С ЛЮБОВЬЮ — О ВОЛНУЮЩЕМ

МОЁ МАЛЕНЬКОЕ ЧУДО

Всё на свете мерится следами,

Сколько б ты ни вышагал путей.

Яблоня украшена плодами,

Женщина — судьбой своих детей.

Сергей Островой

 Раньше я лишь догадывалась, но теперь знаю точно: все свои  26 лет я жила ради того, чтобы стать мамой. И если до сего момента я старалась быть умницей для родителей, то теперь все свои успехи и достижения я посвящаю ещё и любимому сыночку. Да-да, в прошлом году в моём доме поселилось маленькое чудо, с которым я и хочу вас познакомить.

Благая весть

Так совпало, что мой первый визит к гинекологу состоялся на Благовещенье, 7 апреля 2016 года. Молодая акушерка, на вид примерно моя ровесница, подтвердила беременность и определила срок как 8—9 недель. Радостная новость омрачалась лишь одним: мой муж проходил трудовую адаптацию у себя на родине, в Беларуси, я же, соскучившись по родителям, на это время приехала домой, поэтому на учёт встала уже в женской консультации родной Твери. Но, несмотря на это, мы, как и раньше, круглосуточно были на связи, обсуждали текущие проблемы, советовались по поводу приобретения кроватки, коляски, я сообщала будущему папе о результатах всех исследований, он через Интернет записывал нас к врачам, делал запросы на получение необходимых справок.

Я ожидала, что, услышав о моих проблемах со зрением, врач непременно предложит сделать аборт, но ошиблась. Екатерина Сергеевна оформила карту и выписала кучу направлений на анализы, УЗИ и скрининги (генетические исследования), а в регистратуре мне торжественно вручили маленькую упаковку подгузников и влажных салфеток, чему я была несказанно удивлена — неужели в России ещё что-то бывает бесплатным, особенно в сфере медицины?

Кровь на некоторые исследования у меня взяли в тот же день, слава Богу, что абсолютно все анализы можно сдать в самой женской консультации.  А вот на последующие два, а также на УЗИ сердца плода пришлось ходить в перинатальный Центр, который, по счастью, находится всего в двух остановках от моего дома. Разумеется, всё это по записи, причём при личной явке и предъявлении направления. По телефону записывать наотрез отказываются, будь ты хоть трижды инвалидом и четырежды беременной женщиной, а ведь кому-то через весь город ехать! Среди «узистов» встречались очень разные люди: кто-то всё подробно рассказывал, а кто-то сидел, молча уставясь в монитор, и ограничивался словами: «Всё в порядке».

С посещением терапевта и стоматолога, принимающих в женской консультации,  особых проблем не возникло, все довольно лояльно отнеслись к тому, что я плохо вижу, и при необходимости помогали, оберегали от ненужных падений, а вот на приём к окулисту и ЛОРу я вынуждена была отправиться в поликлинику по месту жительства. Предварительный звонок в регистратуру мало прояснил картину. Женщина на том конце провода без лишних церемоний сказала: «Приходите сегодня» и повесила трубку. Длительность нашего разговора не превысила и минуты. Однако в тот день сопровождать меня было некому, и мы отправились в поликлинику лишь через пару недель. За это время, как выяснилось, график приёма окулиста изменился, а единственный ЛОР оказался на больничном. На мой вопрос, как будет принимать доктор, когда выйдет с больничного, регистратор, зная, что перед ней беременная женщина, лишь огрызнулась: «Вот когда выйдет, тогда и будем разговаривать!» В итоге специалистов я прошла уже будучи на 7-м месяце беременности. Сами же врачи, кстати, оказались куда приветливее и дружелюбнее регистраторов, а ЛОР вообще приняла вне очереди и проводила до двери в конце приёма.

С хамством медперсонала мне, слава Богу, сталкиваться почти не пришлось. Лишь однажды, уже в роддоме, одна из акушерок начала причитать: «Родишь, и как с ребёнком будешь справляться?» Да ещё санитарка, мывшая пол в нашем боксе, грубо посоветовала: «Нос-то ребёнку открой, уткнулся в грудь… Смотреть надо!» Я тогда ничего не стала объяснять, лишь слёзы на глаза навернулись. Зато следить за носиком я больше не забывала. Вообще, не люблю афишировать свою инвалидность, но на протяжении беременности пришлось говорить о ней довольно часто, так как сходу сориентироваться в незнакомой обстановке подчас очень трудно. Медсестрички в процедурном кабинете консультации горячо убеждали, что всегда нужно предупреждать о плохом зрении, старались помочь и рассказали, что есть в нашем районе ещё одна незрячая женщина, вынашивающая уже второго малыша. Понять, чем вызвано столь доброжелательное отношение к инвалидам, мне так и не удалось: то ли общество стало более гуманным, то ли это проявление моего здорового пофигизма, а может, и то, и другое сразу.

Мама, повсюду сопровождавшая меня, заполнявшая многочисленные документы, ну и, конечно, переживавшая за дверьми кабинетов, не раз пускалась в рассуждения о том, что в их времена не было такой беготни по врачам, зато дети были здоровее. Что ж, есть в её словах доля правды: большинство современных скринингов оказываются неэффективными. Впрочем, мне грех жаловаться! Беременность пришлась на весну, лето и осень — ровно так, как я и мечтала. На протяжении всех 38 недель чувствовала я себя превосходно, никакого токсикоза, отёков, растяжек и прочих преследующих беременных женщин напастей. Плохо мне становилось лишь дважды: в душном парфюмерном минимаркете и на улице при июльской 30-градусной жаре — полностью темнело в глазах и закладывало уши. Длилось это состояние не больше 30 секунд, но время это казалось вечностью. Я боялась, что беременность скажется на зрении, и я уже никогда не увижу своего ребёнка, пусть даже и в общих чертах.

У меня вторая группа инвалидности, у мужа — первая, однако в наших семьях, во всяком случае,  до прабабушек, ни у кого больше проблем со зрением нет, поэтому мысли о генетической природе наших недугов никогда не возникало. Когда окулист районной поликлиники, едва взяв в руки выписку из института Гельмгольца, заявила, что у меня именно генетическое заболевание, я была по-настоящему шокирована. В самом институте, где я дважды находилась на лечении, ни врач, ни наблюдающий меня профессор даже не заикались о генетике, да и многочисленные светила, через чьи руки я прошла за все эти годы, тоже. Так что подобное заключение я до сих пор ставлю под сомнение. К тому же окончательный диагноз звучит слишком расплывчато: в эпикризе значатся и абиотрофия, и дистрофия сетчатки, и частичная атрофия зрительного нерва. Удивительно, как с таким «шикарным букетом» заболеваний я ещё вообще смотрю на этот мир!

Будет сын

Всерьёз задумываться о ребёнке я стала года 2—3 назад и уже тогда была уверена, что у меня родится именно сын. Имя для мальчика мы с будущим мужем выбрали мгновенно, не споря ни секунды. В июле второе УЗИ подтвердило: «футболит» маму изнутри маленький Владислав. Живот не появлялся довольно долго, да и общая прибавка в весе не превысила 10 кг, так что, как выяснилось позже, даже никто из всезнающих бабушек, облюбовавших дворовые скамейки, не заметил моего интересного положения, а уж у них-то, сами знаете, глаз-алмаз! Словом, сюрприз удался! Я и сама до последнего не могла поверить в то, что беременна — казалось, произошло чудо! Просыпаясь утром, я долго лежала, гадая, не приснилось ли мне всё это, пока, наконец, Владюша  не заявлял о себе уверенными толчками и весёлыми кувырками. Сразу после пробуждения я тянула руки к медленно округляющемуся животу, чтобы убедиться, что он на месте. Ну, а на последних месяцах подтверждения уже не требовались: решив позаниматься физкультурой, сынуля будил меня даже среди ночи — только ножки успевали выпячиваться из-под моих рёбер.

От высоких каблуков, обтягивающих футболок и узких джинсов, конечно, пришлось на время отказаться, однако одеждой для беременных я увлекаться не стала, ограничившись покупкой элегантного трикотажного платья и блузки, которые продолжаю носить и сейчас. Вполне благополучно обошлась и без нижнего белья для беременных и кормящих мам. Выбирать принадлежности для малыша мне с большим азартом и энтузиазмом помогали родители, ранее утверждавшие, что не готовы стать бабушкой и дедушкой. Да, ходить по современным детским магазинам — одно удовольствие, правда, для этого, пожалуй, нужно обладать пусть и небольшим, но состоянием.

На курсы для беременных при женской консультации я не ходила, на платные — тем более, ведь вся информация об уходе за новорождённым есть в Интернете как в текстовом, так и в видеоформате. Делилась со мной опытом и лучшая школьная подруга, дочурке которой на тот момент было всего несколько месяцев, да и парочку незрячих мамочек я к тому времени уже знала довольно близко. Какая-то информация была почерпнута из рассылки «Малыши-карандаши», созданной специально для родителей с ограниченным зрением, что-то давно врезалось в память из маминых рассказов о младенцах.

По словам окулиста местной поликлиники, при моём диагнозе нет прямых показаний к кесареву сечению, однако, как сказался бы на зрении стресс, неизвестно, так что я решила не рисковать своим пусть и не таким большим остатком, тем более что давно уже свыклась с мыслью о неизбежности хирургического вмешательства. Честно говоря, было немного боязно, особенно после прочитанных в Интернете статей и просмотра роликов о ходе и последствиях подобных операций. Но ради сына я была готова и на это.

Мнимая патология

Дата родов, рассчитанная компьютером, выпадала на 12—13 ноября, но в конце сентября мой иммунитет начал сдавать позиции, и я подцепила лёгкую простуду, что, несомненно, сказалось на анализах. Участковый гинеколог решила срочно положить меня в стационар, причём с такой якобы патологией она могла направить меня лишь в областной роддом, находящийся в другом районе города. Тут, наконец, был оформлен и родовой сертификат, который, по сути, Екатерина Сергеевна должна была оформить ещё месяц назад, но тянула, несмотря на мои убедительные просьбы. Я прекрасно понимала, что роды могут начаться и раньше, а без «бумажки» теперь вряд ли куда примут. Направление в роддом, кстати, она мне выписать так и не успела. Наверное, нужно было настаивать более твёрдо, но, слава Богу, всё обошлось.

Палату мне специально подобрали недалеко от поста, и я тут же нашла очень хороший ориентир: прямо напротив нашей двери стояло 3 стульчика. Ординаторская, смотровая и процедурный кабинет также располагались неподалёку. Вообще, обычно я очень быстро привыкаю к новому пространству. Достаточно один раз показать, где что находится, и дальше я вполне самостоятельно могу перемещаться. Но в нашем отделении брали только кровь из вены — чтобы сдать другие анализы или, например, сделать УЗИ, необходимо было изрядно поблуждать по всему зданию. В этом мне поначалу помогали медработники. На завтрак и обед беременные разных сроков и возрастов ходили в крохотную столовую,  всего на 5 столов. Многие, получив в раздаточной долгожданный паёк, предпочитали удалиться в палату, но мне, конечно, было сложно маневрировать с наполненными тарелками и кружками среди мебели и будущих мамочек, так что я, чаще всего, оставалась в столовой. А вот с полдником и ужином всё было гораздо печальнее: нам приходилось не просто спускаться с третьего на второй этаж, но и идти по переходу в другой корпус, а в субботу и воскресенье там проходили все трапезы, ибо наша столовая вообще была закрыта ввиду нехватки персонала. На выходные я «убежала» домой, тем более это был мой день рожденья, а в остальные дни ходила с соседками по палате, которые помогали мне по мере необходимости.

Кстати, повторно взятые анализы уже в условиях стационара не выявили никакой патологии. И всё-таки 7 дней пришлось пролежать в казённых стенах, так как, по словам лечащего врача, раньше меня просто не имели права выписать. Всё-таки российская медицина — удивительная штука! Рожать я решила здесь же, чтобы не привыкать к новому зданию, да и врач Анастасия Викторовна, невероятно спокойная и обходительная, внушала доверие.

Осталось совсем немного

А тем временем до планового кесарева оставалось не больше двух недель, но Владиславу уже не терпелось выбраться на волю, и рано утром 2 ноября дома у меня отошли воды. Паника, сопровождающаяся лихорадкой, довольно быстро сменилась спокойствием. Наверное, даже в тот момент я всё ещё никак не могла поверить, что это происходит наяву. В 6 утра город только начинал просыпаться, дома сонно моргали сотнями окон, в которых то вспыхивал, то гас свет, редкие прохожие нехотя брели на остановки. Дорога до роддома заняла не больше 10 минут, и вот я в приёмном отделении. После оформления бумаг и проведения необходимых процедур в сопровождении акушерки я поднялась на грузовом лифте в родильное отделение, где меня уже ждал анестезиолог. В ходе непродолжительной беседы с ним я всё-таки отстояла право на спинальное обезболивание, так как, на мой взгляд, слабое зрение — сомнительный повод для общего наркоза, тем более,  что он нежелателен как для мамы, так и для малыша.

Медсестра, ставившая мочевой катетер, предупредила, что сейчас будет неприятно, но я практически ничего не почувствовала. На забинтованные эластичным бинтом ноги мне ловко надели бахилы до колена, на голову натянули одноразовую шапочку, поставили капельницу, и со всем этим «снаряжением» мы, наконец, отправились в операционную. Вскоре после укола появилось лёгкое онемение в ногах, буквально через пару минут я уже не могла ими пошевелить, а потом и вовсе перестала ощущать тело ниже груди, но и это меня почему-то ничуть не испугало. Кстати, узнать, что такое схватки мне, к сожалению или к счастью, так и не удалось.

Я — мама!

И вот врачи за ширмой приступают к операции, анестезиолог, стоящий в изголовье, то и дело интересуется моим состоянием. Лежу, как ни в чём не бывало, и даже звяканье инструментов почему-то не убеждает меня в том, что с минуты на минуту я стану мамой. На большом пальце правой руки висит пульсометр, на левой — тонометр с определённой периодичностью измеряет давление.

Спустя всего 6 минут после начала операции раздался плач моего сынули, который довольно быстро затих. До этого момента мне казалось, что, услышав первый крик своего ребёнка, я непременно расплачусь, и медбригаде придётся меня откачивать успокоительным, но нет, я просто счастливо улыбалась. Пока накладывали швы, медсестра Карина поднесла ко мне Владислава и, сообщив его вес, разрешила поцеловать малыша. Тогда, конечно, я плохо рассмотрела его личико, о чём и говорил анестезиолог, предлагая общий наркоз, но я ни капли не жалею, что находилась в сознании и пережила эти неповторимые секунды нашей первой встречи. Состояние Владюши врачи оценили на 8—9 баллов по шкале Апгар (это  хороший показатель) и здесь же, в операционной, взяли у меня пока только устное согласие на прививки от гепатита B и туберкулёза.

Пора вставать на ноги

Следующие сутки я провела в так называемой палате интенсивной терапии, которая на самом деле мало  чем отличалась от обычной. Спустя пару часов после операции я обзвонила теперь уже состоявшихся папу, дедушку и бабушек, успокоила их и приняла ответные поздравления. В этот день запелёнутого с головой Владюшу приносили всего один раз и буквально на минутку, так что я снова не смогла ничего рассмотреть. Зато медсестрички были удивлены: лежу, улыбаюсь, оживлённо беседую, как будто и не было никакой операции. К вечеру нас с соседкой по палате не то чтобы заставили, но очень посоветовали переворачиваться на бок. Было больно, низ живота будто ножом резало, но надо, значит,  надо!

Утром нас перевели в послеродовое отделение, сняли катетеры, и тут уж, хочешь не хочешь, а приходилось расхаживаться, ведь рано или поздно нужно было отправляться на поиски единственного на всё отделение туалета. Как всегда, долго собираясь с духом, сильно стесняясь и смущаясь, я вышла в коридор и обратилась с просьбой о помощи к проходящей мимо девушке в белом халате. Акушерка Даша с готовностью проводила меня до места назначения и детально описала, где находятся туалет, душ и биде. Поначалу вставать и садиться было тяжеловато, но уже к вечеру я довольно браво мерила шагами коридор и болтала с мамой по телефону, докладывая текущую обстановку. Болел уже не столько шов, сколько изголодавшийся почти за двое суток желудок. При этом малышей уже приносили на кормление каждые 3—3,5 часа, за исключением ночи, а на третьи сутки и вовсе оставили со мной в палате.

Первые трудности

И вот настало время применять полученные знания на практике. Но если поменять памперсы и перепеленать сына у меня получалось, хоть и неловко, неумело, а потому неидеально, то с кормлением стали возникать проблемы. Раньше медсёстры, приносящие малышей, сами прикладывали их к груди, теперь же мне предстояло научиться делать это самостоятельно. Изголодавшийся ребёнок нервничал, плакал и потому никак не мог взять грудь, а у меня, в свою очередь, не получалось ему её правильно предложить. Измучавшись, я несколько раз звала на помощь акушерок и медсестёр из детского отделения, но даже у них уже плохо получалось приложить Владюшу. В такие моменты мне часто приходилось слышать фразу: «А, ну вы же не видите…» Поначалу я очень расстроилась, пришлось даже приобрести молокоотсос, но потом я сопоставила факты и поняла, что дело вовсе не в зрении, ибо мои тотально незрячие подруги выкормили грудью не по одному ребёнку.

Поскольку молоко после кесарева сечения приходит немного позже, у меня, например, оно стало прибывать лишь на 3—4 день, приходилось докармливать малышей адаптированными молочными смесями. Бутылочки с ними почти всегда стояли на кушетке в конце коридора, там же лежали чистые проглаженные пелёнки. Не секрет, что в первые дни жизни малыши теряют в весе — мы же, имея первоначальный вес 2700 , умудрились потерять целых 150 бесценных граммов. И то ли сказался недостаток питания, то ли так повлияла прививка от гепатита, но у Владика началась желтуха, для лечения которой нам назначили процедуры физиотерапии: с повязкой на глазах,    только  в  памперсах сынок лежал под лампой, излучающей ультрафиолет. И днём и ночью мне приходилось следить, чтобы он не стянул повязку, ибо это было чревато ожогом глазок, но со своим сном я вполне осознанно распрощалась ещё в первый день нашего совместного пребывания.

Как-то вечером к нам заглянула врач и специальным аппаратом, аудиометром, проверила, всё ли в порядке у Владислава со слухом. На мой вопрос об осмотре окулиста, она ответила, что в роддоме проверяют лишь наличие глаз. Это, с одной стороны, повергло меня в шок, а с другой — рассмешило. Более глупого ответа даже не придумать! Впрочем, отсутствие постнатальной диагностики было очевидно ещё в операционной, когда медсестра любезно сообщила мне, что видимых пороков у Владюши не обнаружено. Ну что ж, спасибо и на этом, как говорится. Позже, кстати, у сынули стала расти пупочная грыжа, которая, очевидно, была у него уже при рождении, однако ни один из педиатров ничего не сказал по этому поводу.

Ура, мы дома!

 Ложилась в роддом я одна и ещё осенью, а выписывалась уже с сыном и практически зимой. Нет, не календарной, просто за прошедшие 7 дней выпало столько снега, что город было не узнать. Сотрудницы выписной комнаты передали мне вещи, привезённые родителями, переодели Владюшку и, несмотря на то, что мы не выказали особого желания, начали фотосессию. Через неделю курьер привёз нам на дом готовые фотографии и видео общей стоимостью 6000 рублей. Что ж, в наше время каждый зарабатывает, как может! Разумеется, мы выбрали только наиболее понравившиеся кадры, а от видео, которое во многом дублировало фото и было сделано в виде слайдов, сопровождающихся трогательной музыкой, мы вовсе отказались, уложившись меньше чем в половину заявленной суммы. Также можно было приобрести и магниты на холодильник, один из которых родителям дарят бесплатно, даже если они не купят ничего из выше предложенного. Так что теперь на нашем холодильнике красуется магнитик с милой Владюшкиной мордашкой.

На следующий день после выписки нас посетила патронажная медсестра, осмотрела и послушала малыша, а также дала некоторые рекомендации относительно ухода за новорождённым. Заглянула к нам и участковая медсестра Диана, рассказавшая о работе нашего участка в детской поликлинике, порядке прохождения специалистов и записи к ним. Информации было так много, что мы вдвоём с мамой едва запомнили всё это. Хорошо, что Диана оставила номер своего мобильного телефона, но на будущее я сделала вывод, что, когда приходит врач, лучше всего включать диктофон, а для этого, разумеется, всегда нужно держать его наготове. Подойдёт и обычный смартфон с такой функцией. Как оказалось, есть у нашей поликлиники и вполне удобный сайт, на котором размещены расписание приёма врачей, а также телефоны регистратуры, контакты заведующих и другая полезная информация.

Диана приходила к нам домой, по меньшей мере, раз в неделю, впрочем, как и участковый педиатр, от которой, однако, толку было немного, ибо в силу преклонного возраста она трижды задавала один и тот же вопрос и дважды переспрашивала, не расслышав ответ. Как-то раз она начала кашлять прямо на нас с ребёнком, даже не подумав отвернуться, мол, просто в горло что-то попало. Наши подозрения не были беспочвенными: со следующего дня она ушла на больничный, после которого благоразумно уволилась. Слава Богу, что мы с малышом остались здоровы.

Без «бумажки» — ты букашка

Но врачи — только полбеды. От того, какое количество документов нужно оформить в ближайший месяц, голова шла кругом. Причём практически везде я должна была явиться лично. Приходилось сцеживать молоко,  и на пару часов оставлять ребёнка с бабушкой. Везде возить за собой новорождённого, пусть и на собственной машине, я считаю, крайняя мера.

В первую очередь, мы с  моим папой, на время ставшим для меня личным водителем, поехали в ЗАГС, где оформили свидетельство о рождении. Помимо него, нам выдали необходимые справки для получения детского пособия, а также вручили Владюшке медаль «Рождённому в Тверской области». Прямо оттуда мы отправились в многофункциональный центр помощи гражданам «Мои документы», где подали заявку на оформление СНИЛС. Сразу же заполнили и доверенность, чтобы папа смог забрать готовый документ без моего присутствия. Специалист нас предупредила, что на изготовление СНИЛС, как правило, уходит 21 день, но, к моему удивлению, сделали его даже быстрее, о чём меня уведомили звонком на мобильный.

Как можно скорее нужно было заказать и полис обязательного медицинского страхования, так как принять в детской поликлинике по материнскому полису в первый месяц, конечно, могут, но делают это крайне неохотно. Для начала страховая компания выдала нам временный полис, а где-то в течение месяца уже был готов и основной. Забирал его опять же папа.

Затем предстояло сделать Владюше прописку, для чего мы обратились в домоуправление. Пришлось написать пару-тройку однотипных заявлений, многократно переписав данные паспорта и свидетельства о рождении. Паспорт у меня забрали и вернули лишь через несколько дней. Я наивно полагала, что в графе «дети» уже будет стоять соответствующая отметка — увы. Нас перенаправили в миграционную службу,  однако… В первый раз мы пришли в не приёмное время, а второй раз — в пятницу, но нужный нам кабинет, как выяснилось, работает лишь по средам и субботам, о чём нас не сочли нужным предупредить.

Но сложнее всего, пожалуй, оформить единовременное и ежемесячное пособия. Во-первых, соцзащита принимает граждан лишь 3 раза в неделю. Во-вторых, для этого требуется кипа документов, перечень которых лучше предварительно уточнить по телефону, что я и сделала, а в-третьих, там всегда немаленькие очереди. Кстати, ежемесячное пособие на ребёнка безработной маме в нашем регионе после февральской индексации составляет чуть больше 3000 рублей. А вот единовременное пособие женщинам, вставшим на учёт до 12 недель, в нашем государстве выплачивается только в том случае, если они работают. Впрочем, трудновато назвать пособием сумму в 500 с небольшим рублей. Что же касается доплаты за иждивенцев, то, как разъяснила мне оператор колл-центра Пенсионного фонда, она положена лишь тем, кто получает трудовую, а не социальную пенсию. Так что, молодые мамы, будущие и состоявшиеся, имейте это в виду. На полноту информации в этом плане я не претендую, ибо в разных субъектах родителям, особенно с ограниченными возможностями, могут быть оказаны и другие виды материальной и социальной помощи.

Словом, пока я обиваю пороги инстанций, вживаюсь в роль молодой мамы и заново учусь выкраивать время для работы, Владюша передаёт вам огромный привет и дарит самую очаровательную из своих пока ещё беззубых улыбок. До встречи в 3 месяца!

Анастасия Павлюченкова