Человек, политика, общество

 

 ТО, ЧТО ИМЕЕМ – СОХРАНИМ

Во Всероссийском обществе слепых хорошо известны имена многих руководителей-ветеранов региональных организаций: Председателя Московского городского правления Фёдора Михайловича Астафьева, Председателя Ростовского областного правления Виктора Алексеевича Солопанова. Можно также назвать и ещё целый ряд имён. Но идёт время, ветераны «старой гвардии» уходят, а им на смену приходит новое поколение талантливых управленцев. Наш корреспондент Антон Кротков познакомился с руководителем Пермской краевой организации Николаем Александровичем Бухавцевым.

 

- Мне 42 года, родился я недалеко от города Перми, есть такой на реке Сылва поселок с одноименным названием. С детства видел плохо, поэтому учился в Пермской областной школе-интернате для слабовидящих детей, которую закончил на одни пятерки. Ближе к окончанию школы мне была сделана операция на глазах, которая значительно увеличила мое зрение. Это позволило мне пойти учиться в пермский финансовый техникум на специальность «финансист» со специализацией налоги. Я успешно его закончил с красным дипломом. И устроился в районную налоговую инспекцию, где проработал два года. Потом меня перевели в областное подразделение. Одним словом, собственное профессиональное будущее представлялось достаточно безоблачным.

Но в 96-м году я потерял зрение, произошла отслойка сетчатки на единственном глазу. Достаточно долгое время я пытался вернуть зрение. Но, к сожалению, это не удалось.

Во Всероссийское Общество Слепых Я пришел в 2001-м году с большим желанием работать. И был принят на работу по профессии «вязчик жгутов» на прямом производстве армированных шнуров на наше Пермское предприятие, которое  тогда называлось «Пермское учебно-производственное предприятие «Автофильтр», Всероссийского Общества Слепых». Буквально в первый год работы на предприятии я был направлен в Бийск, в Центр реабилитации слепых - на курсы элементарной реабилитации.

Затем в  2002-м году по решению правления я был направлен в наш институт «Реакомп» - на курсы реабилитации и подготовки к управленческой деятельности. Первый этап этой программы я прошел в 2002-м году, а в 2004-м году закончил весь курс в «Реакомпе».

Параллельно с этим активно включился в общественную жизнь предприятия: избирался в члены профсоюзного комитета предприятия, и в члены бюро тогда еще существующей производственной местной организации. А в 2003-м году  я был избран в бюро Пермской городской организации Всероссийского Общества Слепых, и занял должность заместителя председателя городской организации и курировал работу производственной ВОСовской группы. Затем меня пригласили на работу в региональную организацию. Мой опыт и энергия были востребованы на разных должностях.

 А в 2005-м году в связи с тем, что  предыдущим председатель правления Пермской областной организации Владимир Семенович Шестаков  сложил с себя полномочия, решением правления я был избран председателем Пермской краевой организации Всероссийского общества слепых. В 2006-м году на отчетно-выборной конференции делегаты  практически единогласно подтвердили мои полномочия. И с тех пор я работаю в этой должности.

 

– Когда вы пришли трудоустраиваться на предприятие Общества слепых, наверное, психологически было сложно. Ведь до этого вы занимались интеллектуальным трудом. Что вы испытывали, и как удалось преодолеть кризис?

 

 - До этого я действительно не представлял себя работающим в системе Всероссийского общества слепых, тем более на каком-то производстве в качестве рабочего. Да, поначалу было непросто. Но, во-первых, нужно было кормить семью. А во-вторых,  было большое  желание работать, находиться среди людей - в коллективе.

Поскольку Пермское предприятие тогда находилось в достаточно сложной ситуации, каждый новый человек воспринимался работающими инвалидами, как конкурент. Может быть это я говорю достаточно жестко, но на самом деле так это и было. Я, откровенно говоря, поначалу сомневался: справлюсь ли с нормами выработки, которые были достаточно большие. Но в итоге я просто решил, что сделаю всё, что смогу. Приложу все усилия, чтобы освоить новую профессию, как можно лучше.  И конечно, старался не конфликтовать с новыми коллегами.  Мне удалось достаточно быстро освоить свою технологическую операцию. В последствие, уже имея какой-то опыт, я делал по три, даже бывало по четыре нормы за смену. Мои сослуживцы по производственному участку это оценили. И достаточно легко приняли меня  в свой круг. Вскоре у меня появился определенный авторитет. Меня стали выдвигать на различные выборные должности в общественные организации, которые тогда были на предприятии. Могу сказать, что эти люди оказывали мне и в дальнейшем поддержку на всем моем карьерном пути. У меня до сих пор со всеми моими товарищами  по нашему производственному участку очень теплые, доверительные отношения. В общем-то, мы жили и работали, как одна семья.

 

 – Наверное, кризис со сменой профессии совпал с какими-то трудностями в бытовом отношении. То есть, надо было учиться ориентации в пространстве, каким-то элементарным навыкам самообслуживания. Как удалось это преодолеть?

 

- Я очень благодарен городской организации, областному правлению Общества,  администрации своего предприятия. Они меня серьёзно поддержали тогда, в 2001-2002-м годах. Меня очень быстро направили в Бийский Центр реабилитации слепых. Ну а дальше ведь, чем больше ходишь по городу, тем лучше эти навыки развиваются. В последствии я не испытывал больших затруднений с тем, чтобы  приехать на работу, уехать с работы. Ну и, соответственно, после прохождения курса реабилитации  я стал чувствовать себя в жизни гораздо увереннее – вполне самостоятельным человеком и полноценным членом общества. У меня была работа, семья, дом. Я был вполне удовлетворен своим состоянием и тем, что востребован во Всероссийском Обществе Слепых, востребован людьми, которые меня окружали.

 

 – Но прежде чем удалось достичь гармонии с собой и с миром, наверняка пришлось пройти через периоды депрессии и неверия в собственные силы?

 

- Критический период у меня длился достаточно долго. Поначалу было достаточно тяжело осознавать свою неполноценность. Я сидел дома и жалел себя, пока в один прекрасный день жена не сказала мне, мол, встряхнись, и давай будем жить дальше, несмотря ни на что. Конечно, она меня на том этапе очень серьезно поддержала. В 97-м году у нас родилась дочь. Ну, а коли родился ребенок, на себя уже мало обращаешь внимания. Надо жить уже ради ребенка. Первые два года мы с женой посвятили дочери. Я, чем мог помогал жене по дому, пеленки стирал, полоскал, гладил. Она у меня, находясь в декретном отпуске, училась заочно в экономическом техникуме.  И я старался освободить её хотя бы от части домашней работы, чтобы она больше времени могла посвящаться занятиям. Мы с женой поставили перед собой задачу, чтобы она получила высшее образование. Она начала с экономического техникума. Успешно его закончила,  впоследствии поступила в академию государственной службы, в Пермский филиал, который тоже закончила. Так что поставленную задачу мы выполнили. Сейчас она тоже работает в налоговых органах, как и я когда-то - в муниципалитете индустриального района города Перми. Имеет ранг государственного советника третьего ранга. Её ценят как хорошего специалиста. Она меня также всегда поддерживала и поддерживает на всех этапах моей работы во Всероссийском обществе слепых.

 

 – Какое будущее сегодня ожидает выпускников специализированных школ для слепых и слабовидящих детей?

 

- Говорят дети, которые обучаются в школах-интернатах, находятся в тепличных условиях. Мол, они не готовы к выходу в большую жизнь. Я на себе этого не ощутил. Я могу сказать, что когда я учился в школе, нас не только хорошо готовили по общеобразовательным предметам, но и вырабатывали у нас  достаточно хорошие навыки самообслуживания. Очень многое делалось руками учащихся. Это и уборка помещений, и уборка уличных территорий школы, и помощь работникам столовой. Такой подход к нашей подготовке сказался и в дальнейшей жизни.

 После окончания школы мы - трое из её выпускников поступили в  финансовый техникум. И очень хорошо влились в студенческий коллектив.  Не испытывали каких-то проблем бытового характера. Соответственно психологических комплексов по этому поводу у нас тоже не возникало.  

Сейчас многие выпускники специализированной школы тоже поступают в высшие учебные заведения и получают профессиональное образование. И адаптируются к самостоятельной жизни.  Поэтому я не согласен с тем, что дети с нарушением зрения, выходя из школы-интерната, плохо приспособлены к жизни вне её стен. Хотя, конечно, подготовка к будущей взрослой жизни должна планомерно вестись со школьниками на протяжении нескольких лет.

Мы – краевая организация Всероссийского общества слепых стараемся совместно с персоналом школы-интерната отслеживать дальнейшую судьбу выпускников, и помогать им в выборе будущего пути. Каждый год мы проводим День открытых дверей в нашем Дворце культуры для нашей ВОС-овской молодёжи. Говорим ребятам, что перед вами большая, самостоятельная жизнь. Но знайте, что как бы она ни сложилась, вы всегда сможете прийти и получить поддержку от Всероссийского Общества Слепых.

Мы проводим совместно с администрацией школы  большую работу  по профориентации. Возим экскурсии школьников на наше Пермское предприятие. Школьники приходят и смотрят, какие рабочие специальности доступны для людей с нарушениями зрения. Мы не только производственные цеха им показываем. Знакомим также с системой управления предприятием. Объясняем ребятам, что отсутствие зрения не является барьером для того, чтобы профессионально самореализоваться. Тем более, что сейчас есть серьезное подспорье для того, чтобы работать в управленческих структурах – это компьютер с брайлевским дисплеем и с программой экранного доступа, озвучивающей всё, что выводится на экран монитора.

     Насколько хороший результат приносит  профориентация пока трудно сказать. Поскольку пока большая часть выпускников школы все-таки нацелена на дальнейшую учёбу и трудоустройство вне системы ВОС. Но если у ребят есть желание дальше учиться, мы их в этом поддерживаем.

Мы уже много лет сотрудничаем с нашим пермским медицинским колледжем, в котором организовано обучение инвалидов по зрению. Раз в три  года мы набираем группу на специальности «медсестра по массажу» и «медбрат». Выпускники колледжа довольны тем, что, получив такую профессию, они становятся востребованы на рынке труда. Некоторые ребята при поддержке Центра занятости и Краевой организации ВОС открыли собственные массажные кабинеты. И начинали заниматься индивидуальным предпринимательством.

 

– Часто ли возникают  проблемы взаимодействия с органами власти, и как их удаётся решать?

 

- Мы уже второй год занимаемся устройством детей, в основном тотально незрячих, в детские дошкольные учреждения. Это сейчас большая проблема в Пермском крае. Пока получается так, что родители, у которых появился незрячий ребенок, остаются с этой проблемой один на один. Они не знают, куда им обратиться, чтобы получить квалифицированную психологическую и методическую помощь по воспитанию. Что нужно делать, чтобы ребенок рос и воспитывался нормально.

Со стороны администрации нашей специализированной школы тоже неоднократно поступали жалобы, что первоклассники приходят в школу практически неготовыми к обучению. Некоторые дети имеют проблемы с ориентированием. Даже приходили такие, которые говорили с трудом. То есть, по сути, педагогам школы приходилось развивать ребенка практически с нуля. Для первоклассника это было связано с определёнными психологическими проблемами, ведь он сразу начинает чувствовать себя среди сверстников аутсайдером. 

После многочисленных обращений родителей таких детей, мы вышли в вышестоящие инстанции с инициативой и получили финансовую поддержку на организацию работы тифлопедагога по подготовке незрячих детей детского дошкольного возраста к поступлению в школу. Мы запросили у нашего регионального министерства социального развития зарплатную ставку этого тифлопедагога. И второй год этот специалист работает в нашем Дворце культуры. Мы помогаем ему, вы частности, приобретать необходимые методические материалы, выезжать на курсы повышения квалификации. 

Очень эта услуга востребована. За прошлый год около 30 семей такую консультационную помощь получили, посетив курс занятий здесь, в Перми. Также мы организовали дистанционное консультирование тех родителей, которые находятся на территории Пермского края, и не могут приезжать на занятия с тифлопедагогом.

 

– Как краевая организация Общества слепых представлена в органах местной власти?

- Действует совет по делам инвалидов при губернаторе Пермского края, куда я вхожу в качестве члена. Мы регулярно обсуждаем проблемы нашего Общества на заседаниях Совета.  Конечно, не всегда удаётся добиваться, чтобы оперативно принимались нужные нам решения. Но все-таки нас слышат, и по мере возможностей, прежде всего, финансовых, стараются помочь.

В Пермском крае действует краевая целевая программа реабилитации и создания условий для социальной интеграции инвалидов. В рамках этой программы делается очень много для инвалидов по зрению. В частности, из местного бюджета им оплачивается проезд в Центры реабилитации - в Волоколамск, в Бийск, в «Реакомп», в культурно-спортивный реабилитационный комплекс Всероссийского Общества Слепых. Выделяются дополнительные средства на приобретение тифлотехнических средств, не вошедших в федеральный перечень обеспечения ими инвалидов по зрению.

Также в Программу входит издание звукового журнала «Голос» Пермской краевой организации ВОС. Мы организуем и проводим на базе электронного читального зала нашей библиотеки курсы информационной реабилитации для инвалидов по зрению.

Также в рамках названной программы  проводится обучение поздно ослепших чтению и письму по системе брайля. Организована работа трех тифлосурдопереводчиков. Один из них находится в Перми, другой в Березняках и третий в Лысьве. Тифлосурдопереводчики работают со слепоглухими.

Также в рамках программы реабилитации и создания условий для социальной интеграции инвалидов проводятся ежегодные молодежные слеты. Уже пятый год на это мероприятие мы получаем финансирование.

В последнее время наша работа с органами власти нацелена в первую очередь на формирование доступной среды для инвалидов по зрению. В связи с тем, что недавно была смена губернатора Пермского края, к сожалению, у нас затянулось утверждение региональной программы «Доступная среда». И я, будучи обеспокоенным этим, при первой же встрече в прошлом году с нашим новым губернатором Басаргиным Виктором Федоровичем высказал ему эту проблему на заседании Общественной палаты Пермского края, членом которой я являюсь. Также я неоднократно поднимал проблему, что очень не системно при предыдущем губернаторе работал Совет по делам инвалидов при губернаторе Пермского края.

 Моя озабоченность была услышана: сейчас заседания этого органа у нас проводятся ежеквартально, и с участием первого лица края, чего не было в предыдущие годы. Сдвинулись с мёртвой точки и многие другие проекты. Так Министерство социального развития пермского края приступило к реализации программы «Доступная среда». Мы, конечно, принимаем активное участие в формировании  этой программы - даем предложения о включении тех или иных мероприятий, направленных на создание безбарьерной среды, именно для людей с нарушением зрения.   

 Как уже было мною сказано, я был избран при поддержке краевых органов власти и общественности города Перми в краевую Общественную палату. Я вошёл туда потому, что считаю, что необходимо активно лоббировать интересы нашей организации на всех уровнях местной власти.

 

– Такой болезненный вопрос для большинства руководителей региональных Обществ ВОС: удалось сохранить  производственные и культурные мощности?

 

- Мы благодарны нашим ветеранам, бывшим руководителям нашего Общества за то, что был построен здесь у нас, в центре города прекрасный Дворец Культуры Всероссийского Общества Слепых. Один из самых крупных и замечательных в системе ВОС. Этот Дворец Культуры у нас продолжает успешно работать на условиях самофинансирования. Большую часть площадей конечно приходится сдавать в аренду, чтобы окупать содержание самого здания. Ну и зарабатывать средства на реабилитационную работу с инвалидами по зрению. Большинство тех кружков, творческих объединений, которые сегодня у нас есть, они все финансируются за счет доходов, получаемых от аренды. В этом же здании Дворца культуры у нас расположена краевая специальная библиотека для слепых.

 Что касается предприятий, то в Советское время на территории тогда Пермской области было открыто девять предприятий Всероссийского Общества Слепых. На сегодняшний день их осталось четыре. Это Пермское предприятие «ПармаУпак», Нытвинское предприятие «Уральская фурнитура», Лысьвинское предприятие «Свет» и предприятие «Соликанц», которое располагается в Соликамске. Их нам удалось сохранить, и мы прилагаем и будем прилагать все усилия для того, чтобы уже потерь не происходило.

Все предприятия на плаву. Пермское предприятие «ПармаУпак» у нас было в сложнейшей, кризисной, я бы даже сказал, в предбанкротной ситуации. На сегодняшний день, благодаря поддержке Центрального Правления, а также благодаря тому, что пришел новый, очень профессиональный директор, оно у нас начало развиваться и зарабатывать прибыль. Соответственно появились возможности для  полномасштабной реализации социальных программ для трудового коллектива.

Нытвинское предприятие «Уральская фурнитура» у нас производит мебельную и строительную фурнитуру. Оно тоже себя достаточно успешно чувствует на рынке. Есть, правда, определенные проблемы, но они носят временный характер. Я уверен, что предприятие будет успешно работать, зарабатывать прибыль и, соответственно, решать социальные вопросы, в том числе и по реабилитации инвалидов, которые работают на этом предприятии.

  Лысьвинское предприятие производит светильники различных модификаций для люминесцентных ламп. С 2008 года нами начато производство светодиодных светильников. Ситуация на сегодняшний день сложная, поскольку конкуренция на этом рынке очень высокая. И достаточно сложно выдерживать цены на светотехническую продукцию. Сейчас мы договорились с администрацией предприятия о том, что всё-таки надо максимально развивать направление светодиодных светильников. Да, они на сегодняшний день достаточно дорогостоящие, но ведь принят закон об энергосбережении и энергетической эффективности. Значит можно непосредственно работать с крупными потенциальными потребителями, и убеждать их в том, что светодиодные светильники нашего производства не хуже, а часто лучше светильников других производителей. И уж тем более привезенных из Китая.

Соликамское предприятие занимается производством канцелярских товаров. Там наиболее сложная ситуация. Поскольку продукция этого предприятия на сегодняшний день неконкурентоспособна на рынке, как и по качеству, так и по цене, мы считаем, что необходимо привлечь инвестиции для того, чтобы перепрофилировать производство. Уже разработан инвестиционный бизнес-план Центрального Правления по производству бумажных мешков. Будем надеяться, что это направление окажется верным, поскольку на сегодняшний день потребность в этой продукции на территории Пермского края есть, а серьезные производители, которые могли бы составить конкуренцию, отсутствуют. И в основном этот товар привозится из других регионов.

То есть,  я считаю для себя приоритетной  работу по сохранению существующих предприятий, и по привлечению инвестиций на приобретение нового высокотехнологичного оборудования. И конечно ставлю эти же задачи перед генеральными директорами этих предприятий.

Недавно мы провели выездное заседание комиссии региональной Общественной палаты на базе нашего Нытвинского предприятия «Уральская фурнитура». Всё показали, рассказали гостям. И мне кажется, что нам удалось убедить членов Общественной палаты - представителей различных профильных министерств и ведомств в том, что такие предприятия нуждаются в поддержке.

 Новый губернатор мне кажется социально направленным политиком. Скоро у меня назначена с ним встреча, где как раз мы будем обсуждать тему поддержки наших ВОС-овских предприятий.

 

От разговора о предприятиях Общества, которые продолжают свою работу на территории Края, мы возвращается к проблеме создания более комфортных условий жизни для инвалидов по зрению. Эту тему Николай Александрович считается для себя одной из наиболее приоритетных, ибо ему, как руководителю краевой организации, хорошо известны трудности тех, кто из-за чьего-то равнодушия или некомпетентности не может воспользоваться теми многочисленными возможностями, которыми так богато наше время.

 

- Работая в общественной палате, я регулярно поднимаю вопрос создания комфортной среды проживания для инвалидов. Мы вынесли на широкое обсуждение актуальную тему доступности для людей с ограниченными возможностями здоровья товаров, услуг и информации на потребительском рынке. Ведь на сегодняшний день тотально незрячему человеку практически невозможно воспользоваться, например, услугами банкомата или терминала. На рынке бытовых приборов тоже большие проблемы с тем, чтобы ими мог пользоваться инвалид по зрению. Я имею в виду сенсорные системы управления, никак не озвученные и не приспособленные для нас. Хотя в конвенции о правах инвалидов Организации Объединенных Наций провозглашено такое понятие, как универсальный дизайн. Это касается всего - и товаров, и услуг, и технологий, и доступности городской инфраструктуры, и всей окружающей среды. Вот об этом мы регулярно говорим на заседаниях Общественной палаты.

Чтобы дополнительно аргументировать наши требования и инициативы мы провели мониторинг ряда местных сайтов на предмет доступности их для инвалидов по зрению. И выяснилось, что далеко не все даже органы власти соблюдают ГОСТ по доступности Интернет-ресурсов для незрячих людей. А уж коммерческие структуры просто, по-видимому, не заинтересованы в таких клиентах, как мы, поскольку не ориентирую свои электронные странички на то, чтобы ими мог воспользоваться инвалид по зрению. Мне это непонятно. Мы же тоже потребители!  Мы социально и экономически активные люди и тоже хотим приобретать те или иные товары через интернет. Ведь это очень удобно для инвалида по зрению, не надо никуда идти. К тому же сейчас такая тенденция, что товары в Интернет-магазинах дешевле.

 

- Можете вы оказывать какую-то поддержку частным предприятиям?

 

- Мы очень плодотворно работаем с агентством занятости населения Пермского края и территориальными Центрами занятости.  Например, информируем, наших инвалидов по зрению, членов ВОС о тех или иных мероприятиях, которые организуются специально для тех, кто хотел бы открыть своё дело. В нашем обществе есть люди, которые благодаря такой информационной поддержке, решились попробовать себя в качестве предпринимателей.

Были случаи, когда ко мне приезжали, советовались, с чего следует начать коммерческий проект, как написать бизнес-план. Мы установили контакт с Пермским Центром развития предпринимательства, и совместно с его специалистами в прошлом году приняли решение оказывать всяческое содействие тем предпринимателям, которые работают на рынке социальных услуг. А также бизнесменам, использующим труд инвалидов.

Таким коммерсантам  Пермский Центр развития предпринимательства с этого года предоставляет льготные кредиты. Правда, они относительно небольшие по объему, но зато кредитная ставка по ним очень выгодная. Эту информацию мы тоже разослали по местным организациям с просьбой  довести её до сведения инвалидов по зрению, занимающихся индивидуальным предпринимательством.

Но есть предприниматели, которые приходят ко мне и говорят: «Вот, у вас сколько помещений. Дайте мне часть этих площадей, я здесь свой бизнес открою». Такого быть не должно и не будет, по крайней мере, при мне. Я считаю: мы не должны заниматься субсидированием чьего-то там бизнеса, пусть даже речь идёт о члене нашей организации, инвалиде по зрению. Наша задача -  информировать о тех возможностях,  которые сегодня предоставляет государство. А уж дальше, если ты решил заняться коммерцией, то должен понимать, что вся ответственность, все риски ложатся только на тебя.

   Человек, коллектив, общество

 

СЧАСТЛИВА НА 80%

 

Всегда интересно встречать людей ярких, самобытных, с активной жизненной позицией. Среди ВОС-овской молодёжи таких немало. Как правило, они буквально заражают окружающих своей кипучей энергией. Можно утверждать, что это прирождённые лидеры, и часто сама жизнь выдвигает их на первый план. Наш корреспондент Антон Кротков познакомился с яркой представительницей поколения молодых и амбициозных активистов. Знакомьтесь: Анна Александровна Голдина, Председатель Соликамской местной организации ВОС.

 

- Мне 27 лет, замужем. Закончила Кунгурский техникум-интернат для инвалидов, по профессии экономист-бухгалтер. В 2005-м я устроилась на УПП ВОС в городе Соликамске. Некоторое время была просто активистом, затем в 2007-м году стала формировать вокруг себя молодежную группу,  заинтересовывать людей какими-то проектами, как-то сдвигать их с места, чтобы не сидели дома. В 2009-м меня официально оформили руководителем молодежной группы, мы ее назвали «Магистр». Вначале ядро нашей группы составляли всего три человека, затем нас стало пять – семь и так далее. На данный момент у меня в организации 40 человек, на большинство из них я могу положиться, как на верных соратников.  

В 2010-м году меня ввели в состав членов бюро нашей местной организации для организации работы с молодыми инвалидами по зрению. И в том же 2010-м году мне предложили занять должность председателя местной организации. И по настоящее время я занимаю эту должность. Счастлива и удовлетворена. Без этой работы не могу ни жить, ни дышать. Я ее действительно обожаю, иду на нее с удовольствием. И рада, что с молодыми ребятами, с которыми начинала участвовать в 2007-м в краевых творческих конкурсах, мы сейчас очень дружим, ходим друг к другу в гости, приглашаем на дни Рождения.

 

- Какая у вас была мотивация занять этот пост?

 

- Сомневалась, конечно, боялась ответственности, думала. Но, откровенно сказать, на предприятии мне было тесно. Хотелось попробовать что-то новое. Мне казалось, что я справлюсь. И, слава Богу, мои ожидания оправдались. Я считаю, что работа у нас идет на хорошем уровне. Это нынче подтвердила отчетная конференция. Из 20 делегатов 16 поставили работе председателя оценку «хорошо», остальные поставили «отлично».

 

- Как вы считаете, вас изменила лидерская работа?

 

- Я, между прочим, этот же вопрос задаю своему близкому окружению: супругу, бабушке: «Изменилась ли я за эти два года?». Они отвечают: «В лучшую сторону». Видимо, я стала серьезнее. Люди то приходят ко мне, как к председателю, с разными проблемами. И ты должен всех спокойно выслушать, и постараться каким-то образом помочь. Например, кто-то жалуется, что у него перед подъездом дворники не убрали снег. Приходиться выходить на связь с управляющей компанией и разбираться. В общем, приходиться общаться с разными руководителями и чиновниками города. И тут важно быть корректным, серьёзным, с твёрдо поставленной точкой зрения.

 

- Всегда ли удается найти общий язык с местными органами власти, и теми структурами, которые могли бы вам помочь?

 

- Я не могу сказать, что сложно работать с властью. Правда, поначалу, в первые полгода было какое-то смущение. Но на данный момент, мы неплохо понимаем друг друга.  При администрации города была создана рабочая группа по безбарьерной среде для инвалидов и вообще маломобильных граждан. Меня включили в эту комиссию. Раз в месяц собираемся, обсуждаем текущие проблемы. И могу сказать, что при новом заместителе главы администрации стали действительно очищаться крупные тротуары, убираются столбы, которые мешают движению незрячих.

Конечно, не все делается сразу, но, по крайней мере меня слышат те, кто ответственен за устранение проблем, и стараются реагировать. Если, допустим, ломается звуковой сигнал светофора на перекрестке, то в течение двух дней приезжают техники и меняют оборудование. Это не может не радовать.

 

- То есть, вы считаете, что лидеру вроде вас можно полностью реализоваться в системе сегодняшний ВОС?

 

- Полагаю, да. Но, опять же, как ты сам себе создашь условия. Я стала вокруг себя формировать молодежную группу. Потому что понимаю, что везде нужны помощники.

 

- Что сегодня молодые, в частности дети, которые учатся в специализированных интернатах, знают о ВОС? И насколько необходимо с ними работать уже на стадии школы?

 

- У меня в организации на учете 10 детей-инвалидов, из них учатся в Пермской школе-интернате для слабовидящих детей трое. Там до воспитанников доносят информацию об Обществе в полном объеме. Думаю, они прекрасно понимают, что такое ВОС, как оно работает. Что касаемо деток, которые учатся  в обычных зрячих школах города Соликамска, то если два с половиной года назад, когда я приступала к обязанности председателя, на наши детские мероприятие, - какие-то мастер-классы, выезды на природу, - приходило 2-3 ребенка, то сейчас их уже приходит 7-8. Интересно, что на одном из наших мероприятий мы посадили слабовидящих деток вместе со зрячими ребятами. И оказалось, зрячие малыши совершенно нормально воспринимают слабовидящих товарищей. То же самое происходит и наоборот.

 Меня радует, что сейчас родители воспринимают Общество Слепых, как центр какой-то психологической поддержки и разносторонней реабилитации. К счастью, проходят времена, когда принадлежность к Обществу слепых считалась чуть ли не клеймом. Люди начинают осознавать, что у нас можно получить не только подарки к Новому году, но и какую-то серьёзную поддержку.

 

- И, тем не менее, многие молодые люди сейчас не торопятся вступать в ВОС. Как вы думаете, почему?

 

- Наверное потому, что некоторые инвалиды люди в наше время работают в организациях со зрячими коллегами. В связи с этим, они, возможно, пытаются отрицать свою принадлежность к среде инвалидов… Не знаю...

Есть и такие, которые потребительски относятся к Обществу. И это разочаровывает очень сильно.

 

- А как вы считаете, наше российское общество в целом становится более толерантным по отношению к инвалидам?

 

- Могу поделиться собственными впечатлениями по этому поводу: у меня 50% друзей, это члены нашего Общества с отсутствием зрения, а остальные зрячие. И я не чувствую собственной ущербности, скорее наоборот, мне абсолютно комфортно среди этих людей.

Или в транспорте: я не замечала какого-то негативного отношения к нашим людям. Скорее, наоборот. Приведу такой пример: у меня в организации есть семья Бибиковых, они оба тотально слепые. Супруг является еще и слабослышащим. И они всегда ходят парой до нашего местного предприятия УПП ВОС и до офиса местной организации. И вот на улице к ним неоднократно подходили люди, которым казалось, что незрячая пара сбилась с пути и предлагали свою помощь. Другое дело, что часто сердобольные граждане действуют не совсем правильно, то есть подбегают и с  ходу объявляют:

- Вам помочь?!

Затем хватают за руку и тащат через дорогу. Так они немного даже ошарашивают незрячих. Но всё равно, важно, что многие люди действительно искренне готовы помочь. И я считаю, что, наконец-то мы всё-таки пришли в 21 веке к тому, что в обществе утверждается мнение о слепых и слабовидящих людях, и вообще об инвалидах, как о полноправных гражданах с нормальным творческим, профессиональным и гражданским потенциалом, которые просто нуждаются в определённой заботе.   

В этой связи, хочу снова сослаться на собственный опыт. Я училась в зрячей школе. То есть, сначала три года я проходила в школу для слабовидящих детей в городе Перми, а затем мама посчитала, что мне нужно учиться рядом с домом, и отдала меня в обычную десятилетку. В той школе одноклассники меня всячески шпыняли. Но мы  были детьми, а дети, особенно подростки, как известно жестокий народ. Я отличалась от своих сверстников,  ведь у меня альбинизм.

Но потом ты вырастаешь и показываешь тем, кто рядом, что ты довольно-таки неглупый человек, с богатым внутренним миром, что с тобой можно побеседовать на интересные темы, что у тебя есть какие-то таланты: ты можешь станцевать, поиграть в шашки,  в шахматы. И отношение к тебе начинает меняться. То есть,  по своему опыту я не раз видела, как меняется отношение к тебе – к инвалиду, когда окружающие начинают видеть в тебе не только ограниченное болезнью физическое тело, а личность.  Думаю, люди стали понимать, что инвалиды ничем не отличаются от здоровых людей, а порой даже, наоборот, в чем-то их лучше.

 

- Вы постоянно общаетесь с ВОС-вской молодежью. А о чем мечтают современные молодые люди из вашей организации? Кем они хотят стать? Как они видят свою жизнь?

 

- У каждого по-разному. Например, в моей организации есть очень хороший спортсмен по конькобежному спорту. Он недавно женился, будущий папа. Вот у него сбылась одна мечта. Сейчас он получает высшее образование в Челябинском институте физической культуры.

То есть, у каждого своя цель и люди к ним стремятся. Когда мы сидим в неофициальной обстановке,  общаемся, я думаю это и есть то, о чем мечтают многие мои соратники - быть в гармонии с самим собой, быть в гармонии с окружающими людьми.

 

- Но ведь бывает и так, что во время учёбы в интернате молодым людям рассказывают, что перед ними открыты все дороги и они вольны выбрать себе любое будущее, а потом, столкнувшись с суровой взрослой жизнью, выпускники понимают, что возможностей для реализации у них практически нет. Вы с этим сталкивались?

 

- Если ты поставил себе цель, нет ничего невозможного, всё в твоих руках. Среди слепых людей очень много юристов, психологов, журналистов.

Я понимаю, что где-то нужен и пинок, а где-то верное плечо. Необходимо сопровождение, если ты тотально слепой. Но все эти вопросы можно решить. А возможности для самореализации – они действительно есть и их немало. Существуют учреждения для нашей категории людей, тот же Кисловодский колледж массажистов, например, где абсолютно нормально воспринимают инвалидов по зрению. Я могу сказать, что нет ничего невозможного. Если сильно захотеть, то можно и получить образование и устроиться на интересную работу.

Если же говорить конкретно о нашем городе, то местный Центр занятости населения очень будет рад, если к ним обратиться инвалид по зрению. Сейчас очень хорошие программы есть от Центров занятости. Выделяются необходимые бюджетные деньги на обучение инвалидов. Поэтому я считаю, что здесь все зависит только от человека – его мотивации и характера.

 

- А для руководителей местных организаций существуют какие-то менеджерские курсы?

 

- Да, есть институт «Реакомп». Я обучалась там как вновь избранный председатель в 2011-м году, за что им очень благодарна, и своему Пермскому краевому правлению тоже, за то что получила много полезной информации.  Очень много часов на занятиях было отведено тифлопсихологии, - тому, как правильно общаться с детьми-инвалидами и их родителями, с молодежью, с пожилыми людьми. Я очень довольная уехала после этих курсов. Даже мой секретарь говорит:

- Ты после учебы приезжаешь, мы от тебя устаём.

Действительно, приезжаешь окрылённая, когда тебе всё разложили по полочкам, разжевали, и ты знаешь, как теперь надо работать. Если раньше я,  считала, исходя из своего темперамента,  что необходимо активно убеждать людей идти на какое-то мероприятие или записываться в новый кружок, то теперь я понимаю, что, прежде всего, нужно быть достаточно деликатной, не давить. Потому что кого-то ты можешь этой своей эмоциональностью отпугнуть. К тому же у всех разные интересы и разные физические возможности, и это тоже необходимо учитывать.

Я постоянно учусь чему-то новому. Так в  декабре участвовала в научной технологической конференции в институте «Реакомп» в Москве, посвящённой работе местных организаций. На эту конференцию приезжали с разных регионов председатели, либо актив.  Мы пообщались. Они все проходили курсы менеджмента, и я вижу, что это очень им пошло на пользу. Поэтому в этом году хочу тоже подать заявочку на такое обучение.

 У нас в городе сменилось несколько человек в администрации, курирующих общественные организации. С приходом новых людей  стало больше организовываться  курсов, цель которых научить грамотно писать проекты. На такие курсы приглашают председателей общественных организаций. Были также курсы, на которых нас учили правильно общаться с пожилыми людьми. Это у нас ранимая категория людей.

- Во время учебы вы наверняка много общались с другими молодыми лидерами. Какое впечатление  осталось от этих встреч?

 

- Замечательное! Я со многими поддерживаю очень хорошие отношения, мы переписываемся, делимся новостями. Коллеги из других городов просят прислать им какие-то сценарии, интересные идеи, а я у них. Когда у меня был семейный юбилей - пять лет свадьбы,  многие меня поздравили, несмотря на то, что с кем-то мы не виделись уже несколько лет. Это приятно. Я всегда говорю: «ВОС – это же такая сила! Если держаться друг за друга – мы горы свернём».

 

- Как у вас складываются отношения с руководством Пермской краевой организации ВОС?

 

- На мой взгляд, у нас замечательные отношения с председателем краевой организации Бухавцевым Николаем Александровичем и с сотрудниками организационного отдела нашего Пермского ДК ВОС.

Конечно, бывает, что я где-то допускаю ошибки, не без этого. Бывает, что и ругают меня за это. Но всё же гораздо чаще Николай Александрович мне что-то подсказывает, старается помочь, направить на путь истинный. А ошибки…так ведь не ошибается тот, кто не работает. Поэтому, я считаю, что с руководством у меня отношения замечательные. Я очень уважаю своего руководителя, ценю его за то, что он поддержал мою кандидатуру, дал мне возможность быть на этом замечательном месте. Я постоянно чувствую его поддержку. Задумала я краевой слет молодежи организовать в июне, позвонила начальству:

- Николай Александрович, - спрашиваю, - как вам такая идея?

Конечно, он поддержал:

- Да, давай, - говорит, - составь программу, посмотрим вместе.

То есть, на мой взгляд, мне повезло, что у нас с руководством всё складывается так гармонично.

 

-  Какие у вас ближайшие планы,  мечты?

 

- На высоком уровне провести слет молодых инвалидов, не упустить ни одной детали.

По поводу развития собственной карьеры, - честно говоря, пока на эту тему не слишком задумываюсь. Конечно, хочется получить высшее образование в сфере культуры. Но пока на это у меня, к сожалению, нет времени. Сейчас для меня на первом месте моя работа. Мне очень приятно, что меня, как председателя местной организации Общества Слепых знают, здороваются, даже в магазинах. Не то, что это утешение лично меня, мне приятно думать, что земляки отдают дань уважения организации, которую я представляю. И конечно мне очень нравится, что я могу на этой своей должности самореализоваться, принести пользу людям, сделать этот мир, пусть чуточку, но лучше.

 

- Как я понял, вы считаете себя счастливым человеком?

 

- На 80% да. Вот когда я реализуюсь, как мама, я думаю, это будет уже на все 100%. Я считаю, что у меня замечательный супруг, у меня отличная работа, на которую я хожу с хорошим настроением. У меня отличные друзья, у меня хорошие коллеги, замечательное руководство. О чем еще я могу мечтать? Только стать мамой. А дальше все пусть идет так,  как оно идет.

 Организация ВОС крупным планом

ЕЕ ЛЮБВИ ХВАТАЕТ НА ВСЕХ

 

     Болезнь глаз у Розы Ивановны Ильиной началась в раннем детстве. Но это не помешало женщине вести активный образ жизни, которую она посвятила педагогике. Сегодня Роза Ивановна занимает должность Председателя муниципальной первичной организации «Южный Порт» ВОС.

 

- Я родилась в тридцать восьмом году и когда началась война, мне было почти три года. Мы уехали в Орловскую область к моей бабушке, которая жила в деревне. Думали, там будет спокойнее, чем в Москве. Потому что здесь уже начались бомбардировки, и маме со мной и сестрой, всего на два года старше меня, было тяжело. А отец уже был призван на фронт.  А у меня, в самом детстве, когда мне был годик, после кори произошло осложнение на глаза и мои родители меня лечили еще до войны, обращались к врачам, которые уверяли, что раз есть еще остаточное зрение, может быть, меня и вылечат. А тут началась война, и мы, въехав в Орловскую область, оказались в оккупации. И даже в нашем доме стояли немцы. И бабушка такой рассказывала эпизод, что пожилой немец, взял меня на руки, когда я ночью заплакала, качает и говорит: «матка, такой у меня, такой киндер». Они, в общем, шли поневоле воевать. К сорок третьему году как раз начались военные действия, фронт наш начал наступать. И немцы, которые стояли на посту, предупредили: «матка,  жечь будем». И мы кое-какие вещи закопали, ушли из дома, только отошли - и дом загорелся. Ну и попали после этого в эвакуацию. А сначала жили где-то в землянках, потом нас переселили в Елец. Я была маленькая, ходила в детский садик, а мама работала. Собирали колоски на поле, чем-то питаться. В сорок четвертом году мы приехали в Москву. 

- Ваше зрение тогда было…

- Зрение уже тогда плохое было, лечение приостановилось. И я уже видела плохо.

- Вы в очках ходили?

- Совсем маленькой дошкольницей - нет. А когда пошла в школу, тогда уже стала носить очки. Но я училась в обычной школе, не для слепых. Мечтала быть учительницей с самого детства. Играла в куклы, все их сажала, учила. А потом, в школе я была все время пионервожатой. Училась в девятом классе, а пионервожатой была в пятом классе. Такое стремление к педагогике у меня осталось на всю жизнь. И когда я закончила школу, то пошла искать работу. А работать меня нигде не принимали, потому что зрение-то плохое. И тогда мне мой один очень хороший знакомый, корреспондент в журнале «Огонек», говорит: «Ты знаешь что, Роза, - есть такое общество слепых, вступи-ка ты в него». И вот в восемнадцать лет  узнала, как это делается, пошла проходить ВТЭК, а мне врачи и говорят: «как же ты, девочка, училась в массовой школе с таким зрением?» А я сидела на первой парте, училась неплохо. Очень любила литературу, историю.

- Вы, наверное, отличницей были, не скромничайте.

- Нет, нет, нет, я училась в основном на 4 и 5, но по математике и по физике были и троечки. Я вступила в общество слепых и пошла сразу устраиваться на работу. И меня направили на щеточную фабрику. Я пришла, посмотрела на производство и говорю: «ни за что не буду здесь работать». И мне тогда предлагают: «знаете что, у нас открывается предприятие на Багратионовской, электромеханическое направление. Попробуйте туда устроиться». И я в этот промежуток времени, пока оно открылось, работала в обычной школе секретарем. А когда оно в апреле пятьдесят седьмого года открылось, я пошла работать на это предприятие. Там я проработала с пятьдесят седьмого по шестьдесят четвертый год. Я очень благодарна Попову Владимиру Васильевичу, потому что он меня послал учиться на курсы мастеров. Тогда такие двухгодичные были курсы. Я закончила эти курсы и стала мастером по надомникам - обучала их забивать патроны в электророзетку. Мне эта работа очень нравилась. Я ездила по всей Москве, очень уставала, но мне нравилось встречаться с людьми. Это были люди, прошедшие войну. И они столько рассказывали о себе, столько было интересных историй об их жизни. Я записывала эти встречи. Даже отдельных людей помню - где жил и что рассказывал.

Я поступила в шестьдесят первом году в Педагогический Институт. Сначала я поступала на журналистику, но не прошла по конкурсу - не добрала одного балла по английскому. И пошла в педагогический. На исторический факультет. И пошла я на вечернее отделение, мне не хотелось оставлять работу на предприятии. Мне нравилась эта работа по надомникам. Я там освоила еще много операций по сборке патронов. Мы работали в контакте с заводом «Динамо» и они нам давали интересные задания: сборка сопротивлений для электромоторов в метро, в электричках. Собирала патроны, на конвейере работала.

А потом, когда проучилась три курса института, нам, в педагогическом институте, сказали: «надо устраиваться по профилю». То есть идти в школу. А я все время мечтала о детском доме. Не знаю, почему-то меня тянуло к таким детям, я писала курсовую работу по становлению детей в детском доме и пошла работать в детский дом. Наверное мне везло на то, что все время в жизни встречались хорошие люди. И там был директор Виктор Алексеевич Ротов. Сам прошел гражданскую войну, очень интересный человек был. И он мне говорит: «Знаете что, Роза, вам не надо сейчас быть воспитателем, а побудьте сначала вожатой в детском доме. Посмотрите этих детей, привыкнете к ним. Потому что у воспитателя очень много хозяйственной работы». Детей ведь надо было одевать, кормить, мыть их, в общем, такая работа, как у настоящей мамы. А я тогда совсем молодая была. Очень любила везде ходить, ездить. И я года два проработала вожатой. И очень любила я ребят. Они, зная, когда я приду на работу, к остановке автобусной прибегали, встречали меня. Ездила я с ними много, в походы ходила, детский дом был хороший. Сейчас много говорят об ужасах детского дома.

Честно скажу, мне это не понятно. У нас был хороший детский дом. Главный такой орган был - совет воспитанников. Мы все вопросы решали вместе по устройству детского дома, быту детей, по проведению праздников на этом совете воспитанников. Был хороший педагогический коллектив. Я в шестьдесят первом году вышла замуж, и у меня в шестьдесят седьмом году родился ребеночек.

- Мальчик, девочка?

- Мальчик. Сашенька. И тогда я, когда уже пришла после декретного отпуска, мне директор говорит: «Роза Ивановна, вы теперь стали взрослой, настоящая мама. Мы вам даем работу  воспитателя». И я работала воспитателем. Была у меня группа детей, третий-четвертый класс. Очень любила их. Я проработала так до шестьдесят девятого года в этом детском доме. А потом мы переехали на другое место жительства, и мне стало очень тяжело ездить в детский дом. Потому что совсем другой район Москвы. Тот детский дом был, где Тимирязевская академия, а мы переехали в Нагатино. И тогда я пошла в РОНО и мне предложили работу учителя истории в школе. Там от нового дома школа близко была. И я пошла учителем работать. Там тоже был очень хороший директор, замечательный педагогический коллектив. Я поработала года два учителем истории, молодая была, такая боевая, активная. И директор тогда мне говорит: «Знаешь, Роза Ивановна, будешь моим заместителем директора по воспитательной работе». И я вступила в партию, и стала одновременно учителем истории и заместителем директора по воспитательной работе. Очень интересная получилась работа с детьми: ездили в трудовые лагеря в Краснодарский край в станицу Кущевского района. Собирали черешню, пололи огурцы. И ребятки получили там небольшую зарплату, мы вели их учёт рабочего времени. Комитет комсомола был очень у меня в школе хороший, сильный.

     В семьдесят пятом году у меня родился второй мальчик. И когда я в семьдесят шестом году пришла в школу, вызвали меня в РОНО и говорят: «Роза Ивановна, решили мы вас направить сотрудником в детский дом». И этот детский дом от Московской железной дороги был. Тоже другой район Москвы, ближе к Войковской. Ну, что делать, потянуло в местный детский дом. Пошла воспитателем и заместителем директора по воспитательной работе. Но там детский дом был немножко необычный - семейного типа. Там были дети с трех до восемнадцати лет, из дома ребенка или дети-сироты тех родителей, которые погибли в железнодорожных катастрофах.  И это были нормальные, здоровые ребята. Тоже у нас руководящий орган совета воспитанников, пионерская дружина, защищали мы и Луиса Корвалана, были у нас и гости из Чили. Вообще,  была у нас очень сильная воспитательная работа. Вот чего сейчас, наверное, не хватает в школах. Но вы знаете, у меня получилось так, что дети мои были вполне обеспечены. Девочкам старшеклассникам даже заказывали платья в ателье. Врачи нас обслуживали из железнодорожной больницы. Если ребенок болел, мы его клали в эту больницу. Мне очень запомнился случай, когда я пришла в детский дом, в семьдесят шестом году, у нас одна девочка была 18 лет. И когда ей удалили зуб, у нее открылась раковая опухоль. И я, помню, к этой девочке ездила все время в больницу. Она лежала в Боткинской больнице. Нина Коротких. Она хорошо пела, была красивой девочкой и через полгода она умерла. И вот это впечатление хрупкости жизни у меня осталось на всю жизнь. Насколько это произвело на меня сильное впечатление.

      У нас был свой лагерь от детского дома в Суходреве, это по Калужской дороге. И был такой распорядок, что старшие воспитанники шефствовали над младшими. У каждого старшего был младший воспитанник. Ребята все время заботились друг о друге, помогали и в учебе и в бытовых  условиях жизни. И мы потом сформировали спальни, где не только старшие были, а и подшефные. Ну, допустим, девочке восемнадцать лет, а другой подшефной девочке 10 лет. Вот они кроватки вместе, девочка старшая учила младшую заботиться и следить за собой. Мы старших воспитанников учили хорошо готовить. Вязали они, занимались кулинарией, а в результате девочки выходили из детского дома хорошими хозяйками.

 Мне тогда железная дорога даже выделила квартиру поближе к детскому дому. То есть я жила вместе с родителями, а тут получилось, что у меня двухкомнатная квартира на свою семью. И вот детдомовские дети у меня постоянно бывали дома. Вы знаете, у меня, слава Богу, был муж очень спокойный такой, доброжелательный. Он придет с работы, а там дети из детского дома. Девочки приходили и спрашивали: «Роза Ивановна, а можно мы вам ужин приготовим? А можно мы погладим? А можно мы испечем печенье?» У нас была какая-то родственная связь с ними.

- Они вас как маму воспринимали?

- Да. И я сама, где бы ни была, в гостях, в театре, приходила поздно вечером в детский дом, смотрела, считала, все ли по головам на месте, спят ли, как себя чувствуют. Посмотрела, уходила домой. Детский дом, само здание было очень ветхое. И вот к нам приезжала комиссия, и сказали, что в таком здании детей содержать нельзя. И тогда железная дорога построила очень хорошее здание для детей-сирот в Тульской области. И сказали: «давайте мы всех детей-сирот переведем туда, в Тульскую область, в интернат». А ведь дети уже привыкли к Москве. И мы очень не хотели никуда переезжать. И тогда мы детей-москвичей устроили здесь, в интернаты, а тех, кто не из Москвы, перевели в Тульский интернат. Но у меня получилось так, что я-то пришла заместителем директора по воспитательной работе, а директор оказался очень практичный. Он уже знал, что детский дом будет закрываться. И мне говорит: «Знаешь, Роза Ивановна, мне предлагают работу в школе директором, учителем истории и рядом с домом».  И он в семьдесят девятом году ушел из детского дома, а я осталась директором. И вот это все закрытие детского дома, распределение детей легло на меня. Конечно, помогали воспитатели. Но этот период был очень-очень трудным.

Ещё запомнился такой случай, когда мы отбирали детей из дома ребенка для своего детского дома. Потому что в семьдесят втором году у нас была дошкольная группа. Это с трех до шести лет. А потом уже школьная - до восемнадцати лет. Детей железнодорожников было мало. И когда мы формировали детей, уже брали из дома ребенка. И вот я приехала в дом ребенка, где-то в феврале, нам показали трехлетних ребяточек, и меня поразило: большой манеж в доме ребенка, и лежат дети, восемь человек – валетиком, неприкаянные. И вот, когда мы потом отбирали трехлеточек, я приму ребеночка, посажу к себе на колени, поглажу его, конфетку дам, они цветочки на моем платке рассматривают. Отобрали мы детей. Ну, хорошо, эти десять детей к вам приедут где-то в мае. А это было в феврале. И я в мае иду на работу, во вторую смену, а их привезли. И вот эти десять человек бегут мне навстречу: «Мама, мама наша пришла». Вот насколько это было трогательно.

Когда пришло расформирование, слава Богу, железная дорога нам очень помогла. Для старших воспитанников предоставляли отдельную жилплощадь - комнатку в коммунальной квартире. И мы фактически всех старших ребяток определили с жильем. Младших отправили по интернатам. Когда уже закрыли детский дом, а так как я жила близко, то они еще, наверное, недели две ходили ко мне домой, в семь часов вечера, когда у них по расписанию был ужин: «Роза Ивановна, а мы пришли покушать».

- А как вы стали председателем общества?

- О, это долгая история. Я пошла в РОНО и меня направили в школу, работать учителем истории. И так как знали, что  я работала заместителем директора по воспитательной работе, меня там тоже назначили заместителем директора по воспитательной работе. И я с восемьдесят первого по восемьдесят девятый год работала в 203-ей школе. Очень хороший педагогический коллектив, хороший директор, мы с ним дружили, помогали друг другу. Опять же, сильная воспитательная работа: комсомольские собрания, трудовые лагеря, ездили в Мытищи на сбор клубники. Киноклуб я очень интересный организовала. А у меня была, наверное, года три, история: восьмой, девятый, десятый класс. Это как раз восемьдесят шестой по восемьдесят девятый годы. Начало перестройки. И газетный материал читать надо было, в учебнике уже не было освещения этих событий. И, честно говоря, в силу занятости я работала по ночам. И начала замечать - стало очень плохое зрение. Чувствую, что я уже не вижу, что читаю. И тогда, в восемьдесят девятом году, я пришла к директору и говорю: «Вы знаете, Ольга Сергеевна, я стала плохо видеть». Она знала, что я инвалид по зрению. И она говорит: « ну, что делать, Роза Ивановна, сходите к врачу, посмотрите, что и как». Я пришла в институт глазных болезней Федорова, мне сказали: «ни в коем случае нельзя читать, иначе вы вообще потеряете зрение».

А я все время в этот период состояла на учете в организации Пролетарского района ВОС- наша организация была  еще на улице Трофимова. И я ходила иногда туда на собрания, когда было свободное время, аккуратно платила членские взносы. Пользовалась библиотекой, на кассетах слушала книги. Поэтому связь у меня с обществом была, даже когда работла в школе, в детском доме. А потом, когда в восемьдесят девятом году фактически я ушла с работы, пришла в свое общество слепых. И в сентябре восемьдесят девятого года я была утверждена председателем первичной организации Пролетарского района. Тогда еще не было разделения на управы. Было у нас тогда 480 человек.

- А сейчас сколько?

- 280. Знаете, этот период был для меня тоже сложный. Потому что я привыкла с детьми работать, а приходили бабушки и дедушки. Их тоже, как малышей, хотелось погладить, как-то пожалеть, но не все это понимали. Это был сложный период. Но у меня была хороший секретарь, Марта Георгиевна. Да и городская организация мне очень помогла.

- Например, в чем?

- Мне городская организация помогла сделать ремонт по предыдущему адресу. А потом получилось так, что здание, где мы находились, выкупила автомобильная фирма. И через департамент госимущества дали нам вот это помещение - 109 квадратных метров. И мы переехали сюда.

- И вам хватает этого помещения?

- Хватает. Я не хочу больших помещений, мне достаточно - библиотека у нас вот здесь, в шкафчике сосредоточена. Кабинет реабилитации? Если что, мы людям все покажем здесь, в зале. Спортивные снаряды я ставить не хочу, чтобы они стояли мертвым грузом. Потому что у меня люди живут отдаленно все-таки. Они не будут специально сюда ездить, чтоб позаниматься. И, дай Бог, чтобы нам удалось удержать это помещение. Потому что Собянин сейчас пересматривает программу аренды помещений для общественных организаций. К сожалению, каждый год я занимаюсь пролонгацией аренды помещения. У меня связь с районными управами, у нас 3 - 4 управы Южного округа и одна управа Юго-Восточного округа. Они по мере возможностей нам помогают.

- А какие проблемы приходится решать в рабочее время?

- Во-первых, конечно, это приобретение мебели для организации. Вот холодильник новый мои хозяйки поапросили. Значит, буду как-то через управу, или через какие-то фирмы договариваться. Проблема, конечно, в обеспечении людей тифлотехникой. Нам необходимо все эти говорящие тонометры, термометры, трости. Сейчас флеш-плееры появились очень хорошие. DVD-плееры - тоже нас интересуют. В общем, техническое оснащение и самой организации и тифлотехникой для незрячих. Если какие деньги добываются, я тут же собираю бюро и мы решаем: допустим, нам дали 20000 рублей. Что мы на них будем приобретать? Ну, вот они и подскажут. Я честно скажу: у меня сильный, хороший актив, которому я доверяю. И я стараюсь прислушаться к их мнению, понять их. Если я с чем-то не согласна, я высказываюсь, если они не согласны, они тоже высказываются.

 

И действительно, с помощниками Розе Ивановне повезло. Ее правая рука и заместитель – Елена Иванова Ведяшкина, инвалид второй группы и старший групорг. В ее обязанности входит так же устройство праздников с подарками для ветеранов и посещение выставок и театров. Татьяна Алексеевна Дворецкая, инвалид первой группы, занимается социальной работой и оказанием материальной помощи инвалидам. Лидия Ивановна Гавриленкова, инвалид второй группы, отвечает за социальную реабилитацию и получение тифлосредств. Нина Петровна Алехина, инвалид второй группы, несет ответственность за культурно-массовый сектор. Вера Николаевна Лашкова, инвалид второй группы является членом ревизионной комиссии.

 

- Организация у вас уменьшается. Как идет приток новых членов, где вы их находите?

- Вы знаете, с притоком очень сложно. Я вам честно скажу. У меня очень хорошие взаимоотношения с нашими райсобесами. Сейчас они называются УСЗН. К ним обычно приходят оформлять пенсионные дела инвалиды всех категорий. И мне сотрудники УСЗН выдали списки инвалидов по зрению, которые состоят у них на учете. И вот я им звоню: «Здравствуйте, общество слепых, приглашаю вас к нам встать на учет». Сразу вопрос: «А что дают? А что мне с этого будет? А зачем?» «Ну, у нас тут такая культурно-просветительная работа, социально-бытовая работа». «А, это нам не надо». Часто отвечают так.

- То есть, людей прежде всего интересуют материальные блага?

- Да. Вот если бы я сказала: «вот знаете, да мы к каждому празднику даем заказы, да мы вот вам дадим говорящий тонометр» - это их заинтересует. К сожалению, так. Наша сложность еще в том, что мы принимаем инвалидов по зрению. Первую, вторую группы и третьей группы. Но у меня бывает так: женщина была инвалидом второй группы по зрению. Прошла переосвидетельствование. И получила общую группу по заболеваниям. Фактически она уже не является членом ВОС.  И вот она говорит: «вы знаете, Роза Ивановна, я к вам так привыкла, я к вам ходила 15 лет, ну можно я у вас как-то останусь? Ну, что же совсем быть мне неприкаянной?». И вот они у нас уходят в категорию зрячих. На правах зрячих. Но это как бы прикрепление к нашей организации, мы их даже не можем отправить в пансионат. Потому что они не инвалиды по зрению. А наш пансионат принимает только инвалидов по зрению.

Еще я считаю, что все-таки надо сделать вступительный прием членов ВОС с четырнадцати лет. Когда ребятки учатся в школе, когда они еще молодые, когда у них нет какой-то своей организации, то если они в обществе слепых, это уже привязанность к конкретной общественной организации. А тут прием только с восемнадцати. Они, фактически, закончили школу. Они свободны. Они как-то устраиваются сами по себе. И если кто-то устроился с восемнадцати лет, уже как-то определился, скажет:  а зачем мне общество слепых? Что я от этого буду иметь опять же? И у меня есть такая категория молодых ребяток, которых я стараюсь привлечь в общество. Но они, если приходят - только на какие-то вечера, праздники. Да и то, если они нигде не работают. Я знаю, что это не только по моей, но и по другим организациям. И вот приходят только пожилые люди, сегодня пришла женщина 82 года, которую мы приняли. Приходят те, которые состоят в совете ветеранов. Одна пришла и спрашивает: «а что, у вас ничего нет? Лучше я в совете ветеранов останусь». Продумать надо какие-то меры, чтобы привлекать людей в общество - это может быть на высшем уровне, в центральном управлении. Элементарно было - ВОСовский билет. Раньше только по нему мы имели право бесплатного проезда. И когда у меня его вытащили, мне секретарь говорит: «Роза Ивановна, только через 6 месяцев мы вам дадим новый».

- Ужас какой.

- Такой порядок. По уставу так. И я 6 месяцев покупала себе проездной билет, а что мне оставалось делать? А сейчас социальная карта для всех уже существует.

- Спасибо, большое, если что-то хотите добавить, буду рад.

- Я вчера была на совещании, в Южно-Портовой управе, и там отчитывался социальный центр. Ведь сейчас социальный центр в каждом районе существует. И они очень многофункциональны. Они работают со всеми категориями пенсионеров, у них больше возможностей: у них есть кабинет реабилитации, кабинет здоровья, кабинет психолога. Это очень важно для пожилых людей. Но, в то же время, мы не хотим раствориться на базе этих социальных центров. Мы не хотим создавать у себя аналогию - кабинеты психологии или реабилитации. Просто нам с ними нужно работать в очень большом контакте. Потому что мы своих людей можем туда направить. Просто, наверное, в перспективе, чтобы сохранить наше общество, надо продумать какие-то определенные льготы для инвалидов по зрению, чтобы это их привлекало. Очень трудно со спонсорами, потому что особенно они и не помогают. Я не знаю, как в других организациях, но, когда читаю журнал «Наша жизнь» и слушаю ваши журналы, там постоянно рассказывают: большая связь в регионах со спонсорами, большое финансирование для незрячих. Я сейчас обратилась в Новоспасский монастырь, они обещали помочь. Значит, будем надеяться: может быть, они нам окажут какую-то материальную помощь. Потому что хочется людям помочь

ЭТА ШКОЛА НЕ ДЛЯ ДУРАКОВ

 

В последнее время около 160 школ и детских садов города Москвы перешли на так называемое инклюзивное образование – это когда дети с некоторыми отклонениями по здоровью учатся не в специализированных школах-интернатах, а в обычных школах вместе со своими сверстниками. Насколько такое образование полноценно, судить сложно, но тревогу в родительской и общественной среде этот вопрос уже вызывает. Об опыте одной из таких школ № 1961 рассказал нам ее директор Александр Николаевич Киося.

- Итак, у меня первый вопрос. Что на ваш взгляд - инклюзивное образование?

- С моей точки зрения инклюзивное образование - это система обучения и воспитания детей, подростков в рамках обычного образовательного учреждения или скажем так, общеобразовательной школы с несколькими целями. Первая цель - это социализация подростка. Постольку поскольку под инклюзивным образованием мы понимаем довольно противоречивый, зачастую, процесс. Я видел это за рубежом, посещая Германию.  Возможность обучаться и воспитываться в среде сверстников, которые не имеют различных заболеваний, которые мешают человеку передвигаться, мешают усваивать научный материал - это одна часть инклюзии. Вторая часть инклюзии – это возможность обучаться и воспитываться учащимся, которые не имеют ярко выраженных нарушений здоровья, либо имеют такие нарушения здоровья, которые им не мешают успешно обучаться, воспитываться и принимать результативное, активное участие и в учебной жизни, и в общественной культурной жизни класса, школы, района и так далее. В данном случае, я хочу привести пример Нестора Смышляева, мальчик абсолютно слепой, учится у нас уже три года. И по целому ряду направлений учебно-воспитательных он вышел на уровень города Москвы. Если не сказать больше. В частности, ребенок посещает музыкальную школу, кроме уроков музыки в школе. Является лауреатом премии конкурса Сергея Никитина. Выступает в концертных программах в консерватории, в зале Чайковского. И в то же время учится на четверки – пятерки, по общеобразовательным программам обычного общеобразовательного класса, обладая уникальными индивидуальными способностями. Но это демонстрирует то, что инклюзивное образование и инклюзивное обучение -  довольно широкий спектр воздействия на личность ребенка, который нуждается с одной стороны в избирательном подходе при определении конечных результатов обученности. Инклюзия – это сродни, ну, если, можно из армии пример: обычная общевойсковая часть – это инклюзивное обучение. Куда призываются дети с первой группой здоровья, второй, третьей, ну, вот, в частности, мой сын призван с четвертой группой здоровья.

- Что такое группа здоровья? Группа инвалидности или что?

- Это не инвалидность. Это степень возможности выполнять боевые задачи. То есть, группа А и первая группа – нет никаких ограничений, а четвертая группа имеет ограничения. Ну, скажем, сильнейший перелом ноги, перенесенный в детстве, не позволяет ему долго приседать, ходить гусиным шагом, строевым шагом, прыгать на броню, спрыгивать с брони - все, что так любят в мотострелковых частях делать. В то же время, таких детей призывают в армию. И внутри армии есть подразделение, которое называют спецназом. Спецназ – это практически универсальный человек, который по состоянию здоровья, психическому, физическому, может выполнять задачи целого взвода, иногда, роты. Вот такой пример. Но, почему мы не можем назвать всю армию спецназом? Из тысячи человек, из ста человек, может быть, один попадет по отбору в такие подразделения, где повышенные требования к физическому и психологическому состоянию. А все остальные солдаты тоже будут получать некое военное образование, не претендуя на то, что он может неделю просидеть в болоте, в рукопашном бою победить десять человек и так далее, и тому подобное. И здесь так же.

В инклюзивном обучении мы должны четко понимать, что универсальная, как кажется нам система обучения, которую мы создали, в виде общеобразовательной школы, в которой все должны поступить учиться без ограничений и это хорошо. У нас так написано: доступное и качественное образование. Доступное? Конечно. Да. И качественное. И вот здесь у меня чувство протеста нарастает. Что мы, отряд спецназа должны приготовить из всех, кто к нам пришел? Очевидно, что это невозможно. Поэтому, инклюзивное обучение это очень гибкая, я бы сказал, сложная система обучения и воспитания, которая подразумевает, к сожалению, надо признать различный уровень конечной обученности. Потому что, ну, если бы у Нестора Смышляева не было уникальной памяти, не было уникальной усидчивости, он не мог бы усвоить ни иностранные языки, которые он сейчас усвоил практически на уровень свободного общения, ни музыкальной способности, ни математической и так далее. Поэтому для меня инклюзивное обучение – это возможность дать любому ребенку, любому, подчеркиваю, ребенку, в рамках общеобразовательной школы, находящейся рядом с домом, возможность проявить свои способности при обоюдном желании и возможности ребенка, семьи и образовательного учреждения предоставить эту возможность. Но, одновременно я стою на позиции: нельзя априори заранее требовать, что этот ребенок в результате доступности образования усвоил бы качественно тот объем информации, который он обязан усвоить по условиям общеобразовательной школы - это глупость просто-напросто. Это невозможно. И это, забегая вперед, я уже, наверное, отвечаю на вопрос, как я думаю о перспективе их развития образования. Это послужит и служит уже мощным тормозом на пути развития инклюзии. А почему мощным тормозом? Потому что мой уникальный опыт в школе 1961 не востребован. Он не востребован соседними школами, которые под разными предлогами избавляются от подобных детей, либо их переводят в такие формы обучения.

Ну, скажем, надомное обучение, которое лишает этого подростка, мальчика или девочку, расти в среде, в которой ему больше придется потом жить, работать, создавать семью. И вот здесь еще одно противоречие. Мы создали интернаты специальные закрытые, полузакрытые учебные заведения, специальные школы, в которых создаем дополнительное финансирование. Без сомнения нужные условия, без сомнения необходимые полезные приспособления технические, всевозможные особые материалы учебно-методические по уровню, по профилю заболевания. Это, конечно, очень здорово. Это правильно. Это очень помогает индивидуальному Ване или Свете расти в качественной, в приспособленной, для их жизни, среде. Но насколько этот Петя, или Ваня, или Света после окончания этой школы, или этого интерната, смогут адаптироваться в социуме?

Я не занимаюсь специальной статистикой, но на таком, эмпирическом уровне предполагаю, что очень плохо они будут контактировать и огромные проблемы будут испытывать при общении со сверстниками, с социумом, при трудоустройстве, при попытке создать семью. Да просто общаться с нашей государственной машиной, с нашими различными структурами. Взращенный в теплице росток при пересадке в обычную почву погибнет. Поэтому для меня инклюзия – это возможность любому, подчеркиваю, любому подростку, мальчику или девочке, получить возможность получить это качественное образование. В силу своей психофизической готовности здесь и сейчас.

- Хорошо, такой вопрос: когда началось инклюзивное образование в вашей школе конкретно, и с чем это было связано?

- Август 2005-ого года. Я находился у себя в кабинете, готовил школу к очередному учебному году. Мне в кабинет раздался звонок начальника управления образованием Юго-Западного округа. Тогда это был Тихонов Михаил Юрьевич. Спрашивает: «я на месте? К тебе сейчас приедет делегация из Америки, которая сидит у меня в кабинете. Она ищет школу для того, чтобы попробовать внедрить модель инклюзивного обучения». Я говорю: «а что это такое»? «А это когда дети инвалиды обучаются в обычной школе с обычными детьми». Я говорю: « ну это же невозможно». «Для тебя невозможного ничего не может быть».

 

Я дождался представителей РООИ «Перспектива» Денис Роуз. Она приехала с представителем управления образования, Будыриной Ольгой Александровной, и поставила передо мной задачу: попробовать реализовать идеи инклюзивного обучения, как она тогда называла это. И вот с 2005 года в школе 1961 началась эта работа. И продолжается, несмотря ни на что, до сегодняшнего дня. Почему именно ко мне обратились? Ну, это лучше спросить Тихонова. Он со мной на эту тему не говорил, но, наверное, дошла какая-то информация до него, что я по складу личности, человек, который не оттолкнет больного, не оттолкнет нуждающегося в помощи, а протянет руку ему всегда.

 

- То есть, у вас такие дети до 2005 были?

- Да, в нашем районе очень много получило квартир семей, имеющих детей-инвалидов, многодетных семей, которые не имеют инвалидности физической, но имеют скрытые формы инвалидности, психофизические. И по сути дела, негласно, соседние, более успешные в учебном плане школы, договорились сделать из моей школы такое учебное заведение, куда бы они переправляли тот контингент, который не может учиться в их общеобразовательных школах. Поэтому моя школа с первого дня получила негласный статус школы коррекции или, грубо говоря, «школы для дураков».

- А сколько выпущено уже детей инвалидов у вас?

- Сколько выпущено? Я не готов сейчас ответить на этот вопрос с документальной точностью, потому что просто мы не вели этот учет, но в данный момент учиться 26 человек с различными формами инвалидности, видимыми и невидимыми, которые могут мешать успешно учиться, а могут не мешать. Ну, например, нет пальцев на руке и нет пальцев на ноге. Есть такая форма недоразвитости руки. Но интеллект сохранен сто процентов. Есть слепой абсолютно мальчик. Есть частично слепой и частично с глухотой. То есть, разные степени инвалидности из этих двадцати шести человек на сегодня. Ну, а с 2005 года, наверное, около 50 человек получили дорогу в жизнь из нашей школы. И сразу же хочу ответить на вопрос: всегда ли этот опыт был успешный? Нет, не всегда. Потому что, не зная абсолютно ничего, что это такое, до поездки в Германию, я выяснил, что в нашем городе Москве нет школы, кроме Ковчега, куда бы я мог приехать и посмотреть, как это делается в обычной школе. Но Ковчег – это учебное заведение уникальное, и никак нельзя опыт Ковчега применять и транслировать в общеобразовательную школу. Это особое учебное заведение, построено специально под эту программу, обладающее изначально и кадрами, и материально-техническим обеспечением, которое позволяет социализировать и обучать детей с различными степенями заболевания.

И насколько мне удалось получить информацию оттуда, принцип сегрегации – разделения по уровню обученности – там доведен до нужных соответствий, не мешающих всем, кто туда пришел и кого туда приняли, получать необходимое им - а необходимость выбирают сам родитель и сам ученик - уровень обученности и воспитанности. Там нет конфликта: если пришел с синдромом Дауна или с синдромом аутизма, обязательно должен получить аттестат зрелости за 9 класс, и никто не пишет жалобу на директора, что вот он такой нехороший, принять принял нас в школу, а аттестат давать не хочет, потому что мой ребенок до сих пор может перекладывать только из одной чашечки в другую красные и белые пуговички. Вот не подвинулся он больше. А ему уже 16 лет, я бы хотел получить аттестат. Кстати говоря, это тоже еще один сдерживающий фактор, потому что право применения обучения и воспитания таких форм заболевания мне, по крайней мере, неизвестно, что директор защищен от претензий подобного рода родительской общественности. А поверьте, что такие родители есть. Их немного, но они есть. Может быть, есть еще руководители и школы, которые хотели бы пойти за мной, но их это сдерживает, потому что все боятся пострадать за невыполнение закона об образовании, где четко прописано, что все, кто пришел в общеобразовательную школу, должны учиться на качественном уровне. С моей стороны – это глупость.

- Понятно. А как проходит социализация в вашей школе? Можно поподробнее?

- Социализация в нашей школе проходит так, как в Афганистане проходит прививка афганцев от биологических и климатических условий, в которых они выросли. Они не прививаются. Вот наши солдаты и офицеры страдали от различных заболеваний и от воды, попьешь – дизентерия, желтуха. А они – нет. То есть, естественным путем, находясь в классе, находясь в коридоре школы, посещая столовую школы, посещая уроки музыки, посещая уроки физкультуры - если твое состояние здоровья позволяет - двигаясь по коридорам школы – человек социализируется. Он вольно, невольно вступает в какие-то контакты со сверстниками – игровые, конфликтные, учится  лавировать между этими партами, посещать туалет обычный, а не приспособленный – у нас только один приспособленный туалет на четвертом этаже, за счет спонсорских средств. Вот таким образом, то есть, к нему в нашей школе относятся без пиетета: обычный Петя, обычный Леша, обычная Даша. Так изначально я поставил вопрос, и специалисты РООИ «Перспектива», сказали: «Александр Николаевич, вы в правильном идете направлении».

Кстати, хочу сказать, за эти 12 лет, уже тринадцатый год идет, ни одного случая получения травм ребенком на инвалидности не было. Это удивительно. Вот так  проходит социализация: помещаем в естественную среду подростков, я считаю, и хорошее усваивается, и плохое усваивается. Но хочу сказать, что попытка броситься в воду и кто выплывет – будет жить, а кто не выплывет – утонет, все-таки это не человеческая, не правильная  политика. Склад моего характера, очевидно, позволил мне взять на себя такую смелость. Почему – потому что при достижении 14-15 лет, ребенок, учась в 3-4 классе, вступил в период полового созревания. Зачастую это приводит к таким ситуациям, что ребенку оставаться в школе просто больше невозможно. И такие факты у нас имели место быть. Я собирал эти поведенческие отклонения, уже нетерпимые для школы, вызывал родителей и говорил – хотите жалуйтесь, хотите не жалуйтесь – вот такие факты приводят к тому, что, извините, никак невозможно ему больше присутствовать в школе. Родители, слава Богу, понимали и забирали своих детей. Но это при достижении половой зрелости, и все ученые мужи, которые занимаются этой проблемой, честно, конечно, предупреждают. Родители, кстати говоря, это знают, что может пойти как и в позитивную сторону после полового созревания, так и, извините, в негативную сторону. Но прежде всего это имеется в виду дети с синдромом Дауна и аутисты. Я еще раз хочу сказать, что не нужно идти вслед за мной, когда школа действительно учит всех. Считаю, что если бы я не был директором школы, другой здравый человек избрал бы, даже если очень любит людей и хочет им помогать, скажем, обучать только слабовидящих, только слабослышащих, только с синдромом дауна, только с синдромом аутиста, только с опорными нарушениями. Здесь, во-первых, легче это делать значительно, не нужно так сложно готовить кадры для этого.

Еще одна составная часть моей работы: инклюзия – это взращивание своих кадров. Потому что нигде не готовят учителя русского языка и дефектолога, учителя русского языка, который мог бы с глухим или слепым ребенком. Это мы здесь готовим сами. Своими доморощенными средствами.

- Сейчас как положительные, так и отрицательные есть отношения к инклюзии, например, в Англии - там провалился этот опыт.

- Я уже частично назвал отрицательные стороны. И еще раз позволю остановиться на том, что мне не нравится в моей работе. В моей работе мне самому не нравится то, что в рамках общеобразовательной школы, как бы я не хотел, в обычной общеобразовательной школе, на обычном бюджетном финансировании не удастся создать условий, которые бы полностью обеспечивали потребности мальчика, девочки с физическими и психофизическими отклонениями в необходимом уровне материального обеспечения учебного процесса. Это первое, что мне не нравится. Ну, может быть, у меня такая обстановка, что из этого количества больных ребят практически, только одна семья находится на таком уровне материального обеспечения, что она может помочь школе, скажем, туалетную бумагу закупить. Просто папа предприниматель загрузил ГАЗель своей фирмы туалетной бумагой и привез. Вот до сих пор пользуемся. Но, это еще до того, как дали возможность самому мне распоряжаться этими субсидиями. Это в апреле прошлого года я хоть получил какой-то доступ к финансам. До апреля прошлого года я как вроде просителя ходил в управление выпрашивать ну, буквально, на все. Это первое.

Второе. Без сомнения, неотлаженность правового регулирования, нормативного регулирования, всех сторон обучения больного ребенка. Несмотря на то, что и закон принят в городе Москве, и очень много обсуждений в печати, очень много круглых столов, в которых я участвовал неоднократно и в Госдуме и в комитете общественных связей города Москвы. Нет того, чтобы если ты пошел в спецназ, то должен всегда уметь каждый месяц выполнять определенные стандартные упражнения. Если ты этого не умеешь, тебя переводят в обычную часть. Вот так же должно быть и здесь. Если инклюзивное обучение не дает положительного результата, то судить об этом должен учитель, орган, который в школе создан, это, скажем, психолого-педагогический консилиум на уровне округа или района. Родитель, зачастую, в 99-ти случаях не является специалистом в этой области и, поместив ребенка в общеобразовательное учреждение, начинает относиться потребительски к школе. Вы обязаны и все. Это препятствует дальнейшему распространению инклюзивного обучения постольку, поскольку школа изначально виновата становится, приняв такого ребенка в школу, она обязана выдать на гора полноценного, извините, Буратино из вот этой заготовки. Буратино 120 слов в минуту читать должен, ну, и так далее, по стандартам. Несмотря на то, что они  законодательной базы не имеют. И проверяющие инстанции пишут, например: 5 «А» класс, у меня не в полной степени русский язык усвоили. А как ему усвоить, если треть класса по психофизическим показателям относится к инвалидам, которые в силу психофизического состояния не воспринимают научную информацию и еще меньше могут ее выдать.

Необходим особый регламент, особый порядок прохождения аттестации, аккредитации учебного заведения, да и учителя, который работает с этими детьми, никогда у этого учителя не будет победителя Олимпиады, никогда у этого учителя не будет золотой медали в этом классе и с этими детьми. Потому что они не способны усвоить материал до такой степени. И выдать этот материал соответственным образом. Никогда не будет 98 и 100% ЕГЭ у такого класса, у такого учителя.  Это минус школе, директору и учителю. Зачем это мне надо? Поэтому это второй минус, который бы я назвал. Ну, и третий минус на примере нашей школы – это то, что школа, которая идет по этому без сомнения нужному, без сомнения благородному пути в окружающем социуме выглядит ущербно. Как говорят некоторые мои коллеги, которые не имеют Бога в душе и света в душе – школа для дураков. Или более мягко – это коррекционная школа. Я всегда говорю – ну, а вывеска-то «Общеобразовательная». Понимаете. Потому что они знают, что они выдавили Петю, Васю за девиантные выходки, за то, что он 120 букв не может произнести за минуту, и они сюда идут, в 1961, и я их беру. А куда им идти? Спецколоний у нас нет, как во времена Макаренко.

- У меня с вопросами все, если что-то хотите добавить, что Вы считаете нужным по теме…

- Добавить я хочу только одно. Так как у нас по сути законодательно сейчас это все происходит, внедрение инклюзии, начинается процесс имитации инклюзии. Вот это – самое печальное, что я вижу. Самое мерзкое, что за эту имитацию люди получают государственные награды. Хотя вся округа знает, что никакой инклюзии, никакого реального обучения в школе нет. А есть имитация, под видом – набрали 5-6 инвалидов, посадили их на домашнее обучение, раз в месяц к ним приходит учительница, делает вид, что чему-то учит, ставит дутые оценки, и вручает такому ребенку, который сидит дома, а числится в школе, дутый аттестат. Вот это самое мерзкое, что сейчас происходит. Потому что не выполнять закон школы не могут, а выполнять его они не могут, потому что нет подготовленных кадров. Еще только предстоит институтом подготовить учителя, как я уже говорил: предметник-дефектолог, предметник-психолог, предметник-логопед. Вот что такое инклюзия – это реальное овладение учителем-предметником смежной специальности. Реальное, а не имитирующее реальность.

Это реальное разноуровневое обучение. Реальное, а не имитирующее реальность на открытом уроке, когда собралась со всей округи публика. И вот он показывает разно уровневое якобы обучение в одном классе. Имитация это все. Уходит проверка и фронтальный метод пошел. А это значит, стоит рядом с учителем на столе, вот такой тубус, горизонтальный или вертикальный. И там отсек: красный  – задание группы «А», синий – «Б» и «Ц» где, извините: ручка и ручка, сколько ручек? Две ручки. Вот это называется разно уровневое обучение. И индивидуализированное обучение связано с разно уровневым. Только реально разно уровневое обучение. Что Петя Иванов не в состоянии никогда в жизни усвоить квадратное уравнение, логарифмы изучить – не усвоит он это. А усвоит 4 арифметических действия. И нужно признать, что это хорошо для Пети Иванова и вручить ему соответствующий документ. Мне говорят – это коррупционная составляющая, начнутся махинации, продажи, покупки. Но, на то инспектирующие органы над нами в таком количестве - пусть проверяют, пусть смотрят.  А если в течение нескольких лет я веду лист личностного развития, при чем тут коррупционная составляющая? Она будет только в одном случае, если меня заставят вручать аттестат  этому Пете Иванову или Наташе, которая 4 года у меня училась в девятом классе и меня заставили ей вручить аттестат. Несмотря на то, что Наташа за все 4 года в школе ни разу не появлялась. Так я домой ей еще носил аттестат с извинениями. При таких условиях глупо говорить не только об инклюзии, а вообще о развитии образования у нас в нашей стране.

 

 Затем директор пригласил в свой кабинет четвероклассника Нестора Смышляева в сопровождении его мамы Аниты Махмудовной.

 

- Мне директор сказал, ты человек очень разносторонний, занимаешься музыкой.

- Я хочу стать музыкантом. Пианистом.

- А какой у тебя любимый композитор?

- Смотря какой. Если джазовый, то Лени Тристано.

- А сам ты что играешь?

- Ну, джаз. Классику приходится.

- Ну как тебе в школе, скажи.

- Нормально.

Следующие вопросы адресованы маме Нестора, Аните.

- Скажите пожалуйста, почему Вы выбрали эту школу?

- Потому что нас взяли. Это другая школа. Просто мы туда ходили сестру устраивать в первый класс, и там его поразило спокойствие и тишина, и то, что все ходят там строго, по стеночкам. У нас же более свободная дисциплина, скажем так.

- Ну, а какие проблемы у Вас как у мамы? То есть, Вам надо присутствовать постоянно здесь?

- Ну, в принципе, я могу и не присутствовать. Но кто читать будет с учебника задачи? Кто будет водить по коридорам? Предупреждать, чтобы никто не толкал, не пинал. Хотя, здесь уже многие знают и обходят.

- Сын хочет стать пианистом, а Вы, как будущее его видите?

- Нормально. Вырастет, закончит сперва джазовую школу имени Гершвина. Он в двух музыкальных школах учится, в академии хорового искусства. Он постоянно во всех конкурсах участвует. Из самых таких ярких, это «Рояль в джазе», «Юность выбирает джаз», «Джаз Парнас» в Питере. Конечно, был бы постарше, участвовал гораздо бы больше, но он очень сильно устает.

- А все-таки почему Вы выбрали именно эту школу? Есть же специализированные.

- Потому что у нас дом рядом. Я считаю, что нельзя воровать у ребенка время на поездки куда-то, если можно рядом получить качественное образование.

 

Вот и получается, что мальчик полноценно учится благодаря неотступному присутствию мамы. А какая уж тут социализация. Правда, в конце интервью директор признался, что по учебным достижениям среди незрячих у него самые лучшие показатели – после школы ребята поступают в колледжи, продолжают образование.