась моя «Мимоза». В картине использовано несколько техник:  аппликация, графические контуры и наложение пластилина мазками. Очень ярким получился  «Чёрный мустанг», на котором  лошадь как живая». И совсем-совсем  ещё: «В завершении чудесной выставки и поэтического вечера под дружные аплодисменты мне подарили красивый  пышный букет кустовых хризантем, аромат которых заполнил всё пространство вокруг, и мне казалось, что я попала в  оранжерею. А потом поступило предложение сфотографироваться на память. Все желающие собрались возле нас с мужем.  После этого ко мне стали подходить люди,  что-то уточнять, спрашивать, желать успехов. Казалось, что сегодня я была нарасхват».

Мне тоже захотелось последовать примеру этих людей,   встать в очередь, дождаться своего «часа» и спросить Светлану о том,  что она недосказала в своих записях,  то есть  о работе души. Я предложила ей пообщаться через интернет-переписку. Она согласилась. Ответила  на вопросы быстро и, по-моему, с удовольствием. Вот что из этого получилось.

—  Вы пишете, что творчеством занялись после потери зрения. Как Вы сами себе это объясняете? Что повернулось в душе? Это Ваш выбор или совет психологов? Чем стало творчество для Вас?

—  Когда это случилось, земля ушла из-под ног. В двадцать семь лет  вместе со зрением был потерян и смысл жизни, наступило  внутреннее одиночество. Вот тогда-то и заговорила моя душа. Стали сами собой  рождаться строки стихов. И с этим уже ничего нельзя было поделать. В этот момент моя душа впала в особое состояние, в котором мне было хорошо и спокойно. Поскольку зрячие не всегда были со мной рядом, чтобы записать мои стихи, мне пришлось приобрести диктофон. А уже позже я поняла, что поэзия  стала смыслом жизни,  я могу рассказывать обо всём, что чувствую, слышу, о чём думаю, не стесняясь своего   внутреннего «я».

— У Вас очень много побед на «Филантропе». Зачем Вам нужна эта гонка? Для признания? Для честолюбия? Для стимула? Она Вам не в тягость?

— Ну, я бы не сказала,  что это гонка. Это итог моей творческой деятельности. И потом, а почему бы не поделиться своим творчеством с другими людьми? Не показать миру, на что ты способна, тем более, зная о том, как воспринимают мою поэзию  люди.

— Про пластилиновую живопись хотелось бы поговорить подробнее. Почему выбрали именно её? И главное — расскажите о технике, материале, приспособлениях так, чтобы незрячий читатель мог легко себе это представить. Как выбираете тему? Спонтанно? После долгих раздумий? В зависимости от наличия материалов? Как долго работаете? Можно ли сказать, что она стала главной в Вашем творчестве?

— Рисовать я любила с детства. Правда, цветными карандашами, акварельными красками, гуашью. Мои детские работы частенько висели на школьных выставках. Во взрослой жизни я тоже пользовалась обычным простым карандашом. Последний мой рисунок был написан в двадцать пять лет. В слепой жизни бывшему зрячему человеку очень не хватает яркости окружающего мира и красок. И я всегда спрашивала близких, как выглядит тот или иной предмет и,  самое главное, какого он цвета. Иногда описание меня удовлетворяло, а иногда нет.  Пару лет назад в разговоре со знакомыми я узнала о пластилиновой живописи. Меня это заинтересовало и заинтриговало, хотя и были сомнения: а что я буду делать с этими картинами? И всё же  решила попробовать. Первая моя работа была простенькая и называлась «Чебурашка». Когда-то в детстве я его рисовала, и почему-то он мне запомнился, хотя был нарисован на белом листе бумаги цветными карандашами. Последующие работы я уже разнообразила при помощи разноцветного пластилина и своего воображения. Вы спрашиваете, как рождается сюжет моей картины? Конечно, чаще это воспоминание из зрячей жизни или мои цветные сны дают пищу для творческих фантазий. Кстати, сны очень помогают и в литературном творчестве. У меня много рассказов написано не только на основании каких-то жизненных ситуаций, но и  сновидений. Вот и картины практически так же рождаются: сначала в голове, потом душа наполняет красками мысли и воображение.  А иногда возникает желание нарисовать вот именно это и всё тут. Я пару дней в голове вынашиваю свою картину, а потом жду, когда придёт к нам в дом кто-нибудь из зрячих, при помощи которых я раскладываю пластилин и запоминаю цвета, беру картон размером 30 на 30 или 30 на 40,  пластилин,  который мне необходим для работы, все свои приспособления, а именно: стеки, зубные щётки, крышки, спичечный коробок, стакан или чашку, вилку,  нож, толстую иглу, а также толстую шерстяную нить для разметки пропорций и размеров предметов на картине. Нитью вообще удобно делать замеры и разметки в отличие от обычной линейки. Нить, как и сам пластилин, податливая. Её можно повернуть в любую сторону, как тебе захочется. Сначала я размечаю картонное полотно и на определённые места наношу пластилиновые маленькие кусочки. Потом  раскатываю из них колбаски.  Не слишком длинные,  чтобы не рвались, и начинаю вырисовывать  задуманную фигуру. Ну, например, дерево. Сначала ствол, потом крону. Ствол дерева — коричневым пластилином, а крону — зелёным.  Контур  раскрашиваю  так: маленький кусочек мну в руках, чтобы он был мягким, и начинаю, скажем, с левого края размазывать пластилин. После чего внутри контура кроны коричневыми колбасками вырисовываю ветки. Зубной щёткой провожу по стволу, подчёркивая его корявость. Вот и получился старый могучий тополь. Пластилин  вообще благодарный материал для незрячего художника. Он мнётся, клеится, режется. Он эластичен и податлив. Его можно раскатывать, скатывать в шарики и колбаски, размазывать, делать аппликации и, самое главное,  он разноцветный и отлично смешивается. Например, из красного и синего можно сделать вишнёвый цвет. Или если скрутить две колбаски разного цвета, например, чёрного и белого, и между собой перекрутить, а потом нанести на картон или стекло, то получится рисунок в виде мрамора. Я люблю рисовать свои картины и при этом получаю огромное удовольствие и радость от творческого процесса. Иногда  совмещаю два вида творчества, а именно пластилиновую живопись и поэзию. Я человек разносторонний и поэтому  рисую, пишу стихи, прозу, а ещё пою красивые лирические песни. Не только авторские, но и романсы, популярные песни. Я отлично вяжу на спицах добротные тёплые вещи. Как бывший медик, даю советы друзьям, знакомым и родственникам, которые ко мне обращаются.

? Обычно человек полнее всего раскрывается в стихах. Прочитав их, я поняла, что Вы сильная личность и Ваш девиз — жить так, как хочется. Это очень смелый вызов судьбе!  Разъясните его применительно не только к своей жизни, но и к жизни других. Я подумала: может, для незрячих — это протест против слепоты? И в этой храброй философии они находят спасение? Она помогает самоутверждаться? Ваше мнение очень интересно.

— Нет, я не бросаю вызов судьбе. Я просто живу и творю. Делаю то, что в моих силах. Я не жалуюсь на судьбу, так как понимаю, что зрячую жизнь не вернуть. А значит, надо жить, именно жить, а не существовать,  так, как это может сделать незрячий человек.  Он способен многого достичь в своей жизни. Может быть, ему всего лишь надо помочь, а не мешать. Моя поэзия — это самовыражение. Я всегда была бунтарём и борцом за свои идеи и свободу мысли.

?  Маленький вопрос по поводу стихосложения.  Вы занимаетесь в литературном объединении?

— Скажем так, это природный дар. Я же  занимаюсь  самообразованием с помощью Интернета. И очень этим довольна. Мне предлагали вступить в литературное объединение и стать членом Союза писателей, но я отказалась, так как не вижу в этом большой необходимости.

— Задавая этот вопрос,  я имела в виду работу над рифмой, ритмом, словом, образом. В литературных объединениях профессиональный поэт обращает на это внимание и учит добиваться точности мысли, образа. Ведь существуют законы стихосложения. Вы стараетесь им следовать? Как оттачиваете ритм, как добиваетесь убедительности образов, избегаете ли повторов и многословия? Вас волнует мнение профессионалов или Вам достаточно отзывов слушателей?

— Когда я начинала писать стихи, то сначала они были неумелыми, но я много работала над ними. Конечно же, обращала внимание и на рифму, и на ритм. Мне хотелось, чтобы мои стихи были  грамотными и красивыми. А самое главное, чтобы они воспринимались людьми, и неважно, кто их будет читать —  профессионал или обычный любитель поэзии. Я даже порой экспериментировала, читая определённое стихотворение разным людям и по возрасту, и по интеллекту. Большинство  воспринимали хорошо, и это меня радовало, придавало уверенности, что я делаю всё правильно. А теперь стихи пишутся на одном дыхании,  строчки ложатся сами собой, что говорит о правильности моих первых начинаний, которые я практически отработала до автоматизма. Я много читаю полезной и нужной для моей работы литературы, выбираю из этой массы полезностей то, что считаю для себя необходимым. Когда я работаю над стихом, то мне порой кажется, что я нахожусь не в комнате, а где-то там… В такие моменты Евгений меня не беспокоит вопросами, потому что знает, что я всё равно ничего не услышу и не отвечу, я  — на своей волне. Очень часто бывает, что, прочитав рассказ или стихотворение какого-нибудь автора, у меня рождается своё, иногда как ответ, но чаще — как самостоятельное произведение. Меня может тронуть любая строка стиха. Видимо, это зависит от того, в каком настроении я нахожусь, и что меня интересует в данный момент. Наверно, здесь отлично подходит слово спонтанность. В моём архиве на сегодняшний день около 400 стихотворений, и все они
разные по содержанию. Думаю, что для каждого человека найдётся, что почитать, как говорят,  на любой вкус и цвет. У меня много поклонников, и это не голословное утверждение. Тому есть подтверждение. Когда я с инфарктом попала в реанимацию, то пришло около трёхсот писем от людей со словами поддержки и благодарности за моё творчество.

—  Хотелось бы побольше узнать о Вашей семье. Чем занимается муж? Что для Вас главное в  отношениях?    Что у Вас получается, а что нет?  Что бы Вы хотели изменить или прибавить для полного счастья?

— С моим мужем Евгением мы познакомились в  2008 году. В  апреле я дала в журнал «Наша жизнь» объявление о знакомстве. В июле от Жени пришло письмо. До Якутии, где он жил, письма шли по два месяца, и к тому времени Женя уже находился на учёбе в Бийском центре реабилитации слепых. Телеграмма с номером его мобильного телефона пришла двадцать девятого августа. А тридцатого  мы услышали голоса друг друга. Двадцать четвёртого октября 2008 года Женя приехал ко мне в Апатиты, и с тех пор мы всегда вместе. У нас очень дружная семья. Самое главное в наших отношениях — это взаимная любовь и забота.  Мы всегда и во всём помогаем друг другу. Для полного счастья нам не хватает своего жилья. Мы семь лет живём на съёмной квартире. А поскольку люди мы уже зрелые, то очень бы хотелось иметь свой уютный уголок с домашними цветами, пирогами и вкусной едой.

Нас объединяют и общие интересы. Мы  с Евгением живём моим творчеством. Я рисую картины, пишу стихи, прозу, детские сказки, пою песни, начитываю свои стихи, а Евгений занимается наложением музыки на мои произведения, микширует мой голос с «минусовками», которые мы скачиваем из Интернета. Таким образом у нас появились аудиосборники стихов, сборник детских сказок «Озорная капель» и песни. Он также продюсирует моё творчество. Были бы большие деньги, занялся бы изданием моих книг.

?Что Вы умеете делать по дому? На ком заботы о хозяйстве, быте? Насколько самостоятельны в ориентировке?

— Мы всё  умеем делать сами. Я хозяйничаю на кухне. Люблю готовить и делаю это с большим удовольствием. Наш рацион питания  разнообразный, я балую мужа и пирогами, и вкуснейшими салатами, и борщами,  и щами. Мне нравится экспериментировать в  пределах разумного и съедобного питания. Евгений делает по дому более тяжёлую работу. Мы никогда не перекладываем домашние дела друг на друга, а берём и делаем, раз это надо.

В своё время мне как человеку, имеющему заболевание сахарным диабетом первого типа — это тяжёлая форма, отказали в реабилитации в Волоколамском ЦРС. Поэтому с тростью я не хожу. И  честно признаться, не пробовала. Может быть, и получилось бы, но родственники и муж не отпускают, боясь за моё непредсказуемое состояние здоровья. А Евгений ориентируется хорошо, несмотря на то, что в нашем городе он живёт всего семь лет.       

Вместе с ответами Светлана прислала своё новое стихотворение «Жизнь в картинках». По техническим причинам я привожу из него всего несколько, но очень точных для характеристики её творчества  строк:

Каждый день вдохновенье

Посещает меня.

Я рисую виденье,

Воплощая себя.

Из того, что узнала об этой талантливой женщине, по  стилистике её  речи,  по выбору приоритетов и прочим красноречивым штрихам, я сделала  такой вывод: она живёт в любви, которую дарят ей, прежде всего, близкие люди, а также она сама.  Это почва для рождения её творческих фантазий, это среда, в которой она может быть слабой, капризной, упрямой, а потом удивить всех пронзительным поэтическим образом. Любовь — это и есть тот огонь, который  наполняет жаром её душу.

Продолжить общение со Светланой можно по электронной почте Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Подготовила материал Валентина Кириллова

КРУГОСВЕТКА

Три дня в Италии

Сколько раз я повторяла себе, что никогда не следует говорить «никогда», но не перестаю удивляться, если со мной происходит то, чего я совсем не ожидала. «Куда поедешь?» — спрашивали меня друзья и коллеги по работе, узнавая, что в мае я собираюсь в отпуск. «Никуда. С моими долгами в ближайшее время путешествия не предвидятся», — лаконично отвечала я и действительно никуда не собиралась. До тех пор, пока не получила сообщение от своей приятельницы, с которой мы в осенне-летний период вместе занимались спортом. Она рассказала мне, что поступила учиться в Болонский университет и неожиданно для себя, да  и для нас всех, переехала в Италию. «Приезжай, — уговаривала меня Катя, — хотя бы на выходные». — «Что же, — отвечала я в задумчивости, — вот так просто на выходные я, наверное, не решусь, но если в твоём городе или где-то недалеко от него будут забеги, то я с удовольствием приеду!» Конечно, я сказала это с лёгкой руки и не надеясь на благополучный исход дела, но Катя, в отличие от меня, человек ответственный и организованный,  который уже через   пару дней прислал мне ссылку на сайт с информацией о красочном забеге во Флоренции.

Возможно, не все знают, что это такое (да и я сама, откровенно говоря, поняла и до конца оценила мероприятие только в момент его проведения), поэтому  несколько слов скажу  об этом. Участники бегут пять километров и не на время, а в своё удовольствие, не торопясь и наслаждаясь дистанцией, которая обычно проходит на набережных или в парках. На старте, как, впрочем, и  на протяжении всего маршрута, бегунов в первозданно белых футболках посыпают сухими красками так, что к финишу каждый из них оказывается с ног до головы выкрашенным во все цвета радуги. Так вот, дата   проведения этого весёлого действа как раз приходилась на последние дни моего отпуска и, удивительно, но практически совпала с днём моего рождения. Делать было нечего — обещания надо выполнять, и я приступила к процессу регистрации в забеге, покупке билетов и оформлению итальянской визы. Решено было, что я полечу до Болоньи, чтобы Кате было удобно меня встретить после занятий в университете, но единственно подходящий по времени рейс компании Alitalia оказался транзитным, с пересадкой в итальянской столице.

Я неоднократно самостоятельно летала внутренними рейсами и это уже давно перестало быть для меня волнительным, но перспектива самостоятельно искать следующий рейс в аэропорту Рима со знанием двух-трёх слов по- итальянски не могла меня не беспокоить. После покупки билетов я позвонила в службу поддержки компании Alitalia и объяснила свою проблему. Девушка, оказавшаяся по другую сторону телефона, представилась Ольгой, внимательно выслушала меня и, уточнив, есть ли у меня остаток зрения, попросила подождать пару минут. А после непродолжительной паузы вежливо  сказала мне: «К сожалению, вы не можете совершать полёт самостоятельно». Растерявшись, я даже сразу не нашлась, что ответить. «Почему?!» — наконец, изумилась я. «Это внутреннее правило компании», —  отчеканила моя собеседница, и я, совершенно отчаявшись, неожиданно для себя самой выпалила: «Удивительно, я регулярно летаю самолётами и получаю отказ в перелёте впервые от вашей компании. Пришлите мне его, пожалуйста, на электронную почту в письменном виде». — «Подождите минуточку», — смешалась Ольга и снова переключила телефон в режим ожидания. Я с нетерпением ждала её голоса, попутно соображая, каким образом буду прокладывать маршрут, если мне всё-таки откажут. «Я перезвоню вам в течение завтрашнего дня, — прозвучал долгожданный голос в трубке, — мне необходимо связаться с представителями компании в Италии».

Я прождала весь следующий день, а за ним ещё один, потому что представители компании в Италии не торопились отвечать на вопрос из России. Наконец, Ольга позвонила мне и к большой моей радости сообщила, что я, конечно,  могу совершить перелёт самостоятельно, а персонал Alitalia и аэропортов помогут мне в этом.

Действительно, вопреки всем опасениям, моё аэропутешествие в Болонью оказалось чрезвычайно комфортным и даже познавательным, потому что впервые, информируя меня лично о правилах поведения на борту воздушного судна, бортпроводники сопровождали свой рассказ тактильной демонстрацией спасательного жилета, кислородной маски, кнопки вызова бортпроводника, увенчав всё это альбомом с описанием модели самолета по Брайлю и рельефными схемами его салона. Сотрудники аэропортов, встречая и провожая с рейса на рейс, любезно передавали меня из рук в руки и просто считали своим долгом  заводить со мной светские разговоры, интересуясь, как меня зовут, куда и откуда я лечу, не учусь ли я в Италии и не ждёт ли меня там жених, а главное — где я планирую проводить летние каникулы.

Итальянцы — народ очень эмоциональный и разговорчивый настолько, что тематически разнообразить беседу со мной им мешало разве что моё скупое знание английского языка. На эту мысль натолкнул мой сопровождающий в болонском аэропорту. Передавая меня в руки Кати и безоговорочно приняв её за уроженку Италии, он пустился в многословные предположения, почему две недели назад в аэропорту Рима произошёл пожар, и перечислил все возможные причины задержки моего рейса, так что остановить его нам стоило больших трудов.   Не знаю, какие из причин всё же имели место быть, но рейс мой действительно сильно задержали, так что с Катей мы встретились уже ближе к полуночи. Из-за этого запланированная вечерняя прогулка с ужином в уютном ресторанчике не состоялась и была заменена ночным путешествием по городу до квартирки, которую моя приятельница арендует на время учёбы.

Вооружившись зонтом, со старым, видавшим виды рюкзаком за плечами, я шагала за Катей, которая успевала не только стратегически верно выбирать сухие места на дороге, но и рассказывать об особенностях архитектуры Болоньи, о нравах и привычках её жителей, значительная часть которых — студенты, способные фантастическим образом после ночных развлечений в трезвом уме и полном   здравии оказываться утром на лекциях.

Надо заметить, что мне повезло: наш поезд во Флоренцию отправлялся на следующий день ровно через двадцать минут после окончания Катиных занятий. Дабы не терять понапрасну время, мы с самого утра порадовали себя апельсиновым соком и капучино с хрустящими круассанами и отправились вместе на занятия, проходившие под сводами средневекового лектория. А после, никуда не заходя, в лёгком разминочном темпе побежали в сторону железнодорожного вокзала. Ловко перепрыгивая через ступеньки и обгоняя отягощённых чемоданами пассажиров, мы за пару минут до отправления впорхнули в свой вагон, перед которым несколькими рядами предупреждающих точек легла тактильная плитка. Я почувствовала её сквозь тонкую подошву туфель и краем сознания  успела понять и оценить эту, казалось бы, несложную, но вместе с тем чрезвычайно важную хитрость, способную предупредить и уберечь от падения на рельсы не только незрячих и слабовидящих, но и зазевавшихся путешественников.

Во Флоренции нас встретили друг Кати Якоб и его сестра Франческа. В кроссовках и спортивных костюмах, они были уже в полной беговой готовности и даже успели получить наши стартовые пакеты, в которых на этот раз, помимо обязательных номеров и футболок с логотипом соревнований, мы обнаружили переводные надписи и картинки, яркие разноцветные гольфы, юбочки и резинки для волос. Переодеваться пришлось на вокзале: в связи с предстоящим мероприятием перекрыли движение на центральных улицах города, так что добираться до начала дистанции нужно было пешком да к тому же очень быстро, чтобы успеть к началу соревнований.

Хорошо, что двадцать тысяч бегунов, собравшихся в этот день во Флоренции, уже с утра бродили по городу в ярких весёлых костюмах, так что наша необычная группа, перебежками пробирающаяся в центр, не вызывала у горожан удивления и лишних вопросов. Почувствовав, что толпа радостно возбуждённых людей сгущается, а звуки ритмичных, заставляющих двигаться в такт мелодий становятся громче, я поняла, что старт совсем близко. Катя попросила Якоба контролировать меня с другой стороны, и это было не зря. Мне, пожалуй, впервые пришлось бежать среди такого количества людей, и несмотря на то, что запускали нас на дистанцию отдельными кластерами, стараясь сохранить временной промежуток, передвигаться всё равно было непросто, временами даже трудно, а в местах атаки красками — абсолютно невозможно. Но эти неизбежные трудности преодолевались отличным настроением бегунов, которые приветствовали друг друга, смеялись и фотографировались так, что на многих моих фотоснимках красочного забега рядом со мной оказались совершенно незнакомые мне люди.

После преодоления дистанции мы по примеру многих бегунов уютненько расположились на газоне и извлекли из рюкзака Якоба заготовленные заранее вкусности: кусочки пиццы, соки и солоноватые хлебные лепёшки. Перекусив и немного отдохнув, снова отправились в путь — теперь уже переодеваться и смывать боевой «раскрас» в квартире на верхнем этаже одного из старинных флорентийских домов, любезно предоставленной нам Андреа, другом Якоба. Ведь впереди нас ждали ужин в итальянском ресторанчике с необычными  винами, пастами и сырами, которые я научилась есть с мёдом и джемом, и ночная прогулка по безлюдным узеньким улицам старого города, рассказы о нём, бесконечные споры о культуре Возрождения и Средневековья, прикосновения к древним камням мостов и барельефов стен, которые  помнят Леонардо да Винчи и Данте Алигьери.

 Вернулись мы домой к Кате и Якобу уже под утро и, разумеется, сразу же легли спать. Мои друзья живут в небольшом средневековом городке Поппи, расположенном в сорока минутах езды от Флоренции. Местечко не столь популярное, как легендарные города, прославленные знаменитыми итальянцами, но не менее красивое и интересное. Жители Поппи бережно относятся  к его истории: по возможности сохраняют облик средневековых построек, реставрируя дороги, пронумеровывают каждый камень, чтобы после ремонта непременно вернуть его на прежнее место. Дом Кати и Якоба, окружённый густым двухуровневым садом, тоже оказался в своём роде памятником — ведь фундамент и многие элементы постройки сохранились ещё с шестнадцатого века. Якоб очень гордится этим, так что моё знакомство с городом Поппи началось именно с рассказа об истории его родного гнезда. Пройдясь по саду и заведя весьма приятное для меня знакомство с двумя милыми престарелыми собаками, одна из которых носит имя русской девушки Нины, в которую, согласно семейной легенде, некогда был влюблён отец Якоба, я под руководством Кати отправилась в путешествие по улочкам Поппи.

Конечно, такие прогулки ни в какое сравнение не идут с традиционными экскурсиями! Мы останавливались у каждого интересного для нас дома, заходили в средневековый действующий до сих пор костёл, сидели, вслушиваясь в его пронзительно звенящую тишину и наслаждаясь ощущением остановившегося времени, пробовали друг у друга мороженое и пили капучино в летнем кафе под стенами замка на верху крутого, заросшего зеленью холма, изучали правила игры в гольф на щеголевато подстриженной площадке возле гольф-клуба. Для меня это было не знакомство с Италией — оно произошло ещё полтора года назад, а скорее, её узнавание. Скучающие в январе берега Римини, скоростные автобусные путешествия в самые знаменитые города и, разумеется, предприимчивые туристы, умеющие оказываться во всех магазинах сразу и с невероятной скоростью сметать самые модные и недорогие тренды — всё это когда-то оставило во мне самые противоречивые впечатления. Теперь же, когда мне удалось, минуя популярные экскурсионные места, пусть и слегка, но всё же прикоснуться к настоящей итальянской жизни, пусть не увидеть, но почувствовать весёлое, вздорное (а именно такое у неё) настроение, только теперь я немного узнала и действительно полюбила её.

Елена Федосеева

                          ТВОРЧЕСТВО НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ

Посвящается моей прабабушке Евдокии Михайловне и погибшему на фронте прадеду Максиму Андреевичу Девятириковым.

Танец журавлей

(Плач Евдокии)

                                  Возвращайся, мой журавлик,

                                  Я буду тебя ждать…

                                   Слышишь? Буду…

Она коснулась своим серым крылом его крыла. Он вздрогнул и поклонился ей. Они встрепенулись и в нежном менуэте то взлетали, то снова оказывались на земле. Их мягкие крылья-покрывала сплетались в неповторимые птичьи объятия; их грациозные шеи тянулись к небесам, испачканным свежим соком спелой утренней зари. Они кружили, кружили, касались, встречались и расставались в парном птичьем танце. Удивлялось утреннее небо, как тонкие журавлиные ноги способны удержать прочность чувств и твёрдость намерений птичьих судеб…

Евдокии было почти 40, когда она впервые увидела танец журавлей. Ранним весенним утром муж Максим привёл её в это тайное место, выбранное птицами для своих танцев. Она спокойно, но заворожённо смотрела на танцующих птиц. Максим сильными мужскими руками нежно держал её за плечи и ровно дышал в пучок волнистых, слегка дымчатых волос. У них за плечами уже было многое: суетливая деревенская жизнь, семеро непосед-детишек, повседневные планы, в которых и скрывалось их простое обоюдное человеческое счастье. Они не кричали друг другу о любви, как в романтических книгах, но они молчали о ней так громко, что это было слышно улетающим зимовать журавлям.

— Что бы ни случилось, всегда помни — журавли танцуют для нас… — спокойно сказал Максим. Евдокия кивнула в знак согласия и снова устремила взор на танцующую пару птиц…

А потом случилась война…  Максим уходил на фронт — сборы были спешными, а прощание сдержанным. Старшие дочери, Шурочка и Маруся, еле уловили в лице отца зарождающуюся слезу… Евдокия тихо плакала, они с Максимом никак не могли расцепить пальцы… Она коснулась своим крылом его крыла. Он вздрогнул и поклонился. Ей померещилось тихое: «Я вернусь»…

Плачь, Евдокия, плачь об ушедшем на фронт солдате; о тяжёлой доле народа русского; о погибших отцах, мужьях, матерях и детях; о потерянном цвете мирного неба. Плачь, Евдокия, плачь, пока молчат камни, пока немеют грозы, пока тяжело дышит земля, пока танцуют журавли…

И что ей оставалось делать? Принять участь всех женщин, искалеченных войной — научиться выживать и ждать. Как жалостлив был плач семерых детей; как пуст суп из крапивы; как приходилось питаться картофельными очистками; как холодны были зимние военные ночи; как не хватало слёз и как согревали песни и горячий чай.

Вскоре на фронт ушёл сын Евдокии Николенька — молодой резвый юноша, только-только оперившийся журавушка. Соседи успокаивали: «Жди, Дуняша, жди, воротятся твои журавли». Как хотелось бы написать про скорый мир и про долгожданное возвращение близких людей, про радость встреч и счастливое завтра! Даже в годы войны Евдокия по весне ходила смотреть, как танцуют менуэт эти грустные птицы. Как-то раз Дуняша увидела одиноко танцующего журавля, почувствовала недоброе, расплакалась, а через три дня пришло трагическое известие о гибели мужа Максима. Словами горе не передать. Война научила стойко переносить потери. Евдокия стала молчалива, куталась во влажную от слёз старенькую шаль, держала постоянно сцепленными пальцы, как бы молясь за того, кто отдал жизнь за их мир и спокойствие и кто никогда не вернётся. Известие о гибели сына Николеньки окончательно подкосило Евдокию. Слёз почти не осталось, надежды и веры — тем более, только любовь ещё существовала в её замутнённой горем памяти. Она перестала верить всем, даже журавлям, на которых надеялась в, казалось бы, самые безысходные моменты.

Смотри, Евдокия, смотри, как женщины ждут и надеются; как летят письма, сквозь прожитые годы; как растут дети, выжившие в стальных объятиях войны; как строятся разрушенные дома. Смотри, Евдокия, смотри — туда, где даль спокойна и неизведанна, туда, где глубина рек быстрых бездонна, туда, где ветер неистовый, туда, где танцуют журавли…

Послевоенное время было трудным, но счастливым. Люди привыкали к мирной жизни, заново учились радоваться, земля русская глубоко дышала воздухом Великой Победы. Деревню, где жила Евдокия, захлестнула волна свадеб. Невесты встречали вернувшихся солдат, чтобы вместе из нитей сложных судеб сплетать узор человеческого семейного счастья. Память Евдокии постепенно оттаивала. Её старшие дочери, Шурочка и Маруся, вышли замуж, а журавли, как прежде, прилетали и улетали и… танцевали. Постаревшая на полжизни, измученная горем русская женщина впервые после войны отправилась на свидание с журавлями. Казалось, их танцы стали ещё нежней, а песни — пронзительней. То ли потому, что Евдокия давно не наблюдала этого природного зрелища, то ли потому, что вспоминала своих погибших журавликов.

Это стало для неё традицией — каждую весну приходить на знакомое место для встречи с журавлями и своей памятью. Она стала брать с собой  младших детей — дочку Евгеньюшку и сына Ваську, они были крохами, когда погиб Максим, и почти не помнили его. Женя держала маму за руку и так же, как и она, заворожённо глядела на пару серых птиц, слушая рассказ мамы о журавлях. Резвый Васька не мог усидеть на месте, он был ещё мал, и ему трудно было проникнуться моментом.

Не просто сложилась дальнейшая жизнь Евдокии. В результате бытовой травмы женщина ослепла. Память сыграла с ней злую шутку. Раньше наблюдение за птичьими танцами было для неё отдушиной, визуальным кусочком добрых воспоминаний, а теперь и этого не стало. Казалось, нитка сохранившегося в памяти вот-вот оборвётся. Человек ко всему привыкает и находит для себя то, что будет греть его душу. Евдокия доживала свою тихую жизнь у старшей дочери. Она начисто выметала избу, варила любимую перловую похлёбку Максима и вслушивалась в грустные журавлиные песни. То, что память не может увидеть, она всегда сумеет расслышать…

Евдокия почти никогда не молилась Господу. Она отправляла свои мольбы журавлям и просила у них защиты. Однажды деревенские мужики подстрелили вожака в журавлиной стае. Птицы сели на землю и без него не смогли лететь. «Не стреляйте в журавлей. Я не вынесу ещё одной раны на своей памяти», — тихо просила плачущая женщина. Часто ранним утром она выходила, садилась на крыльцо и плавными волнистыми движениями тянула руки к небу. Вставшие спозаранку грибники могли видеть одиноко сидящую на крыльце пожилую женщину, протягивающую руки к небу и ждущую ответное журавлиное крыло…

Слушай, Евдокия, слушай отголоски военного грохота; стоны искалеченных судеб; траурные вздохи измученной памяти; тихие голоса выжившего народа русского. Слушай, Евдокия, слушай былины дождевых капель, сказания тёмных болот, золотистый смех животворящего солнца и грустные песни танцующих журавлей…

Помни, Евдокия, помни стук сердца погибшего солдата;  вкус чёрствого чёрного хлеба; холод зимних военных ночей; скорбные лица народа горемычного. Помни, Евдокия, помни, как встаёт земля русская с колен ослабленных, как встречают люди со слезами на глазах победу долгожданную, как молятся за ушедших небо синее, реки тихие и слово людское, как для тебя танцуют журавли…

В октябре 1987 года Евдокия умерла. А в нашей семье появилась традиция — все девочки, девушки и женщины весной идут смотреть на танцы журавлей. Это способ сказать спасибо всем тем, кто отдал свои жизни на войне за наш сегодняшний мир; это дань, которую мы отдаём русской женщине, восхищаясь силой её характера, мужеством, стойкостью и не умирающей любовью; это наша память, которая не умрёт никогда, пока живут люди; пока любят женщины и мужчины; пока танцуют журавли…

Евгения Зуева,

Красноярск