Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

Кроме представленных материалов, вы сможете почитать в номере:

Мы и общество

   Взаимопонимание достигнуто

В правлениях и местных организациях ВОС

   Заслуженная награда

Личность

   Путь к себе сквозь войну и мир (окончание). — В. Кириллова

Хозяйствовать по-хозяйски

   «РЖД» в помощь ВОС. — А. Осипов

В Центральном правлении ВОС

   Одинаковые аббревиатуры с разным содержанием. — А. Неумывакин

Хранители

   Дизайн для всех. — И. Сергеев

Наука и практика

   Умная тюбетейка с функцией проводника. — М. Ингларов

Реабилитация по существу

   Адаптация на современном уровне

Библиотечная мозаика

   Знаете ли вы российскую «Библионочь»? — И. Сергеев

Доступная среда

   Под пенье птиц и плеск реки. — Д. Канн

Паломники

«Прикоснись к святыне»

История успеха

Слепая акула бизнеса

Давайте познакомимся!

Домашний калейдоскоп

ПОЭЗИЯ

ЧЕРЕСПОЛОСИЦА ТВОРЧЕСТВА

Тихо и обычно в 1974 году началась удивительная жизнь Николая Федяева. Он, как все, учился. Сначала в школе-интернате города Куйбышева, потом в Оренбургском музыкальном училище постигал премудрости игры на баяне, а затем, приняв решение не продолжать музыкальное образование, поступил в Оренбургский государственный педагогический университет на филологический факультет, который окончил в 2000 году.

Как все, работает. С 1998 года учителем русского языка и литературы в школе-интернате № 2 для слепых и слабовидящих детей города Оренбурга, а с 2015-го — звукорежиссёром в ИПТК «Логосвос», осуществив свою давнюю мечту о погружении в мир звуков.

Николай создал семью и воспитывает умницу-дочь, но не может смириться с привычной обыденностью, традиционной стабильностью, не желает терять ощущение чудесного, что окружало каждого из нас в детстве.

Считая творчество во всех его проявлениях самым важным в жизни, Николай с 1989 года пишет стихи, которые помогают приоткрыть завесу повседневности над окружающей действительностью, заставляют внимательнее посмотреть вокруг и увидеть Чудо «на блюде с небесной каёмкой, В сопровождении песни негромкой…»

Говорят, что жизнь — это сплошное чередование чёрных и белых полос. В таком случае, если продолжить аналогию, можно сказать, что, постоянно мелькая, эти полосы становятся привычными нашему глазу, и мы начинаем видеть весь окружающий мир в чёрно-белом цвете. Но это не всегда было так. Наверняка в детстве каждому из нас казалось, что всё вокруг буквально дышит какой-то неуловимой таинственностью, загадочностью, которую мы тогда не умели объяснить, но ощущали как часть своей жизни. Естественным состоянием нашей души было постоянное ожидание чуда, и жизнь дарила нам чудеса щедро и бескорыстно. Чудесным и неповторимым было всё: и первый утренний луч солнца, и вспышки молнии на ночном небе, и старый шкаф, хранивший в себе множество загадочных предметов.

  Но время неумолимо заставляло нас взрослеть. Тяжкое бремя знания постепенно ложилось на наши плечи, и восприятие сути вещей незаметно сменилось её пониманием. Слова «знать» и «понимать» стали для нас важнее слов «верить» и «чувствовать». И в какой-то момент жизни мы вдруг понимаем, что ушло нечто важное, невозвратимое, и от осознания этого порой становится грустно. Ведь с каждым новым законом, с каждым открытием мир теряет свою загадочность и становится «чуточку скучней», а бесконечно-удивительный процесс познания, освоения мира и его законов лишает нас удовольствия свободы полёта:

Когда б не знали мы о силе тяготенья,

Могли б свободно по небу летать…

Прекрасно, что человек наделён потрясающим даром воображения, которое позволяет по-новому взглянуть на привычные вещи и радостно воскликнуть: «Здравствуй, Мир!»

Творчество Николая Федяева не поддаётся жанровой классификации, так как в его стихах очень сильно личностное начало. Тем не менее, внутренние переживания, сомнения, мечтания, поиски истины, малейшие движения души поэта через простые, понятные всем, но метафорически-яркие образы приводят читателя к философским размышлениям о явлениях окружающего мира, к лирико-романтическому освоению диалектики жизни.

Татьяна Федяева

* * *

Я пришёл в этот мир утром,

Я пришёл в этот мир тихо,

Только он за стеклом мутным

В бесконечном кружит вихре.

Встретил дерзко меня, гордо —

так и хочется стать ниже.

Знал я: надо шагать твёрдо,

Чтобы в мире суметь выжить.

Говорил я Зиме: «Здравствуй!»

Я Весну умолял: «Жизни!»

Только Осень призыв страстный

Залила мелочей ливнем.

Я у утра просил радость,

Я от вечера ждал грусти, 

А в ответ на мою слабость

Только ночь свои корни пустит.

Раздавить бы стекло мути,

И за горло схватить вихря,

И увидеть вещей сути,

Чётких светотеней игры.

И взглянуть в этот мир гордо:

Пусть почувствует он: «Надо

Непременно стоять твёрдо,

Чтобы выдержать мощь взгляда!»

Я пришёл в этот мир утром,

Я пришёл в этот мир тихо.

Знаю: будет уйти трудно,

Даже если найду выход…

* * *

Боже, не правда ли, трудно быть Богом,

Мир наблюдать, не казаться усталым?

Много молящих, просящих о многом,

Больше ещё тех, что просят о малом.

Малая боль, словно вспышка сверхновой,

В каждой песчинке — вселенной значение...

Ты лишь являешься миру основой,

Первый творец и заложник творения.

* * *

Сумрак — это страшней, чем мрак,

В сумраке точно не знаешь как.

Там в неизвестность любая дверь,

Каждый предмет — не цветок, а зверь.

Робость надежды и свет окна,

Странные звуки и тишина,

Где-то надрывный, тревожный плач,

С грохотом павший со стула плащ.

Времени бремя и краткий миг,

Противоречий немой язык.

С тьмой всё понятно, и ясен свет —

Сумраку веры ни капли нет!

Там расстоянья равны уму,

Вечно не знаешь там, что к чему.

Сумрак не бодрствует и не спит,

Вот-вот о чём-то заговорит...

Сумрак — это мрачней, чем страх,

Путает в собственных же строках.

В каждой стене там глухая дверь,

Из-за которой выходит зверь.

Призрак надежды, провал окна,

Звук мимолётный и —  тишина.

Влажен, прохладен, тяжёл, шуршащ

На пол тихонько сползает плащ...

 

 

ЭКСТРИМ СЛЕПЫХ

ДЖОН ФИЛДИНГ

Так важно вгрызаться глазами в глаза,

Но если на взгляды надеяться нечего,

Пусть зеркалом станет у каждого речь его!

Шестёрка порою сильнее туза…

Непросто поймать потайную волну.  

Искомая истина часто туманится.

Нередко и ночь, как  лихая карманница,

Нахально крадёт золотую луну.

По слабости можно шагнуть за черту,

К тому же соблазны бывают приятными,

А солнце и в полдень щербатится пятнами,

Хоть много труднее грешить на свету!

Не всем по зубам роковая стезя

Полоть «сорняки» одичавшего города,

Ведь тяжкая трасса шипами пропорота,

Да всё-таки прятаться в щели нельзя!

Разумеется, многие реальные деятели прошлого попадали на страницы мемуаров и документальных произведений или даже становились трансформированными прообразами беллетризованных персонажей. Вот и уникальные сводные братья Филдинги, скорее всего, послужили толчком к созданию целой галереи интеллектуалов и оперативников, сражавшихся с матёрыми преступниками. Кстати, как и эти почти неразлучные  родственники, литературные мудрецы и сыщики предпочитали вести расследования слаженными парами, хотя бы половину из которых составляли англичане. Вспомним, что умопомрачительную славу Артуру Конан Дойлю принёс странноватый аналитик и одновременно успешный практик Шерлок Холмс. Разумеется, у него обнаруживается преданный ассистент и личный биограф доктор Ватсон. Видимо, данные культовые джентльмены, в свою очередь,  стали прототипами  любимцев Умберто Эко, что подчёркивает территориально-фамильярная линия итальянского сюжета. Брат Вильгельм Баскервильский и послушник Адсон из псевдоисторического бестселлера «Имя розы», составили колоритную «монастырскую двойку», осуществлявшую инквизиторское дознание. Ещё один знаменитый частный детектив Эркюль Пуаро, являющийся тёзкой древнеримского силача Геркулеса, тоже блистал в интернациональном дуэте. Склонный к чревоугодию, бельгийский философ и его простоватый британский помощник капитан Артур Гастингс украшают романы Агаты Кристи.

Интересно, что оба Филдинги поочерёдно были Главными мировыми судьями Лондонского графства в границах Вестминстера  и Мидлсекса. Время их смерти не вызывает разночтений, да и день рождения Генри  двадцать второго апреля 1707 года во всех общедоступных изданиях совпадает. Зато с Джоном ясности нет до сих пор. Дата его появления на свет «покрыта тайной» и в значительной мере варьируется, но предпочтение отдаётся 1722 году. Впрочем, Григорий Чхартишвили, широким массам известный под псевдонимом  Борис Акунин, в очередной интернет-реплике на «инвалидную тематику» почему-то указал гораздо более ранний срок,  продлив жизнь «гения сыска» на девять лет. Лишь один авторитетный англоязычный источник предельно точно указывает число и месяц долгожданно-счастливого происшествия в семье родовитого генерала в отставке. Ну, наверное, соотечественникам виднее, ведь и остальные данные того же происхождения вызывают доверие, поэтому и я остановлюсь на шестнадцатом сентября 1721 года.

Согласно народной мудрости, «Темнота ходит на костылях, потому что для незрячего каждый шаг — яма!» В данном случае образное утверждение  получило оригинальное доказательство, поделённое по-братски, ведь старший Филдинг последние месяцы жизни передвигался с большим трудом, используя «подручные средства», а младший, в 19 лет осуществив детскую мечту о Королевском флоте, на службе получил травму головы и навсегда лишился зрения. Правда, это не помешало тотальнику крайне активно вести публичную жизнь и стать верным соратником брата, а потом  и достойным продолжателем общего дела, по-видимому, заменившего ему семейное счастье. Значит, совсем не случайно старинная английская пословица гласит: «Никто так не слеп, как тот, кто не хочет видеть!»

Как ни странно, Скотланд-Ярд стал оплотом правопорядка сравнительно недавно. Оказывается, столичная «силовая структура», тщательный контроль за деятельностью которой осуществляет городская администрация, основана всего-навсего в 1829 году. Ещё через 13 лет появился отдел уголовного розыска — «Detective Branch», позже переименованный в «Criminal Investigation Department». Сверх того, за безопасность на железных дорогах и трамвайных линиях, а ещё в легендарной «подземке» сегодня отвечает автономная Британская транспортная полиция. Совершенно самостоятельно функционирует и её аналог в Лондонском Сити.

Влиятельный комиссар сильно разросшейся «Metropolitan Police» напрямую подчиняется Министерству  внутренних дел Великобритании, что и понятно, ведь отцом-учередителем  службы был тогдашний руководитель правоохранительного ведомства сэр Роберт Пиль. От уменьшительной формы имени этого реформатора всех английских защитников слабых и обездоленных окрестили «бобби». Они традиционно имеют при себе лишь особую дубинку. Правда, после убийства в 1884 году двух офицеров ночным патрульным стали выдавать  револьверы. Однако через полвека эта практика была прекращена «за ненадобностью». В настоящее время вооружены лишь подразделения быстрого реагирования.

Поражает, что до середины XVIII века в признанном центре цивилизации с полумиллионным населением не существовало профессиональной полиции, а её функции частично выполняли сильно коррумпированные  частные объединения «охотников на воров», работавшие на коммерческой основе. Временных «констеблей» выбирали по жребию. Приличные люди пренебрегали этой малопочтенной повинностью и вместо себя нанимали всякий сброд. Наделённые властью хулиганы и жуликоватые бродяги «свирепствовали почём зря». Пожалуй, подобные «блюстители порядка с большой дороги» были опаснее «честных разбойников». В трущобах и кварталах привилегированной элиты буквально кишмя кишели сутенёры и мошенники, убийцы и грабители, орудовавшие круглосуточно и предельно нагло, потому что их развращала безнаказанность.

Вот здесь-то на исторической сцене и появляется инвалидно-родственный тандем, в котором ведущую роль играл будущий английский классик. Следует подчеркнуть, что Генри Фильдинг, а именно так было принято писать эту фамилию в русскоязычных переводах академических изданий его сочинений, дебютировал в драматургии. Соотечественникам он  запомнился несколькими недолго популярными комедиями на злобу дня. Поначалу «едкий» писательский труд гарантировал хорошие заработки, но Закон о театральной цензуре 1737 года вынудил поменять планы. Воспитанник привилегированной школы в Итоне и недоучившийся студент Лейдонского университета поступил в Темпль, чтобы  в легендарном возрасте вознесения Иисуса Христа наконец-то получить звание адвоката.

Уважаемая профессия позволила занять достойное положение в обществе, а главное — достаточно сносно содержать двоих детей и жену, позже послужившую прототипом героинь его романов. Правда, острый финансовый дефицит ощущался даже после скоропостижной смерти боготворимой Шарлотты Крэдок, так как, пренебрегая общественным мнением, вдовец с трёхлетним стажем в 1747 году вступил в брак с бывшей служанкой покойной супруги Мэри Дэниэль, которая была беременна. Семья увеличилась, и расходы опять резко возросли.

Параллельно с юриспруденцией талантливый универсал занимался и крупномасштабной прозой, которая оказалась прибыльней и безопасней сатиры. Вершиной его творчества стал эталонный плутовской роман «История Тома Джонса, найдёныша», изданный и вызвавший дискуссионный фурор в 1749 году. Вскоре последовал и служебный успех: потомственный дворянин был назначен на почётный пост Главного мирового судьи Вестминстера и Миддлсекса. Хлопотная должность предписывала не только председательствовать на разбирательствах и выносить приговоры, но и способствовать поимке преступников. Увлекающаяся натура с головой погрузилась в новые обязанности. Будет не лишним отметить, что всё время рядом с братом был и незрячий Джон. Верный единомышленник тоже держал фирменную планку истинного профессионализма филдингской династии на должной высоте.  

Несмотря на солидное жалование, щедрому и чадолюбивому Генри денег постоянно не  хватало, ведь внук члена Суда Королевской скамьи был   безукоризненно честен и его доходы от должности оказались вдвое меньше, чем у нерасторопного и нечистоплотного предшественника. Пришлось вновь добывать «побочные» средства «борзым пером». Так на свет появилась безнадёжно затянутая «Амелия», которую иногда именуют «Эмилия». Последний роман  местами сбивался на откровенную проповедь и не нашёл отклика у придирчивой публики. Гордый максималист чрезвычайно остро ощущал творческий провал и сгоряча заверил читателей, что  больше не будет заниматься художественной прозой. Это  обещание поневоле было выполнено, потому что прикладная юриспруденция отнимала всё больше времени, совмещать её с изящной словесностью стало просто невозможно. Впрочем, небогатый трудоголик не утратил способность чётко излагать свои мысли, безупречно аргументируя выводы, поэтому  по заказу  правительства в 1751 году написал насущно необходимое «Исследование о причинах  недавнего  роста  грабежей», а затем  опубликовал «Предложения   по организации действительного обеспечения  бедняков». Кроме всего прочего, эти аналитические работы позволили удовлетворительно решить бюджетные проблемы и свести концы с концами.

Авторитетный вершитель судеб лично проводил следствие по наиболее важным делам и руководил  поиском подозреваемых на территории Большого Лондона за исключением Сити. Вскоре он понял, что требуется коренная  реорганизации дознавательной системы, и предложил создать специализированный контрольно- розыскной орган. Благодаря хорошим связям и настойчивости ему удалось «выбить» ассигнования на содержание «целых шести сыщиков». Оригинальная идея поначалу не слишком нравилась «сильным мира сего», но меры воздействия на криминальную среду оказались очень эффективными, а результаты превзошли самые радужные ожидания. Постоянных обязанностей и оперативных задач у неутомимых ребят всегда было «свыше крыши», поэтому они носились, как оглашенные,  без выходных и отпусков, а частенько и без обеда. В честь улицы, где находилась контора Главного мирового суда Лондонского графства и жили братья Филдинги, двуногих ищеек на жаловании прозвали «бегунами с Боу-стрит». Самым продуктивным из них был Джон Таунсенд.

Увы, на финише короткой и блестящей карьеры Генри Филдинг жутко страдал от астмы и подагры, буквально сгорая от нервных и физических перегрузок. Из-за тяжёлых недугов он передвигался исключительно на костылях. Для поддержания угасающих сил и поправки расшатанного здоровья врачи настояли, чтобы он  сменил Туманный Альбион на страну с благоприятным климатом. Передав не терпящие отлагательства текущие дела своему ученику и родичу, в конце лета 1754 года великий писатель и реформатор правоохранительной системы отбыл на континент, откуда уже не вернулся, потому что через два месяца интенсивного, но безрезультатного  лечения его не стало. Сорока семи  лет  от  роду он тихо умер восьмого октября в португальской столице и был похоронен  на местном английском кладбище. Мастер слова вёл записи до последних дней, о чём свидетельствует незаконченный «Дневник путешествия в Лиссабон», изданный после его кончины.

Естественно, беспокойную службу вместе с кабинетом и проверенным штатом сотрудников «унаследовал» Джон, который в качестве доверенного помощника Филдинга-старшего уже несколько лет самоотверженно делил с ним тяготы городского судопроизводства и сыска, попутно постигая их тонкости, а главное — официально набирался практического опыта. По воспоминаниям современников известно, что на лице у единственного в своём роде профессионала была чёрная повязка и в руке неизменный хлыстик. Возможно, данный стильный аксессуар в определённой степени заменял ему ориентировочную трость. Кажется, как раз из-за неординарной внешности недоброжелатели с издёвкой именовали увечного корифея «Слепой Клюв». Между тем, знаменитые «злачные места» были опутаны густой паутиной контрольно-информационной сети. Грамотно используя «подвижные кадры», вдумчивый и компетентный координатор борьбы со злом, по сути, сам исполнял функции мощного «стационарного мозга», который постоянно подпитывали секретные агенты и добровольные соглядатаи.

Достойные доверия источники утверждали, что этот внимательный и порой опасный собеседник безошибочно различал голоса свыше трёх тысяч рецидивистов. Конечно, зрячих британцев этот факт поражал и восхищал, только вот нынешних тотальников с приличным слухом подобный результат не особо впечатлит. Если любой «продвинутый» инвалид по зрению припомнит всех родственников и соседей, однокашников и сослуживцев, друзей и просто интернетовских или телефонных знакомых, а затем прибавит к ним популярных артистов и дикторов, известных литераторов и политических деятелей, которых он с лёгкостью узнаёт по нескольким прозвучавшим словам, а то и по дыханию или шагам, то цифры могут оказаться сопоставимыми. 

Разумеется, Джон продолжил совершенствовать мероприятия по улучшению содержания заключённых и предупреждению преступности, уделяя пристальное внимание  занятости молодёжи. Ему даже довелось содействовать открытию Ламбетского  убежища  для девочек-сирот. Как и положено, упорный «истребитель причин правонарушений» не забывал о своих главных «карательных обязанностях» и тщательно анализировал результаты работы регулярного уголовного розыска, впервые введя в практику некоторые вполне современные приёмы судопроизводства, теперь считающиеся азбукой криминалистики. Он завёл картотеку и начал печатать в «Police Gazette» приметы находящихся в розыске фигурантов. При нём была разработана методика опознания жертв, а главное — дебютное опробование прошли очные ставки. Перекрёстные допросы подозреваемых и свидетелей отличались продуманной режиссурой помноженной на  виртуозное исполнительское воплощение. Это и понятно, ведь бенефициантом был воспитанник известного юриста и популярного драматурга, многое у него перенявший. Разумеется, на судебные заседания публика ломилась, как на театральные премьеры.

В 1761  году  старательный тотальник был  посвящён  в  рыцари, получив право титуловаться «сэром». Воодушевлённый неоспоримым признанием его заслуг, деятельный поклонник экспериментов вскоре  проявил очередную нестандартную инициативу, вследствие чего на европейских улицах впервые появились конные патрули. Тогда десятка всадников хватило, чтобы практически ликвидировать дневные безобразия, а ночью порядочным обывателям выходить из дому и так незачем. Таким образом, полторы дюжины целенаправленно снаряжённых и обученных специалистов вполне удовлетворительно обеспечивали «идиллию безопасного существования горожан», довольно быстро очистив поднадзорную территорию от ведущих ассов порочных промыслов. Достойный преемник опять оказался победителем, а значит, образно-эмоциональный термин «слепое правосудие» обрёл вполне конкретный смысл.

Сэр Джон Филдинг скончался четвёртого сентября 1780 года, когда Британию захлестнул мрачный период непримиримой междоусобицы и был чрезвычайно популярен лозунг: «Долой папистов!» Примечательно, что Чарльз Диккенс через 60 лет в предисловии к собственному масштабному и почти документальному роману «Барнаби Радж», который почему-то называл повестью, дал крайне жёсткую оценку случившейся трагедии: «О мятеже лорда Гордона, насколько я  знаю,  не  писал  до  сих  пор  ни  один романист, а  между  тем,  это  событие  изобилует  весьма  примечательными  и необычайными подробностями. Не  приходится  говорить,  что   этот   безобразный   бунт,   покрывший несмываемым позором и  эпоху,  его  породившую,  и  всех  его  зачинщиков  и участников, — хороший  урок  последующим  поколениям… Такие «религиозные бунты»  продиктованы  нетерпимостью  и  жаждой  насилия. Они — просто взрывы закоренелого фанатизма  одуревших людей…»

Несомненно, горестные обстоятельства личного характера, возникшие в связи с ростом общественной  напряжённости, сыграли негативную роль в судьбе Филдинга-младшего и значительно сократили его жизненный путь. По понятным причинам, он неоднократно упоминался в  историко-художественном произведении Диккенса, хотя полноправным  персонажем этой книги его считать всё-таки нельзя. Социальный реформатор скорее являлся неким символом хвалёного английского правосудия.

Беллетризованный образ незрячего судьи довольно часто появляется в англоязычной художественной литературе. Особенно развернулся американский писатель Брюс Кук, который под псевдонимом Александр сочинил одиннадцать детективных романов и окрестил исторический цикл «Тайны сэра Джона Филдинга». Про удивительно талантливых и разносторонних сводных братьев не раз снимали полнометражные кинофильмы и телесериалы. В частности, английская  многосерийная лента 2008 года «Город порока» основана на их расследованиях.

Надо сказать, что к началу двадцатого века ситуация в корне изменилась: в двадцати одном отделении «Metropolitan Police» насчитывалось уже почти 16 тысяч офицеров, что в тысячу раз больше, чем было в подчинении у «Слепого Клюва»! Само собой, в настоящее время штат увеличился ещё, по крайней мере, вдвое. Понятно, что, в свою очередь, и мегаполис тоже   разросся, но всего-то десятикратно! Чувствуете разницу? Противодействие терроризму на территории столицы сейчас возложено на Управление специальных операций, юрисдикция которого распространяется и на другие регионы страны. К тому же особые службы обеспечивают безопасность членов королевской семьи и правительства Великобритании, охрану здания Парламента и аэропорта «Хитроу». К ним следует добавить патрули, осуществляющие круглосуточное «прочёсывание» воздушного пространства на вертолётах, а кроме того, Темзы и морской акватории на катерах при наземной поддержке оперативных групп кавалеристов, кинологов и снайперов. Следователи, инспекторы и детективы упорно сражаются с организованной преступностью, в том числе с  экономической и профессиональной. Им активно помогают криминалистическая и дактилоскопическая службы, а также разведывательное бюро и подразделение негласной деятельности. Плюс к этому готовность к чрезвычайным ситуациям обеспечивает крупный резерв, используемый  при массовых беспорядках и других резонансных актах. Тем не менее, похоже, столь мощный, но громоздкий правоохранительный механизм со сравнительно  низким коэффициентом полезного действия теперь явно пробуксовывает, не справляясь с ответственной миссией всеобъемлющей защиты англичан. К сожалению, острейшие национально-конфессиональные проблемы захлестнули остров. С религиозным фанатизмом и лихачеством на дорогах, безнравственностью и жестоким обращением с детьми пока сражаются лишь от случая к случаю и без должного рвения. Неужели у выдающихся соратников с общей фамилией Филдинг сегодня нет  подходящего последователя, способного возглавить консолидированный фронт властных структур, чтобы добиться резкого сокращения числа убийств, изнасилований и грабежей?

        Владимир Бухтияров

      Комментарии Ирины Федотовой

КРУГОСВЕТКА

Три визита в Индию

Визит второй: «Легенды Гималаев»

Продолжение. Начало читайте в №№ 1 — 5.

Утром пришедший за своими подопечными Дипак объяснил, что, по всей видимости, ночью на крыше резвилась стая обезьян, и мы очень верно поступили, закрыв дверь на террасу, поскольку, забравшись в номер, эти хулиганские создания могут доставить много неприятностей.

Предоставив Татьяне возможность завершить свой утренний туалет, мы с гидом вышли перекурить на террасу. Присущий равнинам Индостана изнурительный летний зной остался у подножия Гималаев. Окружающая среда ласкала комфортной температурой в 25—27°  C.

Воспользовавшись случаем, я попросил Дипака описать открывающиеся перед нами виды. Слушая гида и вдыхая коктейль из сигаретного дыма и горного воздуха, я представлял рисуемую им величественную картину.

Наш отель стоял на высоком холме. Внизу змеились извилистые улочки городка. На вершинах и склонах соседних холмов расположились буддистские монастыри и храмы. Близстоящие горы густо поросли уходящими ввысь сосновыми и кедровыми лесами. Меж высоких деревьев и густых кустарников шастали вездесущие обезьяны. Вдалеке просматривались сверкающие на солнце снежными пиками горные хребты.

Наконец, Татьяна оповестила о том, что она готова к выходу, и мы отправились знакомиться с Верхней Дхарамсалой и её окрестностями.

Ведомый нашим бравым водителем Гири автомобиль спустился с холма и вновь начал взбираться куда-то вверх. Дипак объявил, что мы едем в деревушку Бхагсу, в которой находится индуистский храм местного божества, одной из форм проявления Шивы — Бахсунага. Кроме того, неподалёку от деревни есть живописный водопад, в котором мы, если захотим, можем искупаться.

Путь оказался недолог, вскоре наша машина остановилась, и мы, выбравшись наружу, направились в сторону периодически раздающегося звона небольшого колокола. Не уловив в этом звоне никакой системы, я спросил у Дипака, что означают эти звуки. Оказалось, посетители, перед тем как войти в храм, ударяют в подвешенный у входа колокол, вежливо извещая божество о своём визите. Подойдя поближе, Дипак прочитал нанесённую над входом надпись, которая гласила, что до того, как в 1204 году на деньги двух местных купцов был выстроен этот небольшой храм, здесь уже стояло более древнее святилище, посвящённое Шиве. Разувшись по команде гида, мы поднялись по ступенькам уходящей высоко вверх лестницы. У входа Дипак помог нам найти колокол, и мы, оповестив Шиву о своём прибытии, вошли внутрь. Впоследствии по всему маршруту, посещая индуистские храмы, мы аккуратно повторяли эту понравившуюся нам церемонию.

Ступая по прохладной, слегка влажной поверхности древних каменных плит, мы подошли к располагающемуся в центре храма святилищу Шивы. Здесь почитатели этого божества возлагают к Лингаму Шивы свои подношения и возносят молитвы. Услышав незнакомое слово, мы с Татьяной дуэтом спросили: «Что такое Лингам Шивы?» Дипак объяснил, что это фаллический символ бога, знаменующий собой плодородие Земли, плодовитость людей и животных. Кроме того, это ещё и символ мужского и женского начала.

Естественно, нас заинтересовало, как этот символ выглядит. Вместо объяснения Дипак дал нам возможность осязательно изучить этот древнейший божественный символ. Несмотря на мои опасения, никакого вульгарного натурализма мои пальцы не нащупали. На гладкой поверхности своеобразного алтаря я обнаружил рельефно выделяющийся круг, в центре которого возвышался овальный камень. Круг, естественно, символ женского начала, овальный камень — мужского.

Обогащённые новым знанием, мы покинули храм и, проехав ещё пару километров вверх, по узкой тропинке направились к водопаду.

Подсознательно я ожидал услышать если не рёв Ниагары, то хотя бы громкий шум пенных струй. Но минут через 20 неспешной прогулки мы услышали не очень впечатляющее журчание пробивающейся через камни воды. Всё же по мере нашего приближения к водопаду шум, производимый устремляющимися вниз потоками, усиливался.

Когда мы подошли к месту возможного омовения, я погрузил руки в воду, температура которой тут же напомнила о близости породивших её горных ледников. Десятилетие работы в непосредственной близости со сталеплавильной печью сделали меня более терпимым к невыносимой жаре, нежели к небольшому холоду. Поэтому купание в воде, температура которой ниже 20 градусов, для меня равнозначно подвигу. Татьяна также не выразила желания принять глобальные водные процедуры. Так что мы ограничились умыванием освежающей влагой.

Вдыхая чистейший горный воздух, мы слушали мелодию водяных струн, изредка нарушаемую воплями решившихся на купание туристов. Вокруг нас возвышались поросшие редкой растительностью скалы. В небольших озерцах отражалась зелень находящихся выше склонов гор. Круто уходящая вверх тропинка вела к небольшому кафе, в котором озябшие купальщики могли согреться горячим массала-чаем. Естественно, эту картину, достойную кисти художника, нам описал Дипак.

Освежённые и получившие дополнительный заряд бодрости, мы вернулись к машине. Вопреки моим ожиданиям, следующий посещённый нами историко-религиозный памятник вновь не имел никакого отношения к буддизму.

Проехав теперь уже вниз ещё несколько километров, автомобиль остановился у обочины. Здесь, по дороге из Верхней Дхарамсалы в Нижнюю, в окружении кедрового леса находится едва ли не единственное уцелевшее после разрушительного землетрясения 1905 года здание. Избравшие в XIX веке Дхарамсалу своей летней резиденцией англичане не могли обойтись без церкви, и в 1852 году, обнаружив в окрестностях города место, с которого открывались напоминающие своим ландшафтом далёкую Шотландию виды, они возвели там так необходимый им храм. Церковь получила имя Святого Иоанна. Со временем вокруг храма образовалось европейское кладбище.

Свернув со спускающейся от трассы к церкви дорожки, мы по шуршащей под ногами хвое подошли к могучему кедру. Моя попытка охватить шершавый ствол не увенчалась успехом. Где-то высоко над головой лёгкий ветерок, играя в ветвях, сбрасывал нам на головы длиннющие иглы. Гид оценил высоту гиганта примерно в 50 метров. Вскоре Дипак и Татьяна, прервав мои тщетные попытки объять необъятное, вернули меня на дорогу, ведущую к храму.

Сравнительно небольшое внутреннее помещение церкви освещают проходящие через цветные витражи лучи солнца. По сторонам от центрального прохода располагаются ряды лавочек для прихожан. Храм действующий, но во время нашего посещения служба не проходила. Меня мучил вопрос, на который я так и не смог получить ответ: как этот храм выживал в период с 1905-го по 1960-е годы, когда здесь практически не бывали европейцы.

Выйдя из церкви, мы подошли к скромной могильной плите, под которой обрёл своё последнее прибежище самый титулованный покойник прихрамового кладбища. В 1863 году во время пересечения по верёвочному мосту реки Чандры вице-королю Индии лорду Элджину стало плохо, и он скоропостижно скончался от сердечного приступа. Тело доставили в церковь Святого Иоанна и после отпевания предали земле.

Недолго погуляв по напоминающим парковые кладбищенским аллеям, мы покинули памятник колониального прошлого и приступили к знакомству с современностью, пропитанной культурой Тибета.

В 1985 году его святейшество далай-лама с целью сохранения языка и культуры Тибета основал неподалёку от Дхарамсалы в местечке Сидхпурр институт Норбулинка. Институт состоит из Центра искусств и Академии тибетской культуры. В Центре искусств студентов обучают изготовлению тибетских статуй, живописи тханка (в переводе — картина, свиток). Это изображение религиозного характера, выполненное красками на загрунтованном шёлке или другой ткани. Также студенты осваивают секреты резьбы по дереву, изготовления традиционной одежды и прочих тибетских ремёсел.

В Академии в течение шестилетнего обучения студенты постигают премудрости тибетологии, изучая поэзию, философию и литературу Тибета. Помимо этого, они знакомятся с историей искусств, мировой историей и осваивают английский язык.

По-видимому, испытывая ностальгию по покинутой родине, Далай-лама назвал организованный им культурный центр именем расположенной в пригороде Лхасы летней резиденции далай-лам — Норбулинка (в буквальном переводе — драгоценный парк).

Вновь оставив Гири скучать в автомобиле, входим в наполненную журчанием воды территорию культурного центра. От струй многочисленных фонтанов долетает водяная пыль. Протекающий посередине двора бурный ручей трудолюбиво крутит мерно рокочущий молитвенный барабан. Обилие пышной растительности, солнце, шум проточной воды, трели птиц навевают размышления о высоком и способствуют душевному равновесию.

Вокруг раздаётся на удивление много звонких детских голосов. Подойдя к квадратному каменному возвышению, напоминающему пьедестал, нащупываем на его вертикальных поверхностях надписи, выполненные вязью тибетских не то букв, не то иероглифов. На плоской вершине лежит множество камешков. Перед небольшим изваянием Будды стоит наполненный водой стакан. Дипак говорит, что кажущиеся на ощупь ничем не примечательными камешки разрисованы цветами и на них также нанесены тибетские надписи. Незнакомый с традициями буддизма гид затрудняется с объяснением назначения этих камней и стакана. Немного порассуждав, делаем незамысловатый вывод, что это своеобразная форма подношения Будде.

На этом же пьедестале Татьяна находит ещё одну фигурку. Голову небольшого изваяния венчает замысловатая корона. Дипак объясняет, что это местная богиня. Смущённый, он признаётся, что не знает её имени. Я понимаю его затруднение, мне кажется, просто невозможно запомнить имена всех многочисленных индуистских божеств.

Вежливо попрощавшись со священными изваяниями, мы подошли к, похоже, постоянно действующей фотогалерее. На стене были развешены фотографии, запечатлевшие далай-ламу в разные периоды его жизни. Лишённый возможности полюбоваться им, я обследовал окружение фотогалереи и обнаружил свисающие с горизонтальных флагштоков полотнища — молитвенные флаги. Вокруг священных для тибетцев мест на специально протянутых верёвках развешиваются разноцветные треугольные куски ткани с нанесёнными на них религиозными текстами. Чаще всего, это совсем небольшие флажки, но встречаются и полотнища солидных размеров. Считается, что ветер, колышущий ткань, разносит напечатанные на ней мантры по всему свету, благословляя Землю и всех её обитателей.

Мы подошли к большому кубу, образованному из молитвенных барабанов. На поверхности закреплённых на уровне груди цилиндров хорошо прощупывались выпуклости, напоминающие гигантские брайлевские точки и рельефные линии. Шириной барабаны были сантиметров 30, высотой — около метра. Впрочем, как и флаги, молитвенные барабаны могут быть разных размеров. В каждый помещается свиток с написанными на нём священными мантрами. Считается что одно вращение этого религиозного атрибута равносильно прочтению мантры миллион раз. Вращать барабаны следует по часовой стрелке — только в этом случае очищается и ваша карма, и карма всех, о ком вы в это время думаете. Обходя куб, мы прокрутили все негромко тарахтящие во время вращения барабаны, чем, несомненно, поправили свои кармы и кармы друзей и близких.

Прервав процесс нашего самосовершенствования, Дипак предложил пройти в храм института. Преодолев несколько ступенек, мы вошли в просторное, но вместе с тем уютное помещение. Неподалёку от входа лежали на подносе ароматические палочки. Желающие могут, оставив небольшое пожертвование, взять палочку и воскурить её у изображения Будды.

По ласково согревающему стопы деревянному полу подошли к установленной в глубине зала четырёхметровой позолоченной медной статуе Будды. Описывая блистающую в солнечных лучах фигуру, Дипак особо отметил красоту свисающих с её ушей огромных серёг.

Внутренние поверхности стен храма расписаны образами Будды и изображениями всех далай-лам. Одна стена частично задрапирована шёлковым полотнищем, расписанным рисунками в стиле тханка. Оценить красоту живописи мы не могли, но зато находящуюся поблизости скульптуру широко распахнувшего пасть льва изучили подробно. Обратив внимание на наше, как ей показалось, чересчур фамильярное обращение со священным животным, к нам, что-то строго выговаривая, подошла тибетская монашка. Дипак объяснил рассерженной служительнице Будды ситуацию, и она, сменив гнев на милость, пояснила, что мы оглаживали снежного льва. Согласно тибетским легендам, это мифическое животное обитает в Восточных Гималаях. Снежный лев несёт в себе жизненную силу природы и задор юности. Мех его бел, как снег, а грива цвета бирюзы. Символизирует он бесстрашие и победу над всеми трудностями. В Тибете снежного льва считают защитником Будды. Также дама-лама рассказала, что на втором этаже находится хранилище вывезенных из разрушенных тибетских монастырей древних рукописей, а на третьем — рабочий кабинет и покои иногда приезжающего сюда далай-ламы. Его Святейшество является почётным главой института. После того, как распрощавшись с монахиней, мы покинули храм, я попросил Дипака описать женщину ламу. Он сказал, что она облачена в свободные одежды жёлтого цвета, а её голова так же, как и у лам мужчин, гладко обрита.

Пройдя к зданию студенческого общежития, мы обнаружили ряд вертикально прислонённых к стене похожих на низкие раскладушки кроватей. Рядом проветривались вывешенные на солнце тонкие матрасы. Заглянув в окно спального помещения, Дипак сказал, что рассчитанная на проживание десяти человек комната лишена всякой мебели. Похоже, местные студенты ведут весьма аскетичный образ жизни. Позже, зайдя в свободную учебную аудиторию, размерами не превышающую обычный школьный класс, мы также столкнулись с простотой обстановки. Вдоль стен стояли низенькие столики. Вместо привычных нам стульев на полу лежали небольшие плоские подушки. Уже покидая институт, мы повстречали группку степенно шествующих на лекции студентов. По-видимому, студенчество в тибетском буддизме в чём-то сравнимо с монашеством. Юноши были одеты в такие же, как у лам, жёлтые одежды и также блистали на солнце бритыми черепами. Подойдя к молодым людям, мы с помощью Дипака немного пообщались. Попросив разрешения, я деликатно осмотрел студенческое одеяние. Вероятно, памятуя о суровом климате Тибета, я ожидал ощутить плотную грубую ткань. Но вопреки моим представлениям материал, из которого была пошита похожая не то на рясу, не то на просторный халат одежда, был тонок и приятен на ощупь. Один из юношей показал нам свои конспекты. Тетрадь, формата журнала «Наша жизнь», была явно наполнена мудростью тысячелетий. Опасаясь стать невольными виновниками в срыве лекций, мы пожелали студентам успехов в постижении наук и направились к выходу.

Экскурсия в институт Норбулинка завершила наше знакомство с достопримечательностями окрестностей Верхней Дхарамсалы, и всю оставшуюся часть дня мы провели в городе.

Андрей и Татьяна Усачёвы

Продолжение читайте в следующем номере.

ЗНАМЕНИТЫЕ СЛЕПЫЕ

ЭДУАРД АСАДОВ

Окончание. Начало читайте в № 5.

При жизни Эдуарда Аркадьевича было издано более пятидесяти персональных новинок суммарным тиражом в несколько миллионов экземпляров. С завидным постоянством на прилавках магазинов появлялись и молниеносно исчезали очередные бестселлеры. Приведу лишь часть памятных названий: «Снежный вечер», «Остров романтики», «Доброта», «Компас счастья», «Именем совести», «Дым Отечества», «Сражаюсь, верую, люблю!», «Высокий долг», «Зарницы войны», «Не надо сдаваться, люди», «Смеяться лучше, чем терзаться», «Судьбы и сердца». Уже вскоре после похорон виртуоза стихосложения в издательстве «Эксмо» возобновилось дублирование лучших произведений креативного автора. Сначала были выпущены книжки «Дорога в крылатое завтра» и «Когда стихи улыбаются». Особенно «урожайным» оказался 2006 год, подаривший читателям целую россыпь публикаций: «Первое свидание», «У любви не бывает разлук» и «Праздники наших дней», а в 2009-м переиздан томик, надпись на обложке которого звучит словно наказ грядущим поколениям: «Не надо отдавать любимых!» Кроме того, талантливый универсал переводил стихи поэтов Башкирии, Грузии, Калмыкии, Казахстана и Узбекистана. В его творческом активе рассказы «Зарницы войны» и «Разведчица Саша», а также повести «Фронтовая весна» и «Гоголевский бульвар» из сборника «Не смейте бить человека!» Выразительная проза увидела свет в издательстве «Славянский диалог». Престижная «Художественная литература» в 1981 году выпустила «Избранные произведения» писателя в двух книгах и через пятилетку —более крупное «Собрание сочинений» неуёмного ветерана, а за несколько месяцев до его «ухода в никуда» произвёл фурор аналогичный шеститомник издательства «Граница».

Приверженцу строгих форм очень нравилось, когда ему читали вслух. Это был своего рода ежевечерний ритуал, частенько длившийся часами. Уважаемый мэтр вёл обширную переписку и старался всем отвечать, давая ценные советы начинающим авторам. Только вот жестокая реальность продолжала «бить под дых»! Эстетствующие критиканы и писучие завистники с наслаждением пели дифирамбы Вознесенскому или Евтушенко, а дефицитные публикации бесстрашного «подранка» вполне осознанно игнорировали. Его нередко называли: «Поэт для кухарок и выпускниц ПТУ!» Даже на пике популярности выдающиеся достижения «кумира молодёжи» беззастенчиво замалчивались, а его произведения так и не были включены в школьную программу. Как бы то ни было, плодовитый оригинал продолжал творить в различных жанрах, не оглядываясь на мнение маститых «вершителей литературных судеб». Впрочем, у «стихотворца Божьей милостью» даже к Иисусу Христу имелись существенные претензии:

Я в Бога так уверовать мечтаю

И до сих пор надежду берегу.

Но там, где суть вещей не понимаю —

Бездумно верить просто не могу…

Ведь если это правда, что вокруг

Всё происходит по Господней воле,

Тогда откуда в мире столько мук

И столько горя в человечьей доле?

Убеждённый патриот крайне негативно отнёсся к развалу Советского Союза, мечтая, что всё-таки подвижники, подлинные богатыри «Поднимут с колен свой родной народ!» Он выплёскивал своё негодование в жёстких выражениях:

Ругали безжалостно партократию

За должности, дачи и спецпайки,

Но перед алчностью «демократии»

Партийные боссы почти щенки!..

Неординарная личность до сих пор остаётся загадочным объектом пристального изучения асадоведов. Наперекор проискам недоброжелателей Эдуард Аркадьевич как-то между делом обзавёлся целым легионом неистовых поклонников. Трепетный лирик и несгибаемый бытописатель гордился тем, что он действительно народный поэт, как Сергей Есенин, которого очень любил. Неслучайно в стихах так бережно воссоздана история несостоявшегося счастья гениального предшественника:

Шаганэ… «Задумчивая пери»…

Ну,  а что бы, если в поздний час

Ты взяла б и распахнула двери

Перед синью восхищённых глаз?!

Ведь имей он в свой нелёгкий час

И любовь, и дружбу полной мерой,

То, как знать, быть может, «Англетера»…

Эх, да что там умничать сейчас!

Ночь нарядно звёздами расцвечена,

Ровно дышит спящий Ереван…

Возле глаз собрав морщинки-трещины,

Смотрит в синий мрак седая женщина —

Шаганэ Нерсесовна Тальян…

Персональные музы имели важное значение как для Пушкина, так и для Асадова. Прочувствованные размышления на эту тему написаны традиционным пятистопным ямбом, где свободно и вперемешку применяются мужские, женские и дактилические рифмы, а привычные четверостишия непринуждённо чередуются с пятистрочными строфами. Совокупность данных признаков вместе с характерными эпитетами делает «гвардейскую» лирику очень узнаваемой:

Когда порой влюбляется поэт,

Он в рамки общих мерок не вмещается.

Не потому, что он избранник — нет,

А потому, что в золото и свет

Душа его тогда переплавляется.

Кто были те, кто волновал поэта?

Как пролетали ночи их и дни?

Не в этом суть, да и не важно это.

Всё дело в том, что вызвали они!..

О личной жизни Эдуарда Аркадьевича известно крайне мало. Поневоле информационные крупинки, отображающие конкретные факты биографии мастера слова, приходится отыскивать в его произведениях. Щедро даря восторженные или тёплые оды маме, супруге и внученьке, он всё-таки оставался достаточно скрытным человеком и крайне редко касался ключевых моментов собственных семейных отношений, а тем более бытовых неурядиц.

В отличие от единственного сына Аркадия, внучка писателя дала несколько интервью. Выпускница филологического факультета МГУ довольно откровенно поведала о пристрастиях и привычках любимого родственника. По её словам: «Прекрасный рассказчик обожал классическую музыку, песни цыган и Вертинского. У него было много пластинок, а на кухне и в гостиной постоянно звучало радио, ведь телевизора попросту не было. Считалось, что смотреть его неприлично, если патриарх лишён зрения. Будни заполнялись неотложными делами, зато праздники всегда проходили шумно и весело. За обильным столом собиралось множество гостей, среди которых обязательно были однополчане хозяина дома. По традиции их потчевали фирменной выпечкой и «туркменским пловом», который с детства полюбился главе семьи. Естественно, дедушка был тонким ценителем «дарёного» армянского коньяка, а кроме того, гордился «Перцовкой» и настойками собственного изготовления…»

Порой такие задушевные встречи становились толчком для создания новых маленьких шедевров. В подтверждение этого хочется процитировать стихотворение «Роза друга». Оно было адресовано Герою Труда и отважному защитнику Брестской крепости Самвелу Матевосяну:

Громадная, гордая, густо-красная,

Благоухая, как целый сад,

Стоит она, кутаясь в свой наряд,

Как-то по-царственному прекрасная.

Её вот такою взрастить сумел,

Вспоив голубою водой Севана,

Солнцем и песнями Еревана,

Мой жизнерадостный друг Самвел.

Девятого мая, в наш день солдатский,

Спиной ещё слыша гудящий «ИЛ»,

Примчался он, обнял меня по-братски

И это вот чудо своё вручил…

Кристина Асадова, родившаяся в 1978 году, стала преподавательницей итальянского языка. Она любезно согласилась высказаться и о степени реабилитированности эталонного инвалида: «Надо заметить, что истинный трудоголик обладал невероятно сильной волей, был очень собранным и дисциплинированным, чтобы не расслабляться, постоянно держал себя в тонусе, строго придерживаясь расписания. Обычно он просыпался в пять утра, делал зарядку, завтракал с домочадцами, а в семь часов шёл в свой кабинет и закрывал дверь. Там, в напряжённой тишине, творческий процесс порой продолжался допоздна, прерываемый лишь на обед ровно в два по полудню. Время определялось на ощупь — по специальным часам, у которых открывалась крышечка, а на циферблате имелись рельефные обозначения. Никаких других тифлоприспособлений хорошо обеспеченный сочинитель упорно не признавал, предпочитая начитывать стихи на диктофон и работать «вслепую» на стандартной печатной машинке. Боготворимая жена правила готовые тексты и переписывала их начисто, чтобы отдавать в издательства. Уже в пенсионном возрасте преданная и неутомимая помощница даже впервые села за руль, чтобы супруг мог с комфортом ездить по городу и на дачу. Чётко помня расположение предметов, по квартире дедушка передвигался без проблем, а вне дома обходился без трости, потому что Галина Разумовская повсюду сопровождала мужа. Они всегда ходили под руку, а познакомились на излёте лета в Сибири, где ровно за четыре десятилетия до того нашли друг друга родители столичного корифея. На литературном вечере тридцатипятилетняя артистка «Москонцерта» превосходно исполняла стихи, сочинённые женщинами. «А как же поэты-мужчины?» — Шутливо поинтересовался «гастролёр» и пропал навсегда…»

В мировой литературе есть немало примеров, когда зрячие поэты или прозаики обращают внимание на образы людей с особыми потребностями, а вот талантливый тотальник, носивший на глазах «беспросветную полумаску скорби», скрывавшую жуткие шрамы, словно нарочно, избегал «инвалидную терминологию». Даже описывая свой последний бой, тяжкое ранение и лазаретные скитания, он практически не употреблял горькие слова: незрячий, калека и слепота… По-видимому, несмотря на неизгладимые следы войны, лирик старался не ворошить мучительные воспоминания. Правда, в замечательной рифмованной повести «Галина», название которой мистическим образом предвосхитило имя его будущей супруги, мастер эпитетов использовал нелицеприятную характеристику героини, которая якобы «кривая с подслеповатым взглядом». Пожалуй, вот и всё, что попало в стихотворную элиту, отфильтрованную самим автором! Лишь прожив четверть века в абсолютной непроглядности, уникальный знаток проблемы отважился «выплеснуться культовыми строками», да и они очень двусмысленны. Их можно толковать по-разному, но трудно остаться безучастным:

Мороз под шагами хрустит, как соль,

Лицо человека — обида и боль,

В зрачках два чёрных тревожных флажка

Выбросила тоска…

Падает снег, падает снег,

По стёклам шуршит узорным.

А сквозь метель идёт человек,

И снег ему кажется чёрным…

И если встретишь его в пути,

Пусть вздрогнет в душе звонок,

Рванись к нему сквозь людской поток.

Останови! Подойди!

Знаменательными вехами ратного пути мужественного миномётчика стали медали «За оборону Ленинграда», «За оборону Севастополя» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 годы», а ещё полученные с перерывом в 40 лет ордена Красной Звезды и Отечественной войны I степени. Указом постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР от 18 ноября 1989 года гвардии лейтенант Асадов удостоен звания «Герой Советского Союза» с вручением ордена Ленина. Его творческие достижения отмечены двумя орденами «Знак Почёта», соответственно, в 1967-м и 1973 годах. Через двадцать лет он получил орден Дружбы Народов, а на излёте тысячелетия — орден Почёта. Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени ему вручили, можно сказать, накануне завершения жизненного марафона.

Как известно, прежде чем Эдуард Аркадьевич встретил свою будущую супругу, ему довелось пережить и предательство, и горькие разочарования, но холод этих печалей отступил перед пламенем обоюдного чувства. Галина Валентиновна Разумовская была на пару лет моложе, но умерла от сердечного приступа на семь лет раньше. Эта невосполнимая утрата подорвала силы пожилого гвардейца. К сожалению, аналогичная трагедия оборвала нить и его судьбы потому что «скорая» опять опоздала.

Восьмидесятилетний ветеран войны на рубеже тысячелетий жил и творил в писательском посёлке «Красновидово», а скончался в подмосковном Одинцово двадцать первого апреля 2004 года. Приют упокоения заслуженный мастер литературного цеха обрёл на Кунцевском кладбище Москвы, а вот сердце своё он завещал захоронить на Сапун-горе. Однако из-за решительного запрета родственников священную волю усопшего так и не выполнили. Это удивляет, тем более что в музее «Защита и освобождение Севастополя» есть стенд, посвящённый поэту-фронтовику, а в его библиографии мы находим знаменательные четверостишия:

За битвы, за песни, за все дерзания

О, мой Севастополь, ты мне, как сыну,

Присвоил сегодня высокое звание

Почётного гражданина…

И в грохоте музыки трудовой,

И в звоне фанфар боевых парадов

Всегда будет жить, Севастополь мой,

Твой друг и поэт Эдуард Асадов!

Владимир Бухтияров