Имена, которые мы помним

Виктор Розанов

Он считал, что ничто не способно оправдать бездеятельность

 

В России экспедиции по поискам руд и минералов устраивались с незапамятных времен. Однако первое упоминание о крупных горно-поисковых работах относится к 1491 года, когда Великий князь московский Иван III (сын Василия Тёмного) отправил группу рудознатцев во главе с Андреем Петровым и Василием Болтиным для поисков серебра на Печоре. Там на ее притоке, - реке Цильме, - они попутно открыли богатые месторождения меди.

Разведкой полезных ископаемыхзанимались и до, и после этого случая. Вот только вели ее рудоведы бессистемно, на свой страх и риск. Официальную поддержку горное дело получило только при Петре I. С тех пор пошло-поехало. Стали находить и осваивать месторождения руд, угля и минералов.

После революции 1917 года начали проводиться обширные экспедиционные работы. Благодаря им были открыты крупнейшие месторождения полезных ископаемых. Затем, начиная с 30 годов, отечественные геологи занимались исследованиями и разработкой теоретических положений, что не мешало даже в годы войны снаряжать крупные экспедиции для поиска глубинных залежей газа, нефти, а, главное, радиоактивного сырья.

* * *

Владимир Владимирович Тихомиров родился 25 октября 1915 года в Петроградев семье преподавателя физической химии. Шла война. Его отец, Владимир Иванович, был сотрудником метеорологической службы авиации и воевал на румынском фронте.

Вскоре после рождения Володи мать – Марина Моисеевна – отправилась с сыном на Юг в надежде быть поближе к отцу. Однако обстановка на фронте изменилась, и пришлось Тихомировым пробираться на Кавказ к родственникам. Отец приехал к ним лишь через несколько лет, после всяческий перипетий, включая немецкий плен. В 1920 году семья обосновалась в Баку.

Володя (хотя близкие называли его Дима) подобно многим детям, грезил путешествиями. Для осуществления мечты он решил стать железнодорожником. Мальчик наивно полагал, что вся жизнь железнодорожника – сплошные путешествия. Старшеклассником Дима-Володя побывал на вершине Казбека и на других зачетных альпинистских вершинах большого и малого Кавказа. После школы он год проработал препаратором в химической лаборатории, так как школу он окончил в 16, а в ВУЗ принимали только с 17. Когда же пришло время поступать в вуз (а было это в 1932 году), юноша выбрал факультет геологии Бакинского Индустриального института(ныне Азербайджанская государственная нефтяная академия).«Геологи, - считал он не без основания, - и есть самые настоящие путешественники».

Во время учебной практики, да и на каникулах, студент Тихомиров работал в геологических партиях, дабы набраться опыта землепроходца. В1938 году он с отличием окончил институт и получил специальность инженера-геолога, кроме того Владимиру было присвоено звание лейтенанта конно-горной артиллерии запаса. Молодой специалист поступил в распоряжение Азербайджанского геологического управления.Он выполнял задания по подсчетам про­мышленных запасов Каргалукского месторождения гипса, занимался поисками горючих сланцев на северо-востоке Кавказа, изучал бентонитовые глины Кабристана, опреде­лял возможности разработки ртути на Хпекском и Казар-дикамском месторождениях киновари, проводил геологи­ческое картирование отдельных районов Закавказья.

Международная обстановка в те годы, как известно, была напряженной и тревожной. Весной 1939 года командирам запаса, имеющим высшее образование, разрешено было переучиваться для получения летной специальности. Тихомиров решил, что быть летчиком куда романтичнее, чем артиллеристом, пусть даже и конно-горным. В межсезонье, когда геологи трудились в камералках над отчётами, молодой специалист поехал в Армавир, где прослушал теоретический курс и налетал 20 часов на У-2. Главное же - 24-летний инженер-геолог освоил бомбометание, летая на тяжелых 4-х моторных самолетах ТБ-3 конструкции Туполева. Через два месяца комиссия присвоила ему звание младшего лейтенанта по специальности «летчик-наблюдатель», что соответствовало квалификации штурмана легкомоторной авиации. Аттестацию он прошел в виде исключения, потому что имел врожденный порок сердца. Напоминала о болезни только странная приписка: «Без права прыжков с парашютом».

А работа в геологическом управлении продолжалась. Четыре года он провел в экспедициях. Работал сначала инженером-геологом, а затем начальником геолого-съёмочных и геолого-поисковых партий. В апреле 1940 года Тихомиров вступил в члены Всесоюзной Коммунистической партии - ВКП(б).

Летом 1941 года Владимир работал началь­ником геолого-съемочной партии, которая занималась кар­тированием в двухсоттысячном масштабе Конагкендского района, расположенного в высокогорной местности Глав­ного Кавказского хребта. Здесь вечером 22 июня 1941 года было получено сообщение о начале Великой Отечествен­ной войны.

Тихомиров начал подавать рапорты о добровольной отправке на фронт. Тем не менее, на всех его заявлениях в районный, городской и республиканский военкоматы с завидной регулярностью стави­лась резолюция «Отказать». Дело в том, что согласно приказу Верховного Главнокоманду­ющего, геологов, обеспечивающих тяжелую промышленность минеральным сырьем, на фронт не брали, а выдавали бронь. За нарушение приказа городской военком мог попасть под трибунал. К тому же самолётов катастрофически не хватало даже действующим пилотам. Что уж тут говорить о летчиках запаса…

В марте 1942 года он был избран секретарем партийной организации Азгеолуправления, так что об отправке на фронт не могло быть и речи. А Владимир продолжал упорно добиваться разрешения воевать. Наконец, в мае 1942 года после многочисленных отказов он был мобилизован и направлен для специальной подготовки в Саратов, где находилось эвакуированное из Смоленска военно-политическое авиационное училище.

 * * *

Кстати сказать, за работу, выполненную в течение 11 месяцев после начала войны, Тихомировбыл удостоен медалей «За оборону Кавказа» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», но вручение этих наград состоится уже после войны.

* * *

В августе того же 42-го Владимир был отобран в группу для ускоренного обучения на курсах слушателей воздушного факультета при Военно-политической академии имени Ленина, которая тогда находилась в Башкирии, в городе Билибе?й.

В октябре 1942 года, после сдачи экзаменов, старший лейтенантпоехал в Москву, а оттуда через три месяца (по его просьбе) – был командирован на Ленинградский фронт в 13-ю Воздушную армию, в рас­положение 22-й отдельной авиаэскадрильи связи (ОАЭС) на должность заместителя командира по политико-воспита­тельной работе.

Тихомиров с каждым воином беседовал отдельно и очень дотошно расспрашивал его о житье-бытье. Поначалу служащие недоумевали, для чего замполит интересуется их семейным положением, детьми, родителями и где кто из них находится сейчас. Подобное должно больше интересовать кадровиков или особистов. А ведь это не было праздным любопытством. В эскадрильи служили представители многих национальностей. Чтобы управлять этим сложным, разнородным организмом, ему, комиссару, надо было знать каждого досконально. И это принесло свои плоды: в части не было раздоров на национальной почве.

Эскадрилья была укомплектована низколетающими знаменитыми бипланами У-2 (Поликарпов-2), предназначенными в основном для оперативной связи, а еще работавшими как ночные бомбардировщики. Урон, который наносили врагу эти «летающие этажерки», был настолько велик, что за один сбитый У-2 германское командование награждало «Железным крестом». Напомним, для получения такой награды требовалось уничтожить не менее трех истребителей или скоростных бомбардировщиков.

* * *

Авиация – это особый род войск, и летчики – люди во многом особенные. Вероятно, потому что в небе человек ощущает себя более свободным, сильным и незави­симым. Летчики, как правило, работали с какой-то бесшабашной лихостью. Особенно это касалось легкомоторной авиации. Оно и понятно: фанерный У-2 – машина, на которой пилот не чувствует себя защищенным. Судите сами: максимальная скорость при полете по горизонту – 120 км, высота для эффективного выполнения задания не более 200-300 м. Если противник с земли удержит цель хотя бы 3-5 минут – биплану капут. Их подбивали из обычных пулеметов и даже из винтовок, не говоря уж о скорострельных зенитных пушках.

Все это знал бывший геолог и, тем не менее, настойчиво и очень долго добивался, чтобы ему, замполиту эскадрильи, разрешили совершать боевые вылеты, хотя комиссарам это строго-настрого запрещалось. Наконец он подал рапорт самому? главноко­мандующему Ленинградского фронта. Разрешение было получено, и с февраля 1943 года лет­чик-штурман Тихомиров участвовал в ночных боевых вылетах на передовую линию фронта под осажденный Ленинград. Кстати, в питерском небе было всего два «ле­тающих комиссара». Одним из них был старший лейтенант Тихомиров. Во время очередного боевого вылета он обнаружил крупнокалиберное (диаметром почти в полметра) орудие – так называемую «Большую Берту», рассчитанное на стрельбу по объектам с удалением до 100 км. На этот хорошо замаскированный объект в районе между железнодорожными станциями Толмачево и Дивенская в направлении Ленинград-Псков был сброшен весь запас бомб… немецкое орудие больше не стреляло по городу.

Мало кто знает, что его сбивали дважды. Это очень страшно, когда машина горит, а под тобой вражеская территория, высота резко теряется, а надо обязательно дотянуть хотя бы до нейтральной полосы. Очень страшно. Но Тихомиров снова летал. Как воин, как истинный патриот, он не щадил своей жизни, хотя вполне мог бы оставаться на земле, да еще и в тылу...

В конце апреля 1943 года старшему лейтенанту вру­чили орден Отечественной войны, а в мае – медаль «За оборону Ленинграда». Приведем строки из Наградного листа на В.В. Тихомирова: «...лично сам совершил 40 вылетов, при этом нанесён следующий ущерб противнику: подавлен огонь 24 орудий, одной батареи, 32 минометов, уничтожено 5 автомашин, прожекторов - 9... За умелое руководство партийно-политическойработой, проявленные при этом настойчивость,инициативу, мужество и отвагу представляю товарища Тихомировак правительственной награде – ордену Отечественной войны IIстепени».

В мае 1943 года должность замполита в войсках была упразднена. Политработники направлялись на переподготовку в тыл. Но Тихомиров подал рапорт с настоятельной просьбой оставить его в эскадрилье. После проверки уровня его военной подготовки он был оставлен на фронте и назначен штурманом авиазвена.

В середине лета в часть пришло уведомление, что находящиеся на фронте специалисты некоторых дефицитных профессий, в том числе геологи, должны подать рапорт о возвращении на гражданскую работу. Двадцативосьмилетний Владимир рапорта не подал, остался на фронте и продолжал воевать. Он считался одним из опытнейших штурманов части.

Весной 1944 году эскадрилья базировалась в деревне Ситенка близ реки Луги. Когда самодельная взлетно-посадочная полоса раскисла во время оттепели, инженер подобрал новую площадку на более высоком, сухом месте. Но для сооружения ВПП следовало убрать деревья и крупные валуны. Потребовалась взрывчатка и саперы. К сожалению, в распоряжении эскадрильи не было ни того, ни другого. Как геолог Тихомиров знал взрывное дело, поэтому его всегда звали, когда нужно было разминировать новую площадку под аэродром, мост, либо дорогу. В этот раз, как обычно, обратились к нему.

18 апреля штурман Тихомиров вместе с военным инженером эскадрильи капитаном Старовойтовым направились к небольшому взорванному мосту через один из правых притоков Луги на поиски взрывчатки. В сохранившемся кое-где снегу попадались неразорвавшиеся немецкие противотанковые мины и гранаты. Их и собирались использовать для расчистки взлетно-посадочной полосы.

* * *

…Старовойтов никак не мог выкрутить опутанный тонкой проволокой взрыватель из 5-килограммовой противотанковой мины. Он понес эту штуковину к Владимиру, пытаясь на ходу обезвредить ее, и что-то еще говорил... оставалось, наверное, шагов десять, когда грохнул взрыв…

* * *

Тихомиров, очнувшись, понял, что лежит в снегу. «Стояла абсолютная тишина, если не считать необычного монотонного шума, раздававшегося со стороны моего левого уха, - вспоминал он потом. - В госпитале выяснилось, от взрывной волны лопнула барабанная перепонка. По лицу текла липкая кровь, грудь и левая рука были пробиты в нескольких местах»… Вскоре он снова потерял сознание...

 Трудно представить, что пережил, придя в сознание и ока­завшись в полной темноте и одиночестве, молодой летчик. Спасли его абсолютно случайно. Мимо проходили четыре женщины, возвращавшиеся из Пскова в свою деревню. Они донесли старшего лейтенанта до поста воздушного наблюдения, оповещения и связи. Оттуда тяжелораненого доставили в полевой госпиталь города Луги, а затем переправили в Ленинград, где ему 7 раз (!) делали переливание крови. Уже там он узнал, что Старовойтов погиб.

Сначала Тихомиров надеялся, что всё как-нибудь образуется, и зрение постепенно восстановится. Но видный ленинградский специалист сказал ему, что с таким повреждением глаз улучшения ждать не приходится: «Чудес ведь не бывает, а если и бывают, то крайне редко и с кем-то другим». Да уж, какое тут чудо, если один глаз сразу удалили, а в правом сидели осколки. Врачи вынули только те, что смогли обнаружить. Оставшиеся осколки и вызвали отслоение сетчатки…

Но, как и многие в подобной ситуации, Владимир продолжал надеяться. Уж очень острое было у него раньше зрение. Тихомиров вспоминал, как в школе, отвечая у доски, он через учительское плечо, шутки ради, читал ответ по учебнику, который тот держал перед собой. Понятно, что привыкнуть к слепоте, смириться с ней, ему казалось невозможным.

* * *

В госпитале за раненым ухаживала 22-летняя Людмила Голицына. Они познакомились еще до войны, когда Дима пришел в зубную поликлинику, ведь Людмила Андреевна работала врачом-стоматологом. Во время войны они пе­реписывались. Когда случилась эта трагедия, Людмила вместе с сестрой Владимира Ириной чудом пробрались в Ленинград и, сменяя друг друга, дежурили у койки дорогого им человека.

Наконец Владимир начал вставать с больничной койки, и Людмила второй раз сумела осуществить невероятное: из Ленинградского госпиталя она перевезла раненого в Москву, в глазной госпиталь при больнице имени Гельмгольца.

Здесь старший лейтенант и познакомился с Александром Павловичем Белоруковым. Многим, вероятно, Белоруков знаком как автор книги «Путями веков», в которой рассказывается, как с древнейших времен и вплоть до конца XIXвека проявили себя в мировой истории незрячие люди. Но об этой книге, да и вообще о литературной деятельности Белорукова Тихомиров узнал позднее, а в то время Александр Павлович был для него и для других военноослепших преподавателем системы Брайля и просто добрым, прекрасным человеком. Белоруков терпеливо выслушивал каждого, тяжко переживающего свою слепоту, и спокойно рассказывал о себе, о других незрячих. Вспоминал, как в двадцатые годы ему приходилось разъезжать по клубам подмосковных городов и сёл, чтобы аккомпанировать при показе немых кинофильмов. Этим он зарабатывал на жизнь.

Однажды во время доверительной беседы с Белоруковым раненый с горечью посетовал, что получает много писем от сослуживцев, друзей по институту и работе. Все искренне сочувствуют, но никто из них не дал никакого совета. «Вам надо учиться дальше, - заметил Александр Павлович, выслушав его, - а там будет видно. Ничего другого не придумать».

В январе 1945 года Тихомирова демобилизова­ли как инвалида первой группы. Встал вопрос: что дальше? Людмила Андреевна бесповоротно решила за­брать его к себе. Жила она в многосемейной коммуналке, в комнате площадью 7 кв. м на Неглинке. Что двигало этой жен­щиной? Наверное, любовь. Подтверждением этому 30 с лишним лет, которые они прожили вместе.

Казалось бы, слепец навсегда лишился возмож­ности продолжать свою успешно на­чавшуюся любимую работу и должен поставить на ней крест. Однако беседа с Белоруковым не шла у него из памяти. Ведь Тихомиров был, что называется, геолог от Бога. Только десяток лет ему было суждено зрительно изучать сложней­шую горную структуру Кавказа, искать полезные ископаемые, вести геологическую съемку, пользоваться картографией, различной геоло­гической и аналитической аппаратурой, заниматься стратиграфи­ей, литологией, тектоникой и гидрогеологией. А ещё воочию знако­миться с массой научной литературы. Но этого десятилетия хватило ему на всю оставшуюся жизнь. Профессио­нальный взгляд, цепкий ум и обострённая память зало­жили столь основательный фундамент, что он, став незрячим, мастерски пользовался своей эру­дицией и редкой способностью обнаруживать связи между отдельными геологическими явлениями и процес­сами там, где они не были заметны.

Он подготовил документы, написал реферат по соот­ветствующей теме и отпра­вил всё это почтой в отдел аспирантуры Московского геолого­разведочного института им. Серго Орджоникидзе (МГРИ). Од­нако когда он появился там лично, в приёме незрячему геологу было отказано. «Вы, конечно, имеете все права, - вежливо говорили аби­туриенту, - и как только у вас восстановится зрение, мы незамедлительно зачислим вас аспирантом».Это вынудило Тихомирова пойти на хитрость: он заявил, что врачи гарантируют ему восстановление зрения че­рез год. Приемная комиссия вроде бы поверила, но потре­бовала медицинскую справку, подтверждавшую его слова. В то время ректором Института был фронтовик Фёдор ВасильевичКотлов, который распорядился зачислить в аспирантуру воина-инвалида «без бюрократических проволочек».

На кафедре общей геологии, которую возглавлял в те годы известный ученый – профессор Владимир ВладимировичБелоусов – к нео­бычному аспиранту были особенно доброжелательны. Научный руководитель, доктор геолого-минералогических наук, профессорАлексей АлексеевичБогданов заботился о подопечном, оказывая ему всемерную поддержку, и даже обязал своего секретаря ежедневно работать с аспирантом не менее 3 часов. Но, к сожалению, этого было недостаточно. Жена Тихомирова также могла лишь урывками уделять время на чтение вслух и записи под диктовку. Как незрячий, аспирант Тихомиров получал полуторную стипендию. Эти добавочные деньги пошли на оплату секретаря, который работал с Тихомировым по два часа в день. А тут, весьма кстати подвернулась работа. В бакинский период своей жизни Владимир Владимирович (тогда просто Дима) много помогал закавказским геологам, которые отвечали ему тем же, особенно в послевоенный московский период его жизни. Так вот, Грузинскому геологическому управлению понадобилось составить обзор литературы по малому Кавказу. Вот аспирант и взялся за это, тем более что работа была близка по содержанию теме диссертации. Да еще кавказские геологи помогали бывшему коллеге, знакомя его с результа­тами своих новейших полевых изысканий.

…Надежда на восстановление зрения поколебалась в ре­зультате и обследования у Владимира ПетровичаФилатова. (В Одессу супруги Тихомировы ездили в 1947 года). Заключение светила было неутешительным: требовалось очень долго неукосни­тельно выполнять строгий режим, причем без малейшей гарантии даже на частичное вос­становление зрения.Речь могла идти только о сохранении светоощущения. (В те годы он еще мог видеть силуэт освещенного предмета на близком расстоянии).

Через полгода Тихомиров возвратился в Москву, но работу он не оставил. С большим упорством Владимир продолжал собирать и анализировать материал для диссертации.Пригодились данные, собранные им в экспедициях до ухода на фронт. Но, разумеется, необходимо было тщательно изучить результаты, полученные и другими экспедициями. Да вот незадача, хранились они не только в геологических фондах Москвы, но и в Баку, и в Тбилиси. Пришлось несколько раз ездить на Кавказ. Там молодой ученый провел несколько месяцев. С помощью сотрудников фондов и друзей геологов он выбрал, сконцентрировал и обобщил все необходимые данные, а сама диктовка текста диссертации заняла всего три месяца.

Аспирант разбил тему на десять глав, каждую главу – на пять параграфов. Он старался ежедневно диктовать по параграфу – это от шести до десяти страниц машинописного текста. Нечего и говорить, что работа требовала полной мобилизации внимания и сил. А потом еще следовало изготовить двадцать две крупномасштабные карты изменения мощности горных пород в разные геологические эпохи.

Рельеф территории всего Закавказья Тихомиров представлял себе отчетливо. Но как продиктовать карту постороннему, не сведущему человеку? Помощником у него в то время был парень, едва закончивший среднюю школу, и никакими знаниями топографии или геологии он, понятно, не располагал. В конце концов, аспирант придумал использовать своеобразную сетку координат. Всю территорию он разбил на точки. Получилось их сто двенадцать. Диктовал Тихомиров приблизительно так: «Соедини девятнадцатую и семьдесят первую точки. На расстоянии тринадцати миллиметров от девятнадцатой точки сделай засечку. Теперь соедини двадцать восьмую и сто восьмую точки. Сделай засечку на пятнадцатом миллиметре от сто восьмой точки. Теперь соедини две эти засечки». Постепенно вырисовывались некие эллипсы, да еще какие-то сложные фигуры. Так появились карты разных значений мощностей горных пород.

К началу 1949 года ос­новной текст работы с 20-ю картами, составленными по данным почти 100 геологических разрезов, был завершен.

Во время защиты диссертации члены Ученого совета подробно расспрашивали, как удалось ему построить такие точные карты. Они придирчиво разглядывали их, но всё было четко, правильно. Потом эти карты долго использовались как учебные пособия для студентов.

Ученый совет МГРИ, принимая во внимание глубину раскрытия темы и оригинальность, а также высокую точность исполнения карт, проголосовал за присвоение Тихомирову степени кандидата наук и, кроме того, постановил рекомендовать его диссертацию для защиты на соискание ученой степени доктора наук.

Через три месяца (после получения дополнительного отзыва третьего оппонента) ему присудили степень доктора геолого-минералогических наук. После блестящей защиты о молодом ученом заговорили, заинтересовались его дальнейшей судьбой, точнее, его профессиональными возможностями.

Надо сказать, что после войны резко возрос интерес к истории нашей страны, в том числе и к истории развития науки. Поле деятельности в области истории геологии оказалось, как говорится, невспаханным. На это обратил внимание, возглавлявший в те годы геологический сектор Института геологических наук АН СССР Николай Сергеевич Шатский. Он обладал удивительной научной интуицией и считался генератором идей. Его экскур­сы в область истории геологии постоянно давали обиль­ную информацию для плодотворных размышлений.

Николай Сергеевич пригласил новоиспеченного доктора в Институт для организации плановых исследований по истории геологических наук, а также в редакцию отдела истории естествознания и техники Большой Советской Энциклопедии (2-е издание). Это предложение, признаться, сильно озадачило молодого ученого. Уж слишком далеки были его интересы от истории. Но выбирать было не из чего.Никаких других предложений не поступало.

К началу 50 годов XXвека никаких сколько-нибудь крупных работ по истории геологии России, да и вообще по истории геологических знаний, не существовало. Это легко объяснимо. Геологи обычно одержимы романтикой своей профессии, жизнью в полевых условиях. В межсезонье, живя в городе, они сидят в камералках, изучая привезенные из экспедиции образцы, и составляя отчеты. Одним словом, им не до писания исторических очерков.

В мае 1950 года Тихомиров был утвержден в ученом звании старшего научного сотрудника по специальности «тектоника». А в 51-м был открыт Кабинет истории геологических наук, преобразованный на следующий год во вновь созданном Геологическом институте АН СССР в Отдел истории геологии. Заведовал им Тихомиров.В помощь ему был предоставлен один лаборант. Постепенно прибавлялись помощники. Затем появились сотрудники – несколько кандидатов наук и даже два доктора.

Знаменитыйакадемик Владимир Афанасьевич Обручев написал в Президиум Академии наук СССР и в Министерство геологии письмо, в котором сетовал, что геологические материалы, собираемые из года в год в огромном количестве экспедициями, пылятся на полках. Поэтому новые исследователи чаще всего не имеют возможности познакомиться с работами предшественников. Академику ответили, что необходимость обобщения и публикации результатов геологических исследований бесспорна, но в настоящее время организовать такую работу не представляется возможным. И тогда девяностолетний Обручев обратился к Тихомирову: «Я стар, а вы возьмитесь за это дело».

Тихомиров был одним их инициаторов создания в 1953 году серии «Очерки по истории геологических наук» Он стал ее ответственным редактором. Было опубликовано 29 книг из этой серии. А 20-й выпуск представлен монографией Тихомирова «Геология в Академии наук (от Ломоносова до Карпинского)».

В 1955 году при АН СССР была создана Комиссия по истории геологических знаний и геологической изученности (КОГИ). В сферу ее деятельности входило: организация и сбор материалов по геологии территории страны, накопленных за всю отечественную историю; их систематизация, реферирование и публикация. Владими­ра Владимировича назначили заместителем Шатского, который был председателем Комиссии, а с 1958 г. Тихомиров руководил ею сам. Кроме того он был назначен главным редактором этого 52-томного издания, под общим названием «Геологическая изученность СССР».

* * *

Здесь требуется небольшое пояснение. Если в других областях науки новые открытия иной раз перечеркивают, делают ненужными прежние знания, то в геологии не так. Для плодотворной работы геологам необходимо знать всё, что было сделано предшественниками. Довольно часто значительные открытия делались, при изучении результатов экспедиций давно минувших лет. Вот вам пример: в 20-е годы ХХ века для промышленных нужд потребовался асбест. НИИ минерального сырья снарядил экспедицию, руководил которой Владимир Васильевич Аршинов. Прежде чем отправиться «в поле», он решил поискать путевые заметки, в которых могли быть какие-либо сведения о «горном льне» - так в старину назывался асбест. Упоминание об этом минерале он обнаружил в записках Пе?тера Симо?на Палла?са – знаменитого немецкого и российского ученого-энциклопедиста. Во время поездки по южному Уралу – в 1770 году – Палласу рассказали о месте, где «полным-полно горного льна». Он побывал в том районе и оставил об этом записи. Аршинову осталось лишь детально обследовать и описать месторождение, которое оказалось поистине уникальным.

* * *

Тихомиров много сил потратил на организацию работы по всей нашей стране.Для подготовки этого издания были созданы территориальные редколлегии, а сотрудники КОГИ осуществляли научно-методическое руководство работой по сбору, обработке, систематизации рефератов и аннотаций на все геологические исследования по каждому региону. Объем работы, ясное дело, быстро увеличивался. С конца 50-х годов в структуре комиссии работали более 80 специальных групп, причем основная их часть функционировала в составе производственных геоло­гических организаций, разбросанных от Магадана и Петропавловска-Камчатского до Львова и Кишинева. Группы работали по единому плану под общим руководством Тихомирова. Заметьте, что эту поистине титаническую работу выдающийся ученый делал на общественных началах.

Всего к 1992 году, когда Министерство геологии СССР «за ненадобностью» упразднили, было издано 1050 томов, характеризующих изученность основных горнорудных районов, отдельных геоструктур и административных единиц. Такого справоч­ного пособия не существует в каких-либо других областях естественнонаучных знаний ни у нас, ни за рубежом.

Интересно, что этим изданиемпользуются не только геологи, но и экономисты, географы, историки геологии, библиографы и специалисты многих других областей.

Еще в первый год работы в Институте геологии Владимир Владимирович приобрел себе обычную пишущую машинку и научился печатать. Получалось это у него довольно бойко. Обычно Тихомиров печатал письма, ведь ему приходилось вести обширную переписку. А вот с рельефным шрифтом как-то не сложилось. Поначалу он пытался кое-что записывать по Брайлю, но потом эти попытки оставил: слишком медленно ученый писал, да и читал тоже медленно. В общем, это сильно тормозило работу, а Владимир Владимирович спешил. Уж очень он боялся чего-нибудь не успеть. Даже сетовал, что времени отпущено человеку крайне мало.

В 80-е годы прошлого века Министерство геологии подсчитало, какую экономию дали эти публикации. Сумма получилась колоссальная. Это и понятно. Вместо того чтобы заново искать месторождение, обследовать и описывать его, снял с полки нужный сборник, прочитал, - и, в основном, всё. Многие месторождения ведь не разрабатывались лишь потому, что когда их открыли, эксплуатация считалась нерентабельной. Теперь же, новая техника и технологии позволяют их успешно разрабатывать.

Но вернемся к пятидесятым годам.

* * *

В 1953 году Мос­ковское общество испытателей природы удостоило опубли­кованную в 1950 году монографию Тихомирова «Малый Кавказ в верхнемеловое время (основные типы отложений и условия их образования)» первой премии. Тогда же ученый был удостоен очередной правительственной награды – медали «За трудовую доблесть». А в конце годаВладимира Владимиро­вича сразил инсульт. Врачи предрекли ему смерть: «Мы бессильны что-либо сделать». Полгода в коме. Снова, как и в лужском госпитале, круглосуточно у постели больного дежурили жена Людмила Андреевна и сестра Ирина Владимировна. Много позже Тихомиров говорил шутя: «Женщины в моей жизнивсегда играли главную роль, особенно врачи, медицинские сестры, доноры и личные секретари».

Наконец инсульт отступил, больной начал двигаться и стремительно шёл на поправку. Но цена выздоровления была высокой: ухудшилось зрение, он перестал различать даже силуэты. Остались только бледные, размытые световые пятна, а вскоре и они исчезли. Наступила абсолютная тьма… Но эта беда не отразилась на работоспособности ученого. Скорее, наоборот.

Совместно с членом-корреспондентом Академии наук СССР Виктором Ефимовичем Хаиным, с которым Владимира Владимировича связывала многолетняя дружба, в 1956 году была написана книга «Краткий очерк истории геологии», которая по сей день широко используется в ка­честве учебного пособия на геологических факультетах нашей страны и не только. В 1959 году она была переведена даже на китайский язык.

* * *

В 1966 году учёный был избран действительным членом Международной академии истории науки в Париже. Кстати, в её составе он был единственным геологом.

В 1967 Владимир Владимирович во главе советской делегации отправился в Польшу на XIМеждународный конгресс по истории науки. Авторитет и признание научных успехов ученого способствовали созданию Международного Комитета по истории геологических наук. Его президентом был единогласно выбран Тихомиров.

В 1968 году в Чехословакии проходила XXIIIсессия Международного геологического конгресса (ИНИГЕО). Там Владимир Владимирович с трибуны рассказал, какую практическую пользу дает народному хозяйству нашей страны изучение истории геологии, и внёс предложениесоздать Комиссию по истории геологических наук при Международном геологи­ческом конгрессе, первым президентом которой был избран. Так что с легкой руки советского ученого секция истории геологических наук обрела права гражданства наравне с другими традиционными секциями конгресса. С тех пор она активно работает, организуя симпозиумы и экскурсии по историчес­ким местам в промежутках между сессиями конгресса.

Вот что писал о детище Тихомирова доктор Мартин Гунтау: «История гео­логических исследований заняла свое место в рамках наук о Земле как самостоятельная дисциплина. В университетах многих стран история геологии … была признана учебным предме­том. Выдающаяся роль в разработке про­блем истории геологии принадлежит научно-историческим работам и научно-организационным инициативам Влади­мира Владимировича Тихомирова».

Благодаря неисчерпаемой работоспособности и огром­ной жизненной энергии Тихомиров стал известен не только в своём отечестве, но и в международном геологи­ческом сообществе как выдающийся организатор и руко­водитель научных исследований в области истории геоло­гических наук.

Между­народная деятельность требовала от Тихомирова до­вольно многочисленных и порой весьма дальних поездок. И он с этим успешно справлялся, хотя, конечно, его сопровождали в этих поездках либо жена, либо кто-то из сотрудников.

Так, на советско-германском симпозиуме, по­священном истории взаимосвязей и сотрудничества немец­ких и российских ученых в области наук о Земле, ему помогал Евгений Евгеньевич Милановский – академик АН СССР.Симпозиум этот, прошедший с большим ус­пехом, состоялся в Берлине и Фрайберге в конце мая 1975 года – т.е. непосредственно после празднования тридцатилетней годовщины победы в Великой отечественной войне. Симпозиум проходил в доме Германско-Советской Дружбы на Унтер ден Линден и завершился фуршетом в залах Естественнонаучного музея Гумбольдтовского университета под огромными скелетами динозавров. Все выступления на заседаниях и приемах Тихомиров делал на немецком языке.

Владимир Владимирович рассказывал, что хотя и учил немецкий язык в школе, но всерьез за овладение им взялся, будучи уже руководителем лаборатории. Давалось изучение тяжело, однако ученыйпривык бороться с трудностями. Так что языком он владел достаточно свободно. Тем не менее, готовясь к очередному выступлению, Тихомиров использовал магнитофон. Как в лингафонном кабинете, профессор отрабатывал с его помощью не только построение фраз, но и произношение. Отработанные таким способом доклады или поздравления звучали, что называется, на уровне.

Во время ряда заграничных командировок правой рукой Тихомирова был Георгий Павлович Хомизури – доктор геолого-минералогических наук, специалист в области гражданской истории и истории геологии.

 

- В Германии когда мы были, мы жили в одном номере с ним. Всегда он у меня спрашивал, насколько хорошо он выглядел, поправлен ли галстук.

Мы ездили по рудным горам, осматривали различные достопримечательности. Там были очень хорошие гиды. И потом он при мне рассказывал кому-то об этой поездке – он помнил даже то, что я и забыл уже.

 

Так каким же он был Владимир Владимирович – Дима Тихомиров?

«Вода и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой». Эта цитата из Евгения Онегина как нельзя более подходит к характеристике психотипа этого Человека с большой буквы.

Большое честолюбие и удивительная скромность, мягкость на­равне с жёсткой требовательностью к себе и подчиненным, искренняя вера в коммунистические идеалы и здоровый прагматизм, аскеза рядом с кавказским хлебосольством и подчеркнутой элегантностью одежды. Впрочем, как говаривал Александр Сергеевич «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей».

Есть много талантливых и высокообразованных людей, ничего заметного в жизни не сделавших. Им не хватало трёх составляющих успеха – трудолюбия, организованности и здорового чес­толюбия. Между тем Тихомиров обладал ими в высокой сте­пени.

На­ряду с этим Владимир Владимирович уже в студенческие годы, хотя и явно выделялся своими способностями, никогда не выпячивал это. Интересный, высоко эрудированный человек, он был окружен друзьями, со многими из которых сохранил связь в течение всей своей жизни. Он всегда старался в меру сво­их возможностей помогать не только своим школьным и институтским товарищам, но и их уже взрослым детям.

Говорит Георгий Павлович Хомизури.

 

- Я знаю еще трех людей, которые тоже учились вместе с ним. Всегда, когда в разговоре называлась его фамилия, на лицах этих людей появлялась улыбка – это у них был один из любимых сокурсников.

 

Велика роль Тихомирова в подготовке научных кадров – специалистов в области истории геологической науки. Его авторитет, эрудиция и искреннее желание помочь каждому привлекали к Владимиру Владимировичу широкий круг геологов с периферии. За консультациями и советами обращались и опытные сотрудники, и молодежь.

Георгий Павлович продолжает.

 

-Он не просто слушал, делая вид «я Вас слушаю», нет, это всегда было внимательное слушание, и он всегда по существу задавал вопросы. Всех поражало именно его блестящее знание предмета. Это любого поражает, когда специалист высшего класса не смотрит на тебя свысока.

 

Под руководством ученого защищены десятки докторских и кандидатских диссертаций в Москве, Баку, Ташкенте, Вильнюсе, Ленинграде, Ереване, Сыктывкаре и других городах. При непосредственном участии Владимира Влади­мировича были отредактированы и опубликованы многие монографии, сборники докладов и научные статьи.

Рассказывает Георгий Павлович Хомизури.

 

- Я поступил в нефтяной институт, но тяга к истории у меня не пропала. Отец говорит мне: «Ну, ладно. У меня есть приятель, мой сокурсник Владимир Владимирович Тихомиров, давай я поговорю с ним». Я пришел к нему, и он меня взял в аспиранты – заниматься историей и геологией.

Во время аспирантуры он четко со мной работал. Я был молодой парень, мне хотелось и то, и се, и туда, и сюда. А он меня всегда уводил на правильное направление, ненавязчиво ставил на место. И поэтому кандидатская моя получилась очень хорошая.

 

Но, несмотря на всё дружелюбие, Владимир Владимирович был очень строгим руководителем. Следует отметить его большую требо­вательность к самому себе. Того же он требовал от сотрудников отдела. Распорядок трудового дня и производственная дисциплина должны соблюдаться неукоснительно. Напряженный ритм работы не брался в расчет. Поэтому нередко в трудовом коллективе бывали осложнения.

«Обладая, несомненно, большими способностями и досто­инствами, он имел отдельные человеческие слабости и не­достатки. Жёсткая система буквально ежедневного само­утверждения заведующего вызывала немалые трудности в работе, часто создавала конфликтные ситуации в процес­се руководства коллективом сотрудников с разными тем­пераментами, характерами и наклонностями. – Так отзывался о Тихомирове коллега, проработавший бок о бок с ним почти 40 лет доктор наук Юрий Яковлевич Соловьев. - Владимир Владимирович очень медленно привыкал к людям, поступавшим на работу в лабораторию. Даже в тех случаях, когда надо было обязательно доверять, Владимира Владимировича терзали сомнения и подозрительность - он перепроверял выполненные задания. Оправдывая такие дей­ствия, он говорил, что сам себе часто не доверяет…

Особенно тяжело было секретарям, которые работали с ним постоян­но. Они часто менялись. Не учитывая, к сожалению, объек­тивных обстоятельств, Владимир Владимирович мгновен­но возбуждался, что отрицательно действовало не только на его здоровье, но отражалось на психике и работоспособ­ности сотрудников лаборатории.

Вполне естественно, что работать с таким сложным человеком мог далеко не каждый. Многие уходили из-за незаслуженных обид. Зато оставшиеся, закалённые повышенными требованиями руководителя, были надежными соратниками ученого. С Владимиром Владимировичем их объединяли ин­тересы дела и неуемная жажда активного действия. Он заражал единомышленников своей целеустремленностью».

Георгий Павлович вспоминает.

 

- Он был очень требователен к себе, был требователен к сотрудникам. Ну, какая-то раздражительность была, но у любого человека это бывает, это не характеризует его как человека и как личность.

 

Жёсткий, подозрительный. Словом, тиран и деспот. Вот только не понятно, отчего же к нему тянулись люди? Как-то не стыкуется. Да и вообще результативность работы лаборатории в масштабах страны и зарубежья - вот настоящая характеристика Тихомирова. Всех удивляла его способность концентрировать силы коллектива для выполнения обшир­ных плановых заданий и разовых ответственных поруче­ний научно-организационного или методического характе­ра.

В начале каждого нового года на столе его секретаря появлялся очередной перекидной календарь. Каждая страница календаря с двух сторон содержала ко­ротко сформулированные фразы заданий, которые плани­ровались Владимиром Владимировичем на каждый день, а в перспективе – на недели и месяцы.

 

- Я 13 лет проработала с Владимиром Владимировичем, поэтому у меня есть такая возможность – оценить его.

 

Рассказывает Ирина Геннадьевна Малахова – заведующая Отделом истории геологии.

 

- Я родилась после войны и жила в то время, когда люди, прошедшие войну, составляли, ну, большую часть нашего общества. Мне кажется, что это был человек, воспитанный в романтических традициях 30-х годов. Юноша выбрал романтическую профессию геолога, добровольцем пошел на фронт, получил серьезное ранение. Потом, конечно, не мог заниматься активной полевой геологией, но он все равно нашел свое место в этой области естествознания.

 

Но помимо всех прочих своих достоинств, Владимир Владимирович и в молодости, и в зрелом возрасте, несмотря на ранение, был очень красивым и видным мужчиной. Тем более что к своему внешнему виду и поведению Тихомиров относился весьма ответственно. Ученый всегда был подтянут, строго и аккуратно одет, что являлось его личной заслугой. В нём ярко сказывались наследственная культура и интеллигентность. Фигура, облик, поведе­ние, его обращение с окружающими вызывали к нему ува­жение и симпатию – как со стороны соотечественников, так и со стороны иностранных коллег. Не обходили его вниманием и женщины.

Говорит Ирина Геннадьевна Малахова.

 

- Да, он умел обращаться с женщинами. Некоторые по-разному относятся к его последнему браку, но я абсолютно уверена, что появление ребенка тогда, когда он был уже пожилым человеком, просто продлило ему жизнь.

 

Со своей первой же­ной Кирой, умершей при неудачных родах, он познакомил­ся в партии, начальником которой был только что закончивший тот же ин­ститут Виктор Ефимович Хаин. Дима Тихомиров, как его тогда все звали, был еще студентом. Кира тоже была студенткой-практи­канткой.

Роман со второй женой – Людмилой – возник при посещении зубной поликлиники. С третьей – Галиной – на работе.

 

- Я институт культуры окончила, факультет научно-технической информации. Владимиру Владимировичу нужен был человек. Институт направил запрос, и я пришла к ним…

 

Вспоминает Галина Михайловна Тихомирова, вдова ученого.

 

- …первого августа. Все были в отпуске. Владимир Владимирович дает мне письмо на итальянском. Я говорю: «Владимир Владимирович, я не знаю итальянский язык». «Возьмите словарь». Ну, я кое-как перевела. А когда уже закончился рабочий день, мы все еще сидели, работали, потому что было много работы. А я не могла сказать, что уже рабочий день окончен. Сидела как мышка. Ведь первый рабочий день! И работала. Нас спас друг Владимира Владимировича, он пришел и говорит: «Дима, ты эксплуатируешь молодых сотрудников, уже седьмой час».

 

Лиха беда начало. Но молодая сотрудница не испугалась поистине огромного объема работы. На удивление быстро она втянулась в этот беспощадный ритм.

 

- Мне очень нравилось с ним работать, и он считал, что ему со мной легко. Он мне давал задания более серьезные, чем кому-то другому. Говорит: «Я с каждого спрашиваю столько, сколько с него можно спросить». Я много писала под диктовку, статьи ему читала. Причем это очень интересно. Вот человек зрячий, он что-то пишет и потом перечитывает написанное, а здесь должен человек в уме держать все, что он диктует, абсолютно всё.

 

Здоровье у Тихомирова было, мягко говоря, слабое. Он был гипертоник с юности, да и последствия ранения давали себя знать.

 

- Владимир Владимирович часто лежал в больнице, потому что, ну... В общем-то, не очень хорошее у него было состояние. Ну, а в больницы же никто особо не любит ходить, а я всегда к нему приходила – то с письмами, то еще с чем-нибудь.

Тогда он очень тяжело болел… Когда я пришла к нему в больницу, он был без сознания, я села к нему на кровать… Он одной рукой меня за руку схватил, второй за шею… И тут вошла врач, заведующая отделением. Она совершенно обалдела. Владимирович говорит: «Только пусть она не уходит, пусть она останется со мной». И она потом мне тоже сказала: «Вы не могли бы к Владимиру Владимировичу приходить почаще. После Ваших визитов у него улучшается кардиограмма».

 

Выздоровел ученый, несмотря на мрачные прогнозы врачей. Снова истово взялся за работу. А ведь известно, что длительная психическая нагрузка сильно истощает организм. Для восстановления сил требуется пусть не усиленное, но хотя бы регулярное и полноценное питание. Однако Владимир Владимирович был очень непритязателен в еде.

 

- Он обычно не очень следил за своим питанием. Мог просто выпить чай с чем-то и всё. Ему всегда было некогда, а я как-то сказала: «Владимирович, так же нельзя – настолько не обращать на себя внимания, нужно как-то за собой следить». Он говорит: «Ну, мне надо же с кем-то ходить, надо, чтобы меня провожали». «Ну, давайте, - говорю, - Вместе будем ходить обедать». А потом так получилось, что он мне проспорил «американку». Три моих желания. Я говорю: «Первое – чтобы Вы регулярно обедали, всегда за собой следили. Второе, чтобы Вы отдыхали». Ну, а третье желание как-то я и не успела назвать…

 

Вскоре они поженились.

 

- Ну, и вот в новом статусе жены с работы пришлось уйти, нельзя работать вместе было. Я ушла в гуманитарный институт – работать уже по специальности. А он еще работал и в выходные дни всегда. Это была такая нагрузочка – мало не покажется.

Надо сказать, у него отпуск был два месяца. Один месяц обычно Владимир Владимирович всегда что-то писал. Он часто был ответственным или главным редактором какого-нибудь сборника. А еще один месяц мы вместе отдыхали.

На юге он себя вёл как мальчишка просто. Мы на лодке катались. Владимир Владимирович плавал, мы лазали по горам, загорали, ездили на все экскурсии, были в Новом Афоне, в пещере новоафонской. Это ему помогало жить. Вокруг нас были потрясающие интересные компании, с музыкой, с гитарами. Я пела там всё время, Владимирович что-то рассказывал, было очень здорово.

Когда мы приехали в Загульбу, это санаторий Четвертого управления Азербайджана, врач ему не разрешил ходить на пляж. Владимир Владимирович говорит: «Я приехал сюда, чтобы идти на море. Как это я не пойду? А давай попробуем»! И стали ходить. Через какое-то время врач говорит: «Так, ну у Вас уже состояние лучше, можно ходить на пляж». Он никогда не считал себя больным и дряхлым, он считал, что он молодой, здоровый, сильный, и это было так на самом деле.

 

Но, конечно, возраст все-таки давал знать о себе.

 

- Владимир Владимировичочень тяжело болел в 82-ом году.Был инсульт. Не распознал инсульт даже доктор наук, заведующий отделением, и Владимиру Владимировичу назначили гимнастику и массаж. Когда совершенно его доконали, врачи из первого медицинского института поставили, наконец, диагноз. Он уже был практически в коме и чудом выжил.

 

А придя в сознание, доктор наук начал вводить докторов от медицины в шоковое состояние.

 

- У него был строгий постельный режим, но Владимирович вставал, заправлял постель, принимал душ и встречал врача, сидя за столом. Такой человек, как Владимир Владимирович, просто не может сидеть без работы. Такие люди очень быстро уходят и очень быстро сдают, если не работают...

 

Это, к сожалению, правда. Но не вся. Тихомиров вовсе не был похож на ученого-затворника, этакого книжного червя. Просто он максимально использовал время, работая по 10-12 часов в сутки. Свободное же время Владимир Владимирович тратил бережно, стараясь не терять его попусту. Он ходил с женой на выставки, в театр, любил дочурку и старался выполнить любое ее желание. А когда в Москву приезжали его однокашники или родственники, ученый встречал их с поистине кавказским гостеприимством. Стол ломился от яств. Вокруг сидели гости и вели нескончаемую беседу с хозяином. Впрочем, и московские друзья никогда не отказывались от приглашения.

 

- К нам в гости приходили геологи Виктор Ефимович Хаин, Николай Павлович Лавёров, Соколов Борис Сергеевич, был Яншин Александр Леонидович – ­брат актёра. Однокашники приезжали из Баку, родственники. Потом встречался с членами ВОС, когда проходили форумы…

Витушкин, наш сосед на даче, былочень приятный человек. Он сам, кстати, занимался строительством дачи, я имею в виду, контролировал всё. И он ещё меня учил, как надо с рабочими обращаться.

 

Галина Михайловна обмолвилась, что один отпускной месяц из двух Тихомиров работал. Он, как правило, ехал в санаторий Академии наук «Узкое», что на Юго-западе столицы. Это было очень удобно: кров, еда, медицинское обслуживание и тишина, располагающая к работе. Но были и прогулки, как пешие, так и лыжные. Даже походы в кино.

Академик Соколов вспоминал: «Начи­ная с 70-х годов, я встречался с Тихомировым в академичес­ком санатории «Узкое». С неторопливой жадностью Владимир Владимирович расспрашивал обо всем, что ин­тересовало меня в науках о Земле и жизни, а я, в свою оче­редь, не переставал удивляться широте и точности его зна­ний, особенно в области истории науки, что меня всегда привлекало.

Однажды он удивил меня вопросом: «А ка­кое сегодня вечером будет кино?» Я назвал картину. «А Вы пойдете?». «Пожалуй, пой­ду». «А Вас не затруднит захватить меня с собой?». «Буду только рад». «Тогда давайте сядем чуть в стороне, и Вы мне будете тихо говорить, что происходит на экране». «От­лично».

После ужина мы сидели в зале, тесно сдвинув креслах. Я тщательно перечислил всех действующих лиц и далее шепотом рассказывал о происходящем на экране, иногда легкомысленно комментируя эпизоды. Он из­редка меня переспрашивал и все время был очень внима­телен.

Утром у меня в памяти от картины остались только отдельные куски. Но во время прогулки Владимир Владимирович решил обсудить фильм. Я был поражен услышан­ным. Оказалось, что мою легковесную, моментами игривую трансляцию он переводил в образы и связную сюжетную динамику и, в конечном счете, понял суть фильма много лучше меня. Я был попросту пристыжен»…

Вот что значит вдумчивое отношение ко всему, даже к развлечению! Но далеко не всегда ученый был настроен серьёзно. Тихомиров любил шутки, веселые разговоры, да и сам был незаурядным рассказчиком.

Слово Зое Антоновне Бессудновой.

 

- Мне очень запомнилось, как он рассказывал о своей кошке знаменитой. Они одно лето отдыхали на даче, и к ним прибилась какая-то кошка. Они собрались уезжать, за ними приехала машина, и они поехали. А эта кошка бежала как собачка за ними. Дочка, конечно, рыдала. В конце концов, они остановились и кошку эту забрали домой. Потом к ним приехала какая-то родственница, и очень ей понравилась эта кошка, в общем, они её отдали. Но вскоре эта родственница им позвонила и говорит: «Кошка пропала».Прошло примерно полгода, и вдруг у них под дверью оказалось какое-то немыслимо всклокоченное, грязное существо. Кошка! Она пробралась в квартиру и уселась на ту скамеечку, где любила раньше сидеть…И они поняли, что это их пропавшая кошка. То есть она прошла,наверное, километров 600 и вернулась домой.Кошку эту даже фотографировали для разных журналов.

 

А еще сотрудники помнят рассказ Тихомирова о том, как поехали они с дочкой в один азербайджанский Дом отдыха и оказались соседями Гарри Каспарова. Чемпион мира и всемирно известный ученый быстро нашли общий язык. Даже сыграли несколько партий в шахматы…

О многом рассказывал Вла­димир Владимирович, только не любил он хвастаться наградами, пусть и заслуженными. А ведь Тихомирова много раз награждали орденами и медалями, в том числе редким почетным знаком «Защитни­ку ленинградского неба». Но он не кичился своими регалиями. Более того, Юрий Яковлевич Соловьев рассказывал, какбеседуя однажды с учёным о войне, узнал, что тот в конце войны был представлен к боевой награде, но так её и не получил. Тогда Юрий Яковлевичсвязался с наградным отделом Президиума Верховного Совета СССР и выяснил, что в апреле 1945 года наградные листы на Тихомирова были переданы курье­ром в райвоенкомат Коминтерновского района Москвы. В июле того же года, вследствие выбытия адресата, Коминтерновский райвоенкомат отправил эти документы в Баку в городской военкомат по месту призыва. В середине 60-х годов отыскались-таки документы, согласно которым «старший лейтенант Владимир Владимирович Тихо­миров за проявленную храбрость при образцовом выпол­нении ответственных заданий командования представлен к ордену Красной Звезды». Боевая награда была вручена герою, когда страна отмечала 20-летие Дня Победы.

Говорит Галина Михайловна Тихомирова.

 

- Был такой случай: мы ехали по Рублёвке на «Запорожце», и меня гаишник остановил. Я подала ему документы. Он спрашивает: «А кто рядышком сидит?» Я говорю: «Владимир Владимирович, вот он как раз хозяин». (Владимировичу машину выдали). «Да? А пусть он документы предъявит». Владимирович достаёт своё удостоверение. Гаишник говорит: «Первый раз в жизни вижу, чтобы учёный с таким именем ездил на «Запорожце». Счастливого пути».

 

Мы как-то привыкли, что люди с куда меньшими заслугами пользуются своими привилегиями на все 100% . Коли положен по статусу автомобиль, так представительского класса, да чёрный, да с мигалкой…

А Владимир Владимирович социальным благам предпочитал моральные.

 

- Владимир Владимирович, очень ценил дружбу.

 

Делиться воспоминаниями Ирина Геннадьевна Малахова.

 

- Я знаю точно, что ему помогали его друзья. И многие из них оставались с ним на протяжении всей жизни, и он сам трепетно относился к своим друзьям. Он ездил в Ленинград, встречался там с однополчанами, с людьми, с которыми был связан в жизни. Он никогда не отказывал никому и очень многим людям помог продвинуться в жизни.

У Владимира Владимировича не было, как у многих людей его поколения, прошедших войну, озлобления против Германии.Германия была страной, которую он очень любил. Он прекрасно владел немецким, поэтому для него пребывание в Германии было всегда очень интересно, и в этой стране он встречал самый радушный прием. Его буквально носили на руках.

 

Действительно, Тихомиров не питал негативных чувств к бывшему врагу, но это не мешало ему искренне и сильно любить Родину.Доказательство этому – всё его творчество и меж­дународная научная деятельность. До конца жизни, он оставался идеалистом, общественником и патриотом, жалея, что не удалось довоевать до победы.

 

- У всех нефтяников была бронь…

 

Вспоминает Георгий Павлович Хомизури.

 

- Нефть нужна была позарез нашей стране. Поэтому нефтяников просто категорически снимали с поездов и обратно отправляли. Он добился, так сказать, невероятным усилием, чтобы его взяли на фронт. Он был убежденным патриотом, убежденным коммунистом, но не был фанатиком. «Ах, вот, партия сказала, значит все правильно». Он был предан самой идее.

 

И снова слово Ирине Геннадьевне Малаховой.

 

- Мы, работающие с ним, не чувствовали его какой-то неполноценности физической. Он уж точно ее не чувствовал.

 

Пожалуй, это не так.Не следует забывать, что Тихомиров старался доказать всем окружающим, да и себе, что, несмотря на инвалидность, он ничем и ни в чём не уступит здоровым людям. А супруга его рассказала, о реакции Владимира Владимировича на высказывание одного из депутатов о незрячих.

 

- По-моему, это при Горбачёве было. Человеквыступал на съезде и говорил, что многие инвалиды не хотят возвращать зрение, потому что боятся терять свои льготы. Владимир Владимирович говорит: «Ну, негодяй! Как можно говорить такие вещи! Да всё можно отдать, чтобы только вернуть зрение».

 

Так что наверняка где-то в самом дальнем уголке его души сохранялась надежда на чудо. И благодаря ей семидесятидвухлетний академик лег на стол хирурга.

Галина Михайловна Тихомирова продолжает.

 

- Я прочитала, что есть такой офтальмолог Мулдашев и позвонила в Уфу. А мне сказали: «Он сейчас в Москве». И дали его телефон московский. Я позвонила туда, и всё о Владимире Владимировиче рассказала. Он говорит: «Я сегодня к Вам приеду». Он дома посмотрел Владимира Владимировича и сказал, что приедет в Уфу, подготовится к операции и нам сообщит.

Владимира Владимировича долго смотрели, потом операцию делали. Операция прошла блестяще, но, к сожалению, безрезультатно. Слишком было поздно. Если бы лет на двадцать раньше, тогда может быть... Владимир Владимирович очень хотел видеть и так рассчитывал на эту операцию…

 

Небольшая справка.Эрнст Рифга?тович Мулда?шев - российский офтальмолог, хирург высшей категории, организатор и руководитель центра Микрохирургии глаза в Уфе. Известен также как автор ряда книг и газетных публикаций на эзотерические темы, написанных им после путешествий на Тибет и в Египет.

Он изобрёл хирургический биоматериал «аллоплант». Мулдашев утверждает, что с его помощью можно лечить безнадёжные болезни, заменять сетчатку глаза и даже полностью пересаживать глазное яблоко. Однако официально это никак не подтверждено. Более того Профессор Валерий Экгардт, член правления Всероссийского общества офтальмологов, заявил: «Регенерировать сетчатку глаза никому в мире не удавалось, а пересаженный женщине глаз не видит. По этому поводу офтальмологическая общественность очень возмущалась». А бывшийгенеральный директор Фёдоровского центра профессор Христо Тахчиди сказал жёстко: «Восстановить погибшую нервную ткань нам не по силам. Мулдашев действительно знающий офтальмолог, занимался пластической хирургией. Но в какой-то момент его занесло, он начал «шаманить». Ведь ни одному врачу-профессионалу он не показал больную с пересадкой глаза. Такое лечение — шарлатанство».

Всегда бывает очень тяжело, когда врач даёт человеку надежду на выздоровление, а потом сам же ее отнимает…

Обещание, данное слово – вот что было свято для Тихомирова. Владимир Владимирович искренне считал, что если человек дал слово, если он жив и в сознании, пусть хоть ползком ползёт, но своё обещание выполняет. Он не прощал слов, брошенных на ветер. А еще ученый считал, что ничто не способно оправдать бездеятельность…

* * *

13 января 1994 года этот Настоящий (с большой буквы) человек скончался, и похоронен в Москве на Троекуровском кладбище. Жизнь его была настолько многогранной и увлекательной, что, сколько не пиши, а обязательно останется что-то, о чем ещё не рассказано. Так, в этом августе состоялся очередной конгресс Международного Союза геологических наук. На симпозиуме международной комиссии по истории геологических наук (ИНИГЕО), проходившего в рамках конгресса, была учреждена премия имени Владимира Тихомирова за выдающиеся заслуги в области истории геологии.

Первая премия была присуждена профессору Кильского государственного университета, расположенного в Северном Стафордшире (Англия) мистеру Хью Торренсу. К сожалению, он не смог лично приехать на вручение, так как находился подле супруги, попавшей в автомобильную катастрофу. Премию получила его дочь, живущая в Австралии…