Личность
ДУША ЖИЛА ТЕМ, ЧТО ПРОИСХОДИЛО ВОКРУГ
Евгению Дмитриевичу Агееву, возглавлявшему журнал «Наша жизнь» с августа 1967-го по февраль 2009 года, 30 августа исполняется 80 лет. День рождения, особенно юбилейный, это всегда повод заглянуть в прошлое, подвести итоги, вспомнить пережитое, расставить акценты и, самое главное, оценить уровень самореализации в таких важных для каждого человека вопросах, как профессия и семья. Вот об этом мы и беседуем с юбиляром.
— Евгений Дмитриевич, большую часть своей трудовой деятельности Вы отдали журналистике. Как она вошла в Вашу жизнь? О чём мечтал маленький московский мальчик с Большой Почтовой улицы? Кем хотел стать? Наверное, как все мальчишки, шофёром, милиционером? А может, всё-таки журналистом?
— Ни тем, ни другим, ни третьим. Стишки, конечно, пописывал. На машины заглядывал, уж очень хотелось прокатиться. Но душа жила не мечтами о профессии, а тем, что происходило вокруг. Тридцатые годы — время хоть и мирное для нашей страны, но каждый день по радио передавали информацию о войне в Испании. Ровно в десять утра я включал «чёрную тарелку» и слушал сообщения о бомбёжках фашистами испанских городов. В кинотеатре нашего «Городка Будённого» показывали документальные фильмы о событиях, происходящих в этой стране. Играя во дворе в войну, мы как бы проживали то, о чём слышали. «Белые» — «красные», «раньше» — «теперь» — эти слова постоянно присутствовали в нашем лексиконе и питали воображение.
Моё родное Черкизово тогда было окраиной Москвы. В двухстах метрах от домов находилась луговина, где местные жители пасли коров. Мои бабушка и дедушка пришли в эти места на заработки совсем молодыми людьми. Поднакопили денег, приобрели участок неподалёку от княжеского имения, построили маленький домик. Из семейной хроники я знал, что однажды к ним в дом пришли жандармы в поисках железнодорожных шпал, которые якобы могли быть украдены. Их, естественно, не нашли, но страх остался. Князь, жандармы — с одной стороны, это уже история, а с другой — будоражило моё воображение. Мне нравилось сопоставлять прошлое с настоящим, наводить между ними «мостки». В моей душе рождались эмоции, которые как бы формировали настрой, интересы.
Первые представления о том, чем заняться в жизни, появились в более позднем возрасте. В пятом классе нам стали преподавать английский язык, я сразу в него влюбился и начал углублённо изучать. Нет, не для того, чтобы быть переводчиком, просто хотелось читать английскую литературу.
Окончательную точку в выборе профессии поставило то, что я увлёкся книгами по греческой мифологии. Легенды оживали в моём воображении, накладываясь на детские впечатления. Размышляя о прочитанном, я старался находить в нашей сегодняшней жизни отклики из тех далёких времён. Это манило и притягивало к себе.
— До такой степени, что Вы решили поступать на исторический факультет МГУ?
— Заканчивая школу, я стоял на распутье, что выбрать — историю или иностранные языки? Решил начать с ИнЯЗа. Серебряная медаль освобождала меня от экзаменов. Успешно прошёл собеседование и был принят в этот престижный вуз. Но вот тут-то меня одолели сомнения. Читать я самостоятельно уже не мог, а значит, в институте мне без чтеца не обойтись. Допустим, английский, немецкий, испанский я выучу сам. А как быть с древними языками? Вряд ли семья сможет оказать мне материальную поддержку. Жили мы бедно. Короче, я забрал документы из ИнЯЗа и отнёс в МГУ.
— Понятно, что учиться Вам было интересно, и Вы получили диплом с отличием. Но журналистика по-прежнему не появлялась на горизонте?
— Я даже не думал о ней. После долгих и упорных хождений по инстанциям в поисках работы попал в художественное ремесленное училище № 64. А перед этим у меня было распределение по линии университета в школу на советско-польской границе. Но, как выяснилось, туда требовался человек военнообязанный, владеющий оружием. Я приехал. Но меня в литерном вагоне отправили обратно. Вместе с товарищем, тоже не нашедшим применение своим университетским знаниям, решили устроиться на УПП № 8 учениками слесарей-сборщиков и даже 27 ноября выйти на работу. А 24 ноября после очередного бесполезного визита к начальнику отдела кадров Московского городского управления трудовых резервов я случайно услышал через разбитое стекло телефонной будки разговор о том, что учительница истории училища № 64 ушла в декретный отпуск и теперь там вакансия. Я тут же развернулся и пошёл в отдел кадров. Таким образом, сам себя трудоустроил. В училище меня избрали секретарём комсомольской организации, приняли кандидатом в члены партии. Потом перевёлся в другое учебное заведение. В системе трудовых резервов проработал до конца 1959 года.
— А каким образом Вы оказались в системе Общества слепых?
— Моя связь с ним началась с того, что я заинтересовался работой лекторской группы. Ходил на семинары. Пробовал сам читать лекции. О творчестве писателей, на международные темы, о текущей политике. Ну и, естественно, на исторические. Однажды меня вызвали в городское правление ВОС и предложили поучиться на курсах резерва руководящих кадров. А после обучения пригласили на должность заместителя директора по воспитательной работе Тушинского УПП, которым в то время руководил мой однокашник Виктор Першин. Я согласился и ушёл из училища. А через год меня перевели в Загорск директором УПП. Там ситуация была непростая. Обнаружили хищения денежных средств. Я нечаянно оказался свидетелем того, как «схватили за руку» главного бухгалтера при попытке подменить документы. Начались угрозы в мой адрес. Сначала украли пиджак с зарплатой. А однажды вечером у дома меня встретили два дюжих парня с финкой. В конце концов, дело о хищении передали в суд, а меня перевели в аппарат ЦП ВОС начальником отдела трудоустройства. В этой должности я проработал до 31 июля 1967 года, а с 1 августа уже был зачислен в штат журнала.
— Как это произошло?
— Журнал тогда возглавлял Виктор Першин, тот самый, что был директором УПП в Тушино. У него возникли разногласия с руководством, и он уволился. Получилось так, что меня стали рекомендовать на его место. Я не хотел этого. Но всё уже было решено «на верху». События развивались стремительно. В мае меня направили в Чехословакию на первое совещание редакторов журналов для слепых социалистических стран, а в августе после собеседования в отделе пропаганды ЦК партии я вышел на работу уже в качестве главного редактора журнала «Жизнь слепых».
— Как восприняли новую среду?
— Для меня это было приземление из тёплой атмосферы в прохладную, даже в холодную воду. Я почувствовал бы себя совсем неважно, если бы не поддержка товарищей. С особой благодарностью вспоминаю Галину Алексеевну Угорскую. Она тактично, ненавязчиво учила меня внутриредакционным отношениям. А когда в редакции появился Виктор Павлович Александров, ставший моим заместителем, мне вторично повезло. Мы сидели с ним в одном кабинете, и он помогал мне осваивать основы редактирования и вообще новый для меня мир — журналистику.
— То есть Вы с головой ушли в работу, подтвердив известное мнение о том, что журналистика увлекает настолько, что из неё уходят разве только на пенсию?
— Да, новая работа была интересная, многогранная. Я готовил материалы о съездах, совещаниях ВОС, ездил в командировки, имел возможность высказываться по самым актуальным вопросам жизни Общества. Особенно меня интересовало восоведение. Работа в отделе трудоустройства познакомила с тем, что относится к непроизводственной стороне внутривосовских отношений. Они очень сложные. Контингент ВОС разношёрстен. Люди разные по возрасту, образованию. Одни — городские, другие — сельские. У каждой группы — свои проблемы, особенно в трудоустройстве. Надо было с особой тщательностью готовить публикации, ведь эти вопросы выходили на уровень социально-политических задач. Я присутствовал на заседаниях президиума ЦП ВОС, прислушивался к мнению руководства, советовался с куратором — Анатолием Михайловичем Кондратовым. Он хоть и жестковатый человек, но с ним всегда можно было найти общий язык. Старался действовать в рамках существовавшего тогда правового поля.
— За кем было последнее слово при публикации спорных, дискуссионных статей?
— Естественно, за главным редактором. Очень часто приходилось брать ответственность на себя. К тому же я советовался с руководством только в тех случаях, когда что-то до конца не понимал, когда нужно было получить дополнительную информацию. Ходить в кабинет начальства за каждым «здрасьте» — это плохой тон.
— Евгений Дмитриевич, журнал получал большое количество писем от читателей, среди них немало критических. Как Вы с ними работали?
— Письма — это огромные хранилища информации, в том числе «заминированной». Все сигналы с мест перед появлением на страницах журнала проверялись путём выезда в командировки или с помощью органов власти. По некоторым из них приходилось обращаться и в ЦК КПСС. Так было с письмом из Новосибирска, где рассказывалось о преследовании незрячей учительницы. И с письмом ученика Омской школы для слепых детей, будущего депутата Госдумы Олега Смолина, который жаловался на директора, не умеющего организовать учебный процесс. По обоим письмам я обращался в ЦК ВЛКСМ и ЦК КПСС. Хотел через печать привлечь внимание общественности к проблемам. Но партийные товарищи организовали проверку фактов по своим каналам. Такое случалось, и к этому все относились с пониманием. Иногда публикация критических материалов сопровождалась судами. Лично меня несколько раз вызывали туда, но ни разу редакцию не обвинили в клевете.
Мы старались поддерживать контакты со своими читателями, авторами, настраивали их писать не только о плохом, но и о хорошем. Заметную страницу в истории журнала оставили внештатные корреспонденты, которых мы учили журналистскому мастерству на семинарах и которые были нашими настоящими помощниками, нередко работая по заданию редколлегии. Этот стиль отношений с авторами создавал особо доверительную атмосферу в редакции.
— Правда ли, что одного из постоянных корреспондентов — Ивана Степановича Ципцюру — Вы даже хотели назначить своим заместителем?
— На этот вопрос отвечу так: среди наших авторов были и те, кто мог претендовать на штатную работу в редакции, в частности, и Ципцюра.
— Понятно, что как главный редактор Вы большое внимание уделяли организационным вопросам, но как у члена Союза журналистов у Вас была личная любимая тема. Какая именно?
— Это общественное движение инвалидов. Она как бы выросла из темы о внутривосовских проблемах. За время работы в редакции я понял, что у инвалидов разных категорий есть немало общего, особенно в стратегических вопросах, и здесь надо действовать единым фронтом. На встречах с коллегами из журналов ВОГ и ВОИ мы пришли к выводу, что нам надо теснее общаться, ведь рельсы у нас параллельные, а катимся отнюдь не параллельно. Вопрос о едином обществе никто не ставил. Проблемы каждой категории инвалидов специфичны. Но общие программы необходимы. Бывая в Чехословакии, Англии, я видел, что там эти вопросы решаются. Но даже для них это очень сложный пласт работы. Мне рассказывали, что если удаётся договориться по поводу единой программы, то, когда заходит речь о финансировании, начинается всплеск изнутри. Каждая категория инвалидов считает, что её интересы учтены не в полной мере. Но, несмотря на эти сложности, там стараются находить точки соприкосновения. К сожалению, тема общественного движения инвалидов не получала поддержки руководства. Данные публикации считались преждевременными. Но то, что сейчас появился Совет по работе с инвалидами при Президенте России говорит о том, что нам от объединения усилий не уйти. Фактом своего создания Совет подталкивает общества инвалидов к контактам.
— Чему Вас журналистика научила?
— Журналистика, в том числе и советская, учит тому, что те проблемы, которые она рассматривает в своих публикациях, и пути их решения должны освещаться объективно. Это не просто, но от этого никуда не уйти.
— Вы более сорока лет работали главным редактором. За это время сменился общественный строй. Страна пережила несколько бурных периодов в своём развитии. И каждый из них рождал своих лидеров. Вы же устояли на всех ветрах времени и сохранили журнал. За счёт чего?
— Я объясню это не тем, что именно я там работал. Здесь можно говорить только об одном: ВОС и формально, и фактически всегда было далеко от политической борьбы и связанных с этим противоречий. Это меня как главного редактора не включало в тот поток, где были задействованы политические тенденции, лидеры. Мы писали о проблемах ВОС, о необходимости их решения в тех условиях, которые складывались.
— За время своей работы в журнале Вы объездили не только весь Советский Союз, но и посетили много зарубежных стран. Что особенно запомнилось?
— Эти поездки были очень кратковременными. Мы ездили по линии аппарата ЦП ВОС с определёнными заданиями. Правда, знание английского языка позволяло мне получить несколько больше информации о жизни незрячих, чем это было возможно по регламенту. Об этом я писал в журнале.
— Вы были увлечены работой в журнале, Вам это нравилось и, тем не менее, научная деятельность Вас тянула.
— Тянула, потому что у меня оставалась убеждённость, что из меня получился бы более интересный и полезный преподаватель, чем журналист. Я защитил диссертацию на тему: «Опыт решения проблем социально-трудовой реабилитации в ВОС». Стал кандидатом педагогических наук. Рассчитывал попасть в Институт повышения квалификации руководящих кадров ВОС (сейчас это «Реакомп») преподавателем. Однако не получилось.
— Евгений Дмитриевич, у Вас много информации об истории восовской прессы. Почему бы не написать книгу хотя бы о том периоде, когда Вы возглавляли журнал?
— Я такие предложения слышал несколько раз. Но мне гораздо проще об этом рассказывать. К сожалению, я не освоил компьютер.
— Евгений Дмитриевич, недавно на юбилее Московской городской организации ВОС Вас чествовали уже не только как почётного ветерана, но и как примерного семьянина. Ведь со своей женой Галиной Михайловной Вы прожили больше 50 лет. Как Вы познакомились?
— Мы с Галиной жили неподалёку друг от друга, она на Бакунинской улице, я — на Большой Почтовой, но познакомились только в МГУ, оба учились на историческом факультете, хотя на разных отделениях. Встречались на общих лекциях. Сидели напротив друг друга. После занятий часто вместе возвращались домой. Ходили в театр, кино. Потом отношения стали более серьёзными. А после окончания МГУ поженились.
— Но ведь Галина Михайловна — не только жена при муже. Она самодостаточная личность. Многого достигла в жизни. Расскажите о ней поподробнее.
— Галина — активный человек, хороший организатор, умеет устанавливать контакты с людьми. У неё на всё быстрая реакция. После окончания университета почти сорок лет проработала в Восточном отделе Государственной библиотеки иностранной литературы. Занималась, в основном, корейской литературой. Знает корейский язык. Несколько раз бывала в КНДР, а также в Монголии, Алжире. Писала статьи, редактировала тематические сборники, издаваемые библиотекой.
Была активным участником Общества советско-корейской дружбы, входила в состав руководства этой организации. Её уважали. Не будь она так крепко связана семейными делами, могла бы, как говорится, далеко пойти. Я считаю себя виноватым в том, что она не поднялась на тот уровень, который бы соответствовал её образованию и интеллекту.
— Какие у Вас есть награды за Ваш многолетний труд?
— Я «Заслуженный работник культуры РФ». Награждён орденом «Знак Почёта».
— Чем занимаются ваша дочь и внук?
— Дочь по профессии дефектолог. Внук — менеджер одной из фирм.
— После выхода на пенсию у Вас появилось немало свободного времени. Чем заполняете его?
— Много читаю. Например, прочитал книгу Павла Таранова «Интрига. Способ выживания». Автор на огромном историческом материале показывает, как интрига пронизывает всю жизнь человека.
— Неужели ничего не пишете?
— Пишу об общественном движении инвалидов. Пользуюсь краткописью собственного «сочинения», поэтому мои записи никто не прочтёт.
— Что хотите сказать в этих записях?
— То, что говорил постоянно — инвалидам всех категорий надо действовать в рамках разумной кооперации, чтобы работать на себя и на общее дело.
— Спасибо Вам, Евгений Дмитриевич, за откровенные ответы. Прожитые годы были насыщенными, интересными. Вы оставили заметный след в истории журнала. Ваши коллеги и читатели помнят и уважают Вас. С днём рождения! Здоровья, счастья, удачи.
Материал подготовила Валентина Кириллова