Человек-коллектив-Общество

МУЗЫКА НА ВСЮ ЖИЗНЬ

 

С успешным музыкантом и композитором Виктором Куратовым мы встретились в Институте «Реакомп», где он проходил краткосрочные курсы обучения компьютерным технологиям.

 

- Я живу в шахтерском городе Ленинске-Кузнецком Кемеровской области. Основная должность у меня – преподаватель по классу «баян» в детской музыкальной школе №12 города Ленинска-Кузнецкого, которую я сам закончил сорок один год тому назад, в 1971 году. Я в этой школе с 96-го года работаю. Учащиеся нашей музыкальной школы участвуют в конкурсах – городских, областных, региональных и международных.А до этого я работал в школе-интернате №23 для слепых и слабовидящих детей в городе Полысаево – учителем музыки и пения и руководителем всяких творческих коллективов.Я до сих пор со школой Полысаевской поддерживаю отношения, контакты, там работает преподавателем мой бывший ученик, выпускник Курского училища 97-го года, Евгений Воробьев.

Еще я являюсь музыкальным руководителем муниципального оркестра русских народных инструментов, который базируется в нашей школе. Это полупрофессиональный коллектив. Он находится на балансе администрации города. И мы ведем творческую деятельность в городах Кузбасса. 80% репертуара этого коллектива – это произведения в моей аранжировке. И плюс я работаю в двух Дворцах культуры, где огромное количество творческих коллективов, начиная от детских, кончая ветеранскими, разного направления музыкального. Я музыкальный руководитель в том и в другом ДК. И кроме того мне много приходится работать концертмейстером. У меня с прошлого года еще один оркестр – это муниципальный оркестр Ленинск-Кузнецкого сельского района. Я работаю там пока в качестве просто музыканта и аранжировки им свои даю для того, чтобы они играли.

Я счастливый человек: я практически никогда не пишу в стол. Есть, конечно, несколько произведений, которые я бы хотел, чтобы сыграли, но никто пока не сыграл, они написаны давно. Вот в 99-ом году одно произведение написано – фантазия на тему старинного вальса «Березка».

Последние 10 лет я очень много пишу музыки для учащихся детских музыкальных школ, для баяна, аккордеона, различных ансамблей. И аранжировки, и оригинальные пьесы. Я сначала пишу по брайлю ноты. У меня есть секретарь, Юлия Кравченко, она потом переписывает это под мою диктовку. Она преподаватель нашей музыкальной школы. До 2004 года мы работали таким образом со знаменитым человеком, бывшим директором нашей музыкальной школы Михаилом Степановичем Михальченко. Я учился в этой школе, когда он был директором, он очень хорошо относился к незрячим ребятам. У меня-то еще проблема была какая: кроме того, что у меня зрения не было с детства, я еще был круглым сиротой. Когда я захотел поступить в музыкальную школу, я был уже достаточно взрослый, мне было двенадцать лет. И, тем не менее, он меня взял – прямо сразу во второй класс. Когда он ушел с поста директора, он мне говорит: «Давай я буду писать для тебя ноты?» И он писал. Каллиграфическим почерком. Объем работы тогда был просто огромный потому, что тогда оркестр у нас только создавался.

 

- Он работал с тобой на общественных началах?

 

- Нет. У нас оркестранты получают зарплату, правда, не очень большую. Он получал ставку участника оркестра. Но он занимался только партиями и партитурами. Это очень сложная, тяжелая работа.

У нас музыкальная школа отмечает в этом году юбилей – семьдесят лет. Наша школа очень много талантливых людей выпустила. В 1942 году она была создана эвакуированными педагогами из Ленинграда. И в этой музыкальной школе начинал свой творческий путь известный композитор Андрей Петров. Он был тоже эвакуирован. В 1981 году он приезжал к нам, у Михаила Степановича в кабинете всем руки жал, говорил: «Я помню Ваш город».

 

- Расскажи о себе и о своем детстве. О своем становлении как музыканта.

 

- Я родился 8 марта 1955 года в городе Кемерово. Мать у меня работала на ГРЭС, а отец был гастарбайтером из Молдавии, который чего-то приезжал в Кемерово строить. Ну, построил все, что мог и уехал. И мы с матерью вдвоем жили. Когда мне еще года не исполнилось, выяснилось, что у меня плохое зрение, атрофия зрительного нерва.

 

- Плохое зрение или слепота?

 

- Это у меня сейчас нет зрения совсем, а тогда было светоощущение достаточно хорошее, без трости я ходил до IVкурса музыкального училища…

Но в детский сад меня не брали, специализированных детских садов тогда для незрячих и слабовидящих не было.

Мама моя, Мария Елизаровна, работала на ГРЭС посменно. Сначала мы жили в Нахаловке – это в районе Кемеровской ГРЭС были бараки такие со времен 30-х годов. Потом, когда мне было три года, нам дали комнату в коммуналке на три хозяина. Но зато в самом центре Кемерово. И мы тут же и переехали. Напротив нашего дома находился клуб ГРЭС, по другую сторону – стадион «Химик», где основные спортивные мероприятия городские проходили. Я со своими зрячими сверстниками это пространство осваивал, носился, хоть и видел совсем плохо. Меня везде пускали, я был такой… уличный ребенок. Всякие няньки пытались со мной сидеть, но их не хватало больше, чем на два месяца, из-за подвижности моей. И когда мне было лет пять, мать повесила мне ключ от квартиры на майку и сказала: «Развивайся сам». Пока она работала, я носился по улицам. Потом она приходила с работы, отлавливала меня… Потом в семилетнем возрасте я поступил в Ленинск-Кузнецкую школу-интернат для слепых и слабовидящих детей.

Когда я учился в четвертом классе, у меня произошла перед Новым, 66-м, годом, в жизни трагедия. Маме как-то неудачно выдернули зуб, случилось заражение крови, и она умерла. 28 декабря 65-го года у нас была елка, а за мной никто не приезжает. Думаю: «Как странно». Новый год мы встретили в школе, а 2-го числа меня вызвали к директору и сказали, что мамы больше нет. 3-го числа мы уехали в Кемерово, 4-го мы ее похоронили, а 5-го числа работники Кемеровской ГРЭС купили мне баян «Мелодия». На баяне этом сделали гравировку: «На память Вите от мамы». И как-то я быстро-быстро начал учиться играть на нем. У нас учитель музыки был, я у него учился по нотам. Но быстрее я развивался в игре на слух. На каникулах летних меня некуда было отправлять, отправляли на все лето в пионерский лагерь. В этом пионерском лагере я со страшной силой баян осваивал. И в сентябре я приехал в школу и уже играл все песни современные: «Солнцу я ладони протяну», «Лучший город земли»… И уже к Новому году, 67-му, меня ребята-старшеклассники взяли к себе в ансамбль эстрадный. Это, конечно, меня подстегнуло очень сильно для совершенствования игры. Играли сложные произведения, например, вальс Хейне – там очень сложная была третья часть, я даже не мог ее «провернуть» пальцами. Потом я посидел дня два-три, и на новогоднем вечере старшеклассников мы этот вальс все-таки сыграли, я все ноты сыграл правильно.

 

- И ты уже стал любимцем всех ребят…

 

- Да, тем более что у меня характер достаточно легкий. Среди нашего брата очень много каких-то замкнутых, нелюдимых людей. Особенно этим «болеют» те, кто инвалиды с детства. А я всегда легко с людьми общий язык находил. Я, конечно, иногда бывал несдержан… Ну, как все пацаны.

 

- Ты просто понимал, что не надо быть угрюмым, надо быть общительным, легко прощать людям, если что-то не так? Или тебе это просто дано от Бога, от мамы с папой досталось?

 

- От мамы с папой. Понимать я это начал уже взрослым человеком.

 

- О тебе помнили в ГРЭС?

 

- Помнили. Приезжал от них кто-нибудь примерно раз в год, проверяли, как я учусь. Относились ко мне с душой. Потому что мама моя была очень хорошим человеком и прекрасной работницей.

 

- Ну, вот до восьмого класса дело дошло. Школу ты закончил. Куда дальше?

 

- После восьмого класса я поработал в той же Кемеровской ГРЭС в пионерском лагере баянистом. Мне было 15 лет, но никто на возраст и на то, что я плоховато видящий, скидку не делал. То есть с меня спрашивали, как с профессионального музыканта. Но за три сезона, что я работал в этом лагере, я ни разу не попал в такую ситуацию, чтобы чего-то у меня просили, а я бы не смог этого сделать.

Интересный момент. Во время третьего сезона приехала в лагерь преподаватель из Кемеровского Культпросветучилища. Она с детьми работала, я ей аккомпанировал. Имя у нее очень интересное – Чара Алексеевна. А уже в 2004 году, когда я получал звание Заслуженного работника культуры России, этой Чаре Алексеевне тоже какой-то знак от Министерства культуры вручали. И она меня узнала! А ведь тридцать три года прошло! Мне было настолько приятно!

 

- К музыканту многие тянутся… И наверняка всегда чего-нибудь выпить предлагали… С этого начинается, а потом кончается алкоголизмом. Но ты как-то не замечен ни в чем таком…

 

- Честно сказать, это тоже было. Когда я в Курском училище был, мы активно сочетали учебную деятельность с употреблением спиртных напитков. И потом в первые годы, когда я работал, тоже было. А потом как-то все это само собой закончилось потихонечку, и сейчас я вообще очень прохладно отношусь к этому делу. Как говорится, Бог отвел.

 

- Вот пришло время идти в музыкальное училище… Ты был сиротой и, наверное, были с этим проблемы…

 

- У нас учитель музыки ушел с работы, когда я еще учился в школе. Некому было ни уроки вести, ни внеклассной работой заниматься. И каким-то образом меня оформили на полставочки. Я все, что мог, делал. И потом меня в училище «экипировали» благодаря этим деньгам. И я еще поработал в пионерском лагере. И тоже подзаработал себе денежек. И плюс школа мне еще выделила небольшую сумму. И воспитателя послали со мной сопровождающим.

Так хорошо сложились обстоятельства, что у нас на вступительных экзаменах Николай Степанович Михальченко присутствовал – брат нашего директора Михаила Степановича. Когда он узнал, что я из Ленинска-Кузнецкого, что из этой школы, конечно, порадовался. Мы с ним очень поговорили хорошо.

Экзамены были такие: человек играл, чего мог, потом ему проверяли музыкальный слух, музыкальную память и ритм. И ставили три оценки за это. Мне поставили: «пять», «четыре», «четыре». По слуху - «пять», по ритму - «четыре» и по памяти - «четыре»… Это был высокий балл. У большинства были «тройки». Диктант я тоже написал хорошо – у меня всегда с русским языком было более-менее нормально. В 60-е годы в школе нашей, в Ленинско-Кузнецкой, были очень высокого уровня учителя. То есть поступил я достаточно легко. Началась у нас студенческая жизнь. Параллельно я начал работать в Курском училище. Так ситуация складывалась, что с самого первого курса у меня небольшие доходы помимо той стипендии, которую мы получали, были.

 

- В училище сразу к тебе стали хорошо относиться и преподаватели, и товарищи по учебе?

 

- Именно так. Мне педагог мой по специальности в музыкальной школе, Николай Федорович Григорьев, он, кстати, до сих пор работает преподавателем, перед тем, как поступать мне в музыкальное училище, дал очень умный совет: «Постарайся сразу не то, что завести дружбу, а каким-то образом познакомиться со старшекурсниками. И тогда ты внедришься в коллектив очень быстро». Действительно – так и получилось. Когда я поступил, там уже один парень наш учился, кузбассовский – Шмельцер. Сейчас он живет в Германии. Я с ним познакомился. А потом ребята узнали, что я умею играть на саксофоне. (Я научился за последний год в школе. У нас был педагог, который его осваивал. И я к нему «прилепился». Как только он откладывал в сторону саксофон, я сразу говорил: «Юрий Борисович, дайте я поиграю»). В музыкальном училище у каждого курса был свой коллектив творческий. Проходили вечера музыкальные. И чей коллектив лучше – соревновались друг перед другом. И вот меня взяли к себе в коллектив старшекурсники. Степан Кашуркин из Мордовии у нас руководил тогда. Он трубач замечательный. Мы играли достаточно серьезную, сложную партитуру оркестровую. Я играл партии третьего саксофона.

 

- Вот закончил ты Курское училище. Ну, это только среднее музыкальное образование. Горизонт не шибко высокий. Ведь существуют консерватории, музыкальные высшие учебные заведения. И с твоими способностями тебе, конечно, говорили «Виктор, тебе надо двигаться дальше».

 

- Говорили. Но меня потянуло на Родину. Я вернулся в свою родную школу – работать учителем музыки и всяких творческих коллективов руководителем. Мне было интересно с детьми работать. И у нас хорошие взаимоотношения с ребятами сложились. И у меня сразу и хор запел, и баянисты хорошо заиграли, эстрадный ансамбль я организовал. И в Новосибирске на национальном смотре среди школ слепых в 77-ом году мы достаточно удачно выступили, заработали много всяких разных дипломов. Самое главное, что ребята музыку любили, и пытались понять в меру своего возраста, своих сил и своих способностей.

 

- Тут, мне кажется, у тебя проявился еще один талант – талант педагога. Вот, я, например, совершенно не представляю себя в роли учителя…

 

- Конечно, было немного сложно. Труднее всего мне было проводить занятия хора. Ну, я детей-то понимал. Я сам, когда в школе учился, бесился на хоровых занятиях, и дети делают то же самое.

 

- У тебя какие-то конфликты были с детьми?

 

- Я не знаю, по какой причине, но у меня серьезных конфликтов с детьми не было практически. И когда я работал в школе, и потом уже, когда в 80-е годы я руководил эстрадным ансамблем в горном техникуме, где были подростки, 15-16 лет. Может быть, потому, что за все то время, сколько я проработал, я ни разу не написал ни на одного ребенка ни одной докладной, и ни одного человека ни разу не повел к директору. Я пытался достучаться до их сердца самостоятельно.

 

- И удавалось?

 

- Чаще всего удавалось. И потом, урок музыки обычный – 45 минут в неделю и все. Можно и потерпеть… А внеклассная работа, творческие коллективы – там дети отобранные. Там нужно работать на результат. И поэтому, если мне не удавалось до человека достучаться, то тогда мы с ним прощались. Но таких людей было мало, за всю мою творческую деятельность, 37 лет я уже отработал, по пальцам на одной руке можно сосчитать, с кем мне бы пришлось вот так принудительно проститься.

 

- Откуда такой положительный результат? На самом деле много способных детей? Или ты обладаешь каким-то таким обаянием, что дети не могут этому противостоять?

 

- Детей действительно много с хорошими способностями. Подчас даже в детском саду какой-то ребенок проявляет прямо замечательные способности. Нужен абсолютно индивидуальный подход к каждому ребенку. Чем музыкальная школа отличается от школы общеобразовательной? В общеобразовательной – стадный метод обучения, а здесь мы каждого ребенка буквально «облизываем с ног до головы», к каждому подход индивидуальный.

 

- И таким образом хорошо видно его способности.

 

- Да. Но не все дети попадают в музыкальную школу. Конечно, в наше время нужно очень хорошо представлять педагогу и ученику самому, и его родителям, прежде чем ориентировать ребенка на получение профессии музыканта, что не всегда это сейчас сладкий хлеб.

 

- Вот ты вернулся в школу. Но все равно ведь проблема повышения образования стояла перед тобой…

 

- Конечно. Я поступил в Иркутский государственный педагогический институт. Правда, проблема у меня с поступлением была: меня не хотели брать, так сказать, по инвалидному признаку. На всех других факультетах там незрячие-то учились, а на музыкальный факультет до меня человек 20 незрячих поступало, и ни один не прошел дальше первого экзамена. Ну, я был настырным человеком. У меня в Курском училище был красный диплом. И чтобы поступить, мне нужно было два экзамена первых сдать на «пять». Но они мне по специальности поставили «четыре». А потом был экзамен по сольфеджио. Перед тем, как начался экзамен, меня вызвали в деканат и сказали: «Чеши-ка ты, парень, отсюда». Я сказал: «Нет, я буду сдавать экзамены». И они мне поставили по сольфеджио «три». Я думаю: «Сейчас по сочинению вообще поставят «два», и я поеду домой». Но я сочинение написал на «пять». А потом и историю на «пять» сдал, и русский с литературой устно – тоже на «пять». Помогла та подготовка, которую нам давали в Ленинск-Кузнецкой школе. И все – они меня приняли. Закончил я в 87-ом году институт. Вполне достойно. Получил специальность «Учитель музыки и пения».

 

- А о дальнейшем тебе не говорили? Что, может, тебе податься на сцену или в студию звукозаписи?

 

- На сцене профессиональной нашему брату сложно. Хотя, конечно, у нас в Сибири очень крепкие традиции в этом смысле. Иван Иванович Маланин, знаменитый наш баянист, Полудницин, Головня, Скоропупов… Но исполнительская деятельность в те годы меня не очень привлекала, мне хотелось какое-то другое дело делать. Я чем только не занимался… Кроме того, что в школе преподавал, я музыку для театра писал, к хореографическим постановкам, к каким-то скетчам агитбригадовским. Исполнительской деятельностью я вот буквально последние лет пять-шесть начал заниматься. Мы получили грант главы города в 2000 году, и на этот грант, 200 000 рублей, мы купили для ДК итальянский аккордеон «Эксельсиор». Его привезли специально для нас. Это инструмент – прямо мечта, если, например, играть французские мюзеты аккордеонные. Я себя прям французом чувствую, прямо перевоплощаюсь, когда на нем играю. И у меня появилось несколько программ. Как сейчас модно: включаешь минусовку-фонограмму и играешь. И плюс в этом году я себе купил инструмент «Мелодика», это духовая гармоника с фортепианной клавиатурой, две с половиной октавы. Мы этот Новый год встречали в Анапе. Там я познакомился с парнем, он пианист джазовый, Ростовскую консерваторию закончил. У него как раз эта «Мелодика» была, на которой он играл под фонограмму. Я себе сказал: «Приеду домой, куплю такой же». И через неделю эта «Мелодика» у меня была уже. А потом, через где-то месяца полтора, я уже вышел на сцену с оркестром играть на ней.

В общем, у меня за последние лет пять появилась достаточно большая программа исполнительская.

 

- Вообще на скольких ты инструментах играешь?

 

- Профессионально я играю на одном инструменте – на баяне. А так инструментов много, которыми я владею в достаточно неплохой форме.

 

- И гитара в том числе?

 

- На гитаре бардовские песни я могу в компании сыграть…

 

- Ты у себя в городе, наверное, хорошо известный человек, известный руководству города, руководству области. Тебя и Тулеев знает…

 

- Знает.

 

Имеется в виду Аман Гумирович Тулеев – российский политик и государственный деятель, губернатор Кемеровской области с 1 июля 1997 года.

 

- Как чувствуешь ты себя, будучи человеком скромным и одновременно человеком знаменитым, человеком, который пользуется огромным авторитетом, и любая твоя просьба исполняется? Только неловко просить…

 

- Очень неловко. Я стараюсь поменьше обращаться с просьбами, но бывают ситуации такие, когда приходится просить. Но чаще всего прошу не за себя, а за кого-то.

 

- А по телевизору ты выступаешь часто?

 

- За последние 15 лет меня два раза показывали по первому каналу. В передаче «Играй, гармонь». А по нашему городскому телевидению каждую неделю практически мой фейс мелькает в том или ином мероприятии. На областном телевидении тоже показывают, они хорошо к нам относятся. Мы с оркестром один раз в прямом эфире отработали большую программу, это было, правда, давно, в 2000 году.

Но я себя шибко знаменитым не считаю. А народ как-то ко мне очень тянется. И им, так сказать, хочется пообщаться. Я общаюсь с удовольствием.

 

- Каковы отношения твои с Обществом слепых? Я знаю, что эти отношения у тебя человечные и простые. А многие ведь сейчас хотят от Общества что-то получить… Возникает вопрос: «А ты-то Обществу что даешь?».

 

- У нас замечательная местная организация ВОС, у нас много специалистов незрячих. Только одних адвокатов незрячих у нас четыре человека, музыкантов много, массажистов… Председатель у нас работает с 94-го года, Наталья Петровна Балашова, она сумела нас сплотить. Я член бюро местной организации ВОС, занимаюсь культурно-массовой деятельностью.

 

- Ты приходишь в организацию с каким ощущением?

 

- С большой радостью всегда. Нам всем приятно общаться друг с другом.

 

- То есть ты приходишь туда как обычный человек, не знаменитость, тихий, скромный? Это сознание того, что не надо выпендриваться?

 

- Это так. Меня выворачивает наизнанку, когда кто-нибудь начинает говорить: «Да я, да Вы, да мы…». Я это формулирую так: «Чем меньше город, тем больше гениев». Не надо навешивать на себя значков, ярлыков.

 

- Что касается значков, на тебя ведь их, кажется, навесили сейчас достаточно…

 

- Да.Года с 2002 это началось. Много. Страшно сказать… 2002 год – лауреат губернаторской премии «За любовь к жизни». 2003 год – медаль за особый вклад в развитие Кузбасса 3-й степени. 2004 год – звание заслуженного работника культуры России. 2006 год – лауреат губернаторской премии за успехи в области литературы и искусства. В 2008 году – медаль «Отцовская слава». Это областная наша награда… У меня ведь детей шестеро. Они сейчас взрослые уже, все работают. И в 10-ом - «За веру и добро» медаль областная. И в 10-ом опять же ансамбль «Калинушка» стал лауреатом 3-й степени в номинации «Народное пение» международной премии «Филантроп». А уже вот в 2012 году я стал лауреатом международной премии «Филантроп» 1-й степени как композитор.

 

- ВОСовские награды у тебя есть?

 

- Есть. «За заслуги перед Обществом» 3-й степени. В10-ом году, к юбилею ВОС вручили.

 

- Вот ты сейчас приехал сюда, чтобы пройти курс обучения компьютерным технологиям. Как я понимаю, это то, чего тебе немножко не хватает в твоем творчестве? Или в твоем стремлении больше узнавать о музыке, о литературе, вообще о мире окружающем?

 

- Я, конечно, очень жалею, что я не занялся этим раньше, тем более, что компьютер у меня лет пять уже. В прошлом году у меня появилось огромное желание все-таки постигнуть хотя бы азы компьютерной грамотности. Когда я приехал сюда, в «Реакомп», две недели назад, я знал только клавиатуру как печатную машинку и мог включить и выключить компьютер. А за эти 17 дней педагоги совершили просто чудо по моим понятиям. Их трое: Алексей Вячеславович Елагин, Мария Александровна Ушакова, Константин Александрович Лапшин. Я прямо удивился, я думал, что результат будет гораздо хуже. Но самое главное, что нам преподаватели показали дорогу – в какую сторону идти. Интеллект для чего существует? Чтобы он сам добывал знания. Это очень здорово, что такой курс существует.

 

- Тебя талант ведет по жизни музыкальный или твой характер незлобивый, легкий, человеколюбивый?

 

- Я очень благодарен маме с папой, что они меня наделили именно таким характером. Я чем дольше живу, тем больше понимаю, что обижаться не надо на людей. И идти дальше. Иногда бывает, человеку нанесли какую-то обиду, он зациклился на ней, и не может выйти из этой ситуации. Некоторые люди вообще впадают в депрессию на долгое-долгое время. А среди наших ВОСовских людей есть достаточно большое количество таких, которые думают, что кто-то им что-то должен в этой жизни. Каждый человек сам должен стараться помочь. Я, чем могу, всегда друзьям своим помогу. Самое главное в жизни – позитивный взгляд, он помогает человеку. Пессимистично не надо относиться к действительности.

 

- Ты выбирал профессию или она тебя выбрала?

 

- Она меня выбрала. Я мог в любой ВУЗ поступить и вполне бы нормально его закончил. Но как полюбил музыку в детстве, до сих пор ее люблю. Очень многие музыканты, когда им уже за 50 перевалило, говорят: «Я уже ничего не хочу, что-то я уже утомился». А я всё хочу! С возрастом у меня не уменьшается интерес к музыке и к тому, что я делаю.

 

- Но баян ведь тяжеленный, а сердце начинает уже побаливать…

 

- Все время говорю: «Нужно умело сочетать режим труда и отдыха. Надо не перегружать себя».

 

- И главное – надо любить свое дело.

 

- Абсолютно верно. Жизнь была не всегда справедлива ко мне, были и взлеты, были и падения, но я ни разу, никогда, ни на одну минуту не пожалел, что я стал музыкантом, а не кем-нибудь другим.