Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

НЕ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ

СЧАСТЬЕ БЫТЬ СОВРЕМЕННИКОМ

  «Я не люблю фатального исхода,

от жизни никогда не устаю.

Я не люблю любое время года,

когда весёлых песен не пою».

Владимир Высоцкий

Если бы когда-нибудь кто-нибудь сказал мне, что я займусь коллекционированием, то громко рассмеялся бы в ответ. Я был убеждён, что это не для меня, потому что плохое с детства зрение, даже если бы я очень захотел собирать фантики, значки, денежные купюры и прочее, не позволило бы мне самостоятельно контролировать этот процесс. А на паях со зрячим — это уже не твоё. Но, как сказал древнекитайский философ Лао-цзы, никогда не говори «никогда».

Случилось так, что моя молодость совпала с магнитофонной эрой. В конце пятидесятых советская промышленность начала массовый выпуск бытовых магнитофонов.  Пошли такие модели, как «Айдас», «Днепр», «Комета», «МАГ», «Тембр» и другие. Тогда эти аппараты представлялись нам чудо-техникой. Ещё бы! Можно было записывать голоса своих близких, музыку с радио и телевидения, грампластинок и т.п.  Вот и я не устоял. В начале 60-х приобрёл магнитофон «Днепр».

Великим меломаном я не был, в классике разбирался слабо, поэтому записывал, в основном, эстрадные и народные песни, частушки. Увлечением это трудно было назвать, скорее — занятие от скуки. И вдруг... всё изменилось. Как-то зашёл к своему другу  Толе Фёдорову, тоже обладателю чудо-аппарата, и услышал запись концерта Владимира Высоцкого. У меня были его песни, но очень низкого качества: бубнящий фон, многие слова не разобрать. А тут голос барда звучал так, будто исполнитель   находился рядом с нами,  в этой же комнате. Я приступил к другу:

— Колись, где добыл такую чистую запись?

— Да тут, у «жучка» одного.

«Жучками» называли подпольных предпринимателей, которые за приличные деньги записывали что-нибудь этакое, например,  русское зарубежье: Бориса Рубашкина, Ивана Реброва, Риту Коган и пр. Для всех них были характерны манерный надрыв — тоска по Родине или нарочитая весёлость. Высоцкий же пел про каждого из нас в стиле, понятном русской душе — естественно, просто, то с особыми интонациями, то с иронией и юмором, то с маршевой чёткостью.

Понятно, что я кинулся за своим «магом» и переписал концерт для себя. Захотелось и самому что-то отыскать, и я отправился по злачным местам.

Однако меня ждало разочарование. Мне предлагали ту же запись. Очевидно, в Кургане крутили  одно и то же выступление барда. И всё же несколько произведений я нашёл новых, точнее, неизвестных. Это уже была радость: не зря «колотил» ноги. Так началась моя страсть к поиску и открытиям в творчестве этого уникального артиста. 

Теперь, приезжая в Москву, я первым делом бросался за записями его новых песен. Адресов столичных «жучков» у меня не было, поэтому я отправлялся на улицу Горького, дом 4 — здесь располагалась студия звукозаписи. Я делал заявку и отправлялся со спокойной душой по другим менее важным делам. Через несколько дней получал в студии пятисотметровую бобину намагниченной ленты, там содержались неизвестные ранее песни моего кумира.

Я и сам не заметил, как процесс собирательства захватил меня. Каждая неделя, а то и всякий день, приносили свои открытия: либо это была песня, либо её вариант. Дело в том, что для творчества Владимира Семёновича было характерным менять слова, строки, иногда целые строфы, добавлять один-два, а то и несколько дополнительных куплетов. Радовала каждая неизвестная доселе строчка, что уж там говорить о целом выступлении, где, кроме песен, монологи и комментарии  автора.

Значительно расширился круг моих знакомств, в первую очередь, это журналисты, рабочие нашего предприятия, медики, железнодорожники, пенсионеры, студенты — да всех не перечислить. Даже те самые «жучки», к которым я относился с предубеждением, при более близком знакомстве оказались симпатичными и милыми людьми. Ну, подумаешь, драли три шкуры за записи, так ведь и сами тратились. К примеру, французский диск Высоцкого стоил на чёрном рынке сто двадцать рублей — месячная  зарплата инженера. Мне такая сумма была не по карману, а магнитная копия стоила десятку, вполне терпимо. 

 А дальше получилось так. Собирая песни, я заинтересовался и театральными работами артиста, в первую очередь, радиоспектаклями, особенно «Зелёным фургоном» по одноимённой повести Александра Казачинского, где Владимир играл роль «Красавчика» — этакого удалого одесского парня, примкнувшего к шайке джентльменов удачи. Мне понравилось здесь всё, но более всего обрадовали очередные находки: оригинальное исполнение песни «Такова уж воровская доля» и «Песня о друге». Нет, это не та широко известная «Если друг оказался вдруг» из кинофильма «Вертикаль», а совсем другая, ранее мне неизвестная: «Нет друга, но смогу ли прожить я без него?» Причём, её не было ни в одном списке произведений барда, её и теперь почему-то нет, хотя по радио она анонсировалась как его песня.

Я записал этот радиоспектакль, а потом и все другие, в которых участвовал Высоцкий: «Мартин Иден» по роману Джека Лондона, «Богатырь монгольских степей», «За Быстрянским лесом» по роману Василия Шукшина «Любавины». Записывал я и фонограммы кинофильмов, где играл любимый актёр. Но к этим работам я обращался редко, а вот песни звучали в моей квартире почти ежедневно. Чаще всего мои любимые: маршевая «К вершине» — «Здесь вам не равнина, здесь климат иной. Идут лавины одна за одной, И здесь за камнепадом ревёт камнепад, И можно свернуть, обрыв обогнуть, но мы выбираем трудный путь, Опасный, как военная тропа…» и лирическая «Она была в Париже» — «Наверно, я погиб: глаза закрою — вижу, Наверно, я погиб: робею, а потом — куда мне до неё: она была в Париже, и я вчера узнал — не только в ём одном!»

Неожиданное открытие ждало меня прямо в редакции «НЖ». Дело в том, что тогда в нашем журнале работал Анатолий Гусев. Мне сообщили, что у него есть запись интервью с Владимиром Высоцким. По тем временам это была сенсация! Поэт-исполнитель неудобных песен находился как бы под негласным запретом, советская печать замалчивала его имя, публикаций о нём практически не было, вдруг — целое интервью! Я попросил Анатолия Андреевича прислать мне эту запись и рассказать, для какого издания она готовилась. Оказалось, что материал прозвучал по советским радиостанциям, однако вещание велось на страны соцлагеря — Болгарию, Венгрию, Чехословакию и другие. Получалась парадоксальная ситуация:  гражданам этих стран можно было слушать нашего автора, а нам — нет.

Из той беседы мне запомнился ответ на вопрос корреспондента о том, что бы он хотел знать о своём будущем? «Только одно, — ответил поэт, — сколько лет, месяцев, дней и ночей осталось мне для творчества».

Да, удивительное это дело — коллекционирование! Оно захватывает и увлекает, ну, если не полностью, то уж точно почти всего тебя. Ты как бы и не принадлежишь себе, а живёшь в мире своей коллекции, своей страсти постоянного узнавания чего-то нового. Вот уже десятки больших и малых рулонов с записями, вот уже перевалило за сотню, а потом  и вторую.

Почему так много, когда все песни могли бы поместиться всего-навсего на одиннадцати пятисотметровых бобинах, это при самой большой скорости движения ленты — девятнадцать сантиметров в секунду. Почему сотни катушек, а не десяток? Ведь Высоцкий, по моим данным, исполнил пятьсот двадцать пять песен. Из них четыреста пятьдесят пять своих и семьдесят — «чужих», например: известный романс на стихи Ивана Тургенева «Утро туманное», песня Юза Алешковского «Товарищ Сталин» и т.п. Ответ простой: у Высоцкого, если это не грампластинка, все исполнения разные — и по тексту, и по инструментальному сопровождению — либо это одна гитара, либо две и три, а то и ансамбль, к примеру, «Мелодия».

А концерты? На каждом свой неповторимый настрой, своя аура. Так, в театре им. Вахтангова поэт разговаривает с коллегами по сцене, братьями-актёрами, здесь свой, доверительный тон. Совсем иная обстановка в клубе самодеятельной песни, тут он работает в совсем ином ключе. Здесь он — величина, признанный бард, кумир. Можно позволить себе некую вальяжность и даже нравоучительность.

А вот концерт в Торонто, Канада. Русский артист среди эмигрантов, несёт дух и голос Родины, но держится просто, раскованно, свой в доску парень. И в ответ возбуждённые, радостные крики из зала:

— Спасибо, Володя! Приезжай почаще к нам в Торонто!

Другое дело, концерт в Нью-Йорке. Здесь на большинстве песен отпечаток какой-то академичности, серьёзности что ли, будто и не Высоцкий даже.

Каждое выступление певца с одними и теми же произведениями не было повтором, а являлось оригиналом. Поэтому столько материала, такой большой объём записей.

 Где-то в конце семидесятых в СССР началось массовое производство кассетных магнитофонов и магнитол. Естественно, пошли и записи на кассетах. Они были несколько ниже по качеству, но привлекали тем, что  являлись более удобными в эксплуатации и были миниатюрными по сравнению с громоздкими рулонами. Однако в моей коллекции кассеты заняли очень скромное место, их едва ли наберётся три десятка, причём это всё подарки друзей.

Примерно такая же картина и с лазерными дисками, их в коллекции всего несколько штук. Короче говоря, я остался приверженцем «катушки». Пока работают мои старые магнитофоны, это меня вполне устраивает. Я легко нахожу запись по желанию и настроению, так как все коробки с рулонами подписаны и пронумерованы. Включаю для себя или для зашедшего на огонёк друга, песни по теме: военные, бытовые, лирические или так называемый шансон. И слушаем под рюмку чая. Но чаще всего я люблю оставаться с Владимиром Семёновичем наедине, когда никто и ничто не мешает снова и снова окунуться в непростой мир его героев.

Моя коллекция не имеет общественного звучания, я собирал её для себя. Конечно, шёл постоянный обмен записями среди курганских любителей. Что-то приносили мне, что-то записывал я. Отправлял наиболее редкие записи Валериану Дорняку в Сыктывкар, Виктору Глебову в Москву,  Николаю Вешнякову в Мурманск и ещё одному Николаю из Свердловска, фамилию его уже забыл, так как связь прервалась. Моё собрание песен не является самым большим в Кургане. У моих друзей Анатолия Вяткина и Валерия Таланова коллекции богаче. Дело это весьма затратное и у меня не было таких средств, чтобы покупать дорогие диски и кассеты, причём десятками.

Меня иногда спрашивают, есть ли у меня контакты с музеем Высоцкого? Нет, я с ним не связывался, ибо его не удивить тем, что у меня есть, разве что книжечкой «Владимир Высоцкий в Кургане», которую я выпустил совместно с друзьями, да ещё десятками статей о  его творчестве, которые были опубликованы в газетах города. О нашем всеобщем любимце уже столько сказано и написано, что, наверное, вряд ли возможно отыскать и сообщить что-то новое. Тем более, сейчас с помощью компьютера легко скачать все его песни. Но мы, его сверстники, были увлечены и захвачены творчеством своего кумира, ловили каждое слово поэта. И для нас было великим счастьем жить  в одно время с ним.

Владимир Подаруев