Поэзия

Вера Панкратова,

Тюмень

* * *

Ослепнув, я снова училась писать,

Мне друг-одноклассник прибор смастерил.

Но рамка скользила, сдвигалась тетрадь,

И быстро рука выбивалась из сил.

И прыгали точки, плясали слова,

И снились мне ночью цветы и трава.

Мне снилось, как солнце садится за бор,

А утром я снова бралась за прибор.

И было так трудно опять и опять

Знакомые буквы вслепую писать!

* * *

Я в детстве мало в классику вникала,

Наверно, до неё не доросла,

Но «Соловья» услышав, замирала:

Такой волшебной музыка была!

Судьба со мной жестоко поступила.

И слух угас… Лишь  в памяти моей,

Тревожа душу, трепетно и мило

Ещё звучит бессмертный «Соловей»!

Анатолий Иванов,

 Братск

* * *

В глазах мгновенно потемнело —

Вокруг сплошная пустота,

Стальная дрожь пронзила тело,

В виски стучится слепота.

Потом больничные халаты,

Звучат чужие голоса,

Шагами меряю палату,

В душе - с тельняшки полоса.

Уколов зряшное мученье,

Глухие месяцы в тоске,

Друзей надёжных утешенье

И трость в ослабленной руке.

Толпятся дни, как наважденье,

Ночей длиннее не видал,

Жены любимой отреченье,

А я гасил, гасил скандал.

Случайно, может, не по праву,

Профессор задал мне вопрос:

«А что ты слышал про державу,

Которая зовётся ВОС?

Там вылечат твои сомненья

И в темноте научат жить,

Отыщут силам примененье,

Вновь будешь Родине служить!»

Поверить смог в призывы эти

На безотрадном берегу.

Пока дышу на белом свете,

Я перед Обществом в долгу!

 Валерий Голобоков,

Новосибирск

* * *

Промозглой слякотью осенней,

В пургу, туман и знойным днём

От поселенья к поселенью

Шагал слепой с поводырём.

Была неласковою доля:

Что — Бог не дал, что — рок отнял.

Но закалялась в бедах воля.

Незрячий грамоту узнал.

Привыкли к трости понемногу,

Как к продолжению  руки.

Теперь прощупали дорогу,

Все ямочки и бугорки.

Уже слепые не убоги,

Познав науки, спорт и труд,

Себе открыли все дороги,

И в семьях счастливо живут.

Едины в радости и горе,

Станки умеют укрощать,

Работать могут на подворье.

«Вперёд, трудяги! Так держать!»

 

Анатолий Кобзев,

Красноярск

Чердак

Где пахнет затхлой плесенью и пылью,

На мрачном паутинном чердаке,

В углу валялись сломанные крылья

В дырявом перепачканном мешке.

Извлёк я их на Божий свет и бросил

В большую кучу рухляди чужой,

Не утруждая сонный мозг вопросом:

Кому они служили над землёй?

Ну что ж, и у меня когда-то было

Два серебристо-розовых крыла.

Манило небо вдаль широкой силой,

Да мать-земля паденьем обожгла.

А молодость меня манила снова

К высокой белокаменной стене,

Но старшие упрямо и сурово

Ломали по кусочкам крылья мне.

Я всё же влез на самый верхний камень,

И лишь забрезжил радостный рассвет,

Я замахал уверенно руками,

Но понял вдруг, что крыльев больше нет.

Спустился вниз безропотно и вяло,

Из общей миски ел и место знал,

Стал винтиком, работал без запала

И только самолётами летал…

Мне захотелось вновь взойти на крышу,

Вкушая за спиной щемящий груз,

И сделать шаг, но исподлобья слышу,

Как чей-то голос шепчет: «Разобьюсь!..»