Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

         ВО ТЬМЕ ОДИНОЧЕСТВА

ЧЕРНЫМ-БЕЛО

Стеснён крахмальною рубашкою,

В костюме, словно с похорон,

Влачу по жизни ношу тяжкую,

Как всем удобный эталон.

Меня таким слепили зрячие:

По снегу — угольная пыль.

Да только помыслы горячие

В сюжет протаскивают быль.

К сожалению, многие маститые литераторы и начинающие авторы в своих произведениях создают примитивный художественный образ среднестатистического незрячего. Резко очерченный силуэт, по сути, негатив во всех смыслах данного слова, поневоле переносит внешние признаки на предполагаемый характер тотальника и его чёрно-белый духовный мир, лишённый оттенков. Для подтверждения вышесказанного приведу лишь один пример из современной лирики. Серафима Клюкина из Кирова со знанием дела написала:

 «В белой кофточке, юбке чёрной,

Туфли-лодочки на каблуке.

«Хороша! — Говорят. — Бесспорно!

Только белая трость в руке…»

Разумеется, в контрастную схему легко вписываются и официально признанные атрибуты слепого: чёрные очки и белая трость. Они стали «знаками беды», заняв место даже на информационных табличках и дорожных знаках. Проза даёт целый ряд подтверждений этому. В книге Джин Реник «Обещания» наряд героини  упомянут мимоходом, а «цветомузыка» личности вообще отсутствует, зато «слепецкие аксессуары» сразу притягивают внимание. Романтичное знакомство богатой наследницы и её «рыцаря без страха и упрёка», которому герб заменял полицейский значок, произошло так:

«Впереди, в нескольких ярдах от него, с правой стороны дороги стояла девушка и с усилием пыталась отцепиться от чего-то, похожего на колючую ветку ежевики, кустарники которой пробивались через нижние сучья невысоких деревьев, росших рядом. Ветка оторвалась, и девушка упала вместе с ней на землю. Он резко остановил свой «Камаро», чуть не наехав на валявшиеся у дороги разбитые очки. Выйдя из машины, Матт увидел лежавшую на земле сумку с рассыпавшимися продуктами. Футах в тридцати от них валялась тонкая белая трость. Он понял, что это — вероятно, незрячая постоялица Анни Чатфильд, о которой она как-то упоминала. Ей требовалась помощь. На ходу оценивая ситуацию, Матт быстрыми шагами направился к ней. Несомненно, она была слепая — он видел слёзы в её глазах, но их выражение было абсолютно безжизненно. На шее он заметил несколько царапин. На неё было совершено нападение…»

Особое внимание хочется уделить очень «женскому» роману Линды Гиллард «Увидеть звёзды», потому что, спустя век с гаком, к повести Короленко «Слепой музыкант» наконец-то добавилось новое своеобразное учебное пособие, одинаково полезное видящим и слепым. На протяжении всего талантливого произведения главная героиня Марианна ведёт внутренние монологи, которые несут большую социально-информационную нагрузку. Ценно, что о психологических и бытовых проблемах «тёмных людей» рассказывается  в художественной форме.

Сорокапятилетняя тотальница, казалось бы, потерявшая смысл жизни, пытается разобраться в странностях взаимоотношений инвалидов по зрению и здоровых граждан. Она обращает внимание даже на особенности речи: «Вы когда-нибудь задумывались о том, что наш язык откровенно подыгрывает зрячим? Наверняка нет… Ну, а я вынуждена осторожно выбирать при общении с кем-то слова, чтобы не возникало неловкости. Вы только вслушайтесь во все эти фразы: «О, я вижу, к чему вы клоните… а теперь рассмотрим вот что… я вижу примерно так… вглядись в то, что таится между строк… не вижу, какая тут связь — всё зависит от вашей точки зрения. Ну что, видите, какая складывается картина?..»

Удивительное попадание прямо в «яблочко». Зрячая английская писательница  смогла проникнуть в самую суть проблемы, которая, оказывается, одинакова у россиян  и британцев. Члены ВОС нередко в своём кругу обсуждают подобные ситуации. Горький опыт подтверждает, что приходится приноравливаться к общепринятой норме, поэтому один тотальник может спросить у другого: «Ты смотрел вчера футбол?» И услышать в ответ: «Да, я наблюдал этот кошмар!»

Возможно, данные рассуждения и не имеют прямого отношения к заявленной теме, но раз уж подвернулась такая ёмкая цитата, грех было её проигнорировать. Кстати, вспомним и ещё один печальный аспект взаимоотношений отважных представителей маломобильного населения, водителей  и затурканных пассажиров общественного транспорта, на котором основана дебютная сцена повествования.

Каждый незрячий, автономно скитавшийся по оживлённым улицам мегаполиса, а тем более испытавший на себе автобусную толкучку и дикую мешанину метрополитена, наверняка вступал в прямой контакт с участниками движения, озабоченными прохожими   или пассажирами. Избежать лобовых столкновений  практически невозможно, как бы тотальник не осторожничал. Виновниками аварий обычно бывают зрячие, которые почему-то  уверены, что встречные обязательно уступят им дорогу. Они частенько не соблюдают даже элементарных правил правостороннего движения: несутся, нацепив наушники плеера или мобильника, а то и просто «считая ворон». Сгоряча городские «камикадзе» на повышенных тонах обращаются к нерасторопному противнику с ехидным вопросом: «Ты что, слепой?» Они сильно удивляются, поняв, что это именно так, после чего обычно стараются тихо раствориться в толпе, а инвалиду по зрению остаётся «зализывать раны».

Вот и в самом начале книги Марианна по привычке мысленно обращается к поспешно укатившему велосипедисту, который, из-за собственной неосторожности, едва не врезался в неё, став причинной загубленных продуктов: «Так оно и есть, я слепая. Секунды две я выжидаю, когда вы оправитесь от изумления. Потом вы обычно спрашиваете, нет ли у меня собаки-поводыря, золотистого лабрадора? Или белой трости? Или уж хотя бы надела большие тёмные очки, как у Роя Орбисона и Рэя Чарльза. Разумеется, я сама виновата, брожу тут с таким видом, будто я нормальная. Многие так говорили. Но мне-то откуда знать, какой у меня вид?»

А ещё Марианна частенько рассуждает об «изобразительном ряде»: «Я никому не делаю зла. Но и любви, признаться, ни к кому не испытываю. Больше ни к кому. Монохромное существование — так мог бы сказать про меня зрячий человек, но даже это «моно» предполагает наличие цвета, хотя и одного…»

Нестандартно мыслящая вдова использует антагонистичные краски не только для безоттеночного живописания окружающей среды, но и для выражения собственных чувств. Подобная откровенность, вплоть  до бытового уровня, встречается не часто. Наверняка многие незрячие, особенно мужчины, имеют противоположное мнение или абсолютно равнодушны к данной проблеме, но это не делает задачу развития эстетики на ощупь менее актуальной. У англичанки можно кое-чему поучиться, хотя её несколько тепличные условия существования для большинства инвалидов по зрению неприемлемы, ведь не у всех есть состоятельная родственница, готовая самозабвенно опекать младшую сестричку:

«Злость — не моё пристанище и не мой цвет — я такой не ношу. В моей огромной спальне стоят два шкафа. В одном — чёрные вещи, в другом — белые и цвета слоновой кости. Так повелела Луиза, моя старшая сестра. Что ж, при моих нулевых познаниях относительно расцветок мне всё едино… Носить одежду разных цветов незрячему слишком сложно. Ведь нужно прилично выглядеть и на работе, и в обществе, я хоть редко, но выбираюсь в люди, и очень важно чувствовать, что ты ни от кого не зависишь. Поэтому все вещи должны нормально сочетаться, в любых комбинациях. Чёрное с белым всегда смотрится неплохо, если я вдруг перепутаю шкафы и схвачу что-нибудь не из того. Светлая одежда, к сожалению, непрактична. Быстро пачкается, и сразу заметно любое пятнышко. Когда не видишь тарелку, аккуратно есть довольно сложно, поэтому я кучу денег извожу на химчистку. Лу всегда говорит, какие вещи уже пора освежить. Зато мне не приходится торчать перед зеркалом, терзаться, что же надеть. А так: сегодня — чёрное, завтра — белое. Без вариантов. Иногда Лу уговаривает меня повязать яркий шарфик или накинуть кашемировую шаль — слегка оживить моё строгое одеяние…»

Роман открывается встречей главных героев и закольцовывается таким же событием, охватывая год их жизни. Интересно, что Марианна сначала демонстративно пренебрегает тифлоприборами, а затем диаметрально меняет отношение к  ним, потому что беспокойство за будущее ребёнка затмевает  стремление к мнимой самостоятельности. Экстремальные эксперименты теперь не для неё — ответственность заставляет меняться:   

«Я двигалась по брусчатой дорожке назад, в сторону входа. Резко свернув налево, пошла по травке, нащупала тростью скамейку. На всякий случай тихонько спросила: «Тут свободно?» Никто не ответил, и я села, сложив трость. Я знала, что впереди передо мной памятник. Я не слышала, чтобы кто-то ещё входил в парк. А старушка, про которую говорила Луиза, вероятно, уже удалилась. По-моему, минутой раньше слышала её шаги и постукивание палочки о брусчатку, значит, теперь я тут по идее была одна… Я привычно прижала ладонь к животу, мне всегда казалось, что так успокаиваю сына. И только сидя тут на скамейке, поняла, что этим жестом я успокаиваю себя. Чтобы ещё раз ощутить, что я не одна. Теперь совершенно исчезло чувство одиночества. Даже когда ребёнок не шевелился, я ежесекундно помнила о его существовании. А как не помнить, если он заставил меня медленнее двигаться и так преобразил моё тело? Честно говоря, я не узнавала себя в этой погрузневшей и покруглевшей особе… Я замерла, прислушиваясь, но ничто не выдавало присутствия кого-то ещё. Однако за мной точно наблюдали. Я нажала на кнопку часов, они сообщили мне время. Луиза должна была вернуться через полчаса, а скоро тут наверняка появятся какие-нибудь люди, но пока ведь их нет… Обозвав себя мнительной идиоткой, я откинулась на спинку скамьи, подставила лицо солнцу и вдохнула аромат роз…»

В таинственной эпопее «Сокровища Валькирии» Сергей Алексеев описывает борьбу древней организации «несущих свет» гоев со вселенским злом. Обворожительные дары, учёные книгочеи варги, странствующие авеги и  могущественные воители страги под руководством легендарного Атенона противостоят кощеям, которые властвуют  над обречёнными брести по миру без пути изгоями. Утратившему светоносность человеку вместо посоха-луча полагалась сучковатая клюка. Опознавательный знак всякого незрячего ходока в данном произведении используется в системе мистических символов, а среди эпизодических персонажей — целых три тотальника. Правда, мужчина, в конце концов, оказывается зрячим, зато женщины действительно лишены зрения, но обладают незаурядными способностями.

В третьем романе остросюжетного «пятикнижия» под названием «Земля Сияющей Власти» главный герой Русинов по прозвищу Мамонт попадает на испытательную стажировку в «глубинную резиденцию» гоев. Он не отрицал предначертаний рока, но всё равно иногда пытался сопротивляться, казалось бы, неизбежному:

«Только сейчас Счастливый Безумец рассмотрел, кто перед ним: выжженные то ли огнём, то ли кислотой глаза, изуродованный малиновыми шрамами лоб, переносье… Он затаил дыхание, пугаясь её вида, попытался сосредоточить взгляд на приоткрытых страстных губах; Дара же расценила это по-своему и, стоя перед ним на коленях, неожиданно и молниеносно сдернула с себя белое рубище. Несмотря на возраст и обезображенное лицо, тело её оставалось прекрасным, чистым и источало смолистый запах, словно факел в Хранилище Весты… Избранник ощутил сильнейшее возбуждение и уже потянулся к телу Дары, но внезапно увидел на своей руке золотой гребень — тот самый, которым расчёсывал волосы Валькирии… Он медленно встал на ноги, отступил на шаг и осторожно попятился к двери, утопая по щиколотку в мягком ковре, а она всё ещё ощупывала вокруг себя пространство. Мамонт не мог ещё унять прерывистого дыхания, однако спиной открыл дверь и выскользнул в коридор. Взбудораженный разум горел холодным огнём так, что в ночном освещении «гостиницы» полыхало сияние, сходное с полярным. Он с трудом разыскал свою каморку, ворвался в неё и рухнул на волчьи шкуры. Он думал заснуть, чтобы очиститься сновидениями, однако минуты не мог пролежать с закрытыми глазами и внезапно ощутил, что в голове и душе — совершенная пустота. Всё открытое, добытое в соляных копях не вошло в плоть и кровь, а растворилось без остатка, и окружающий мир оставался для него по-прежнему неразгаданным…»

Ещё в дебютной книге увлекательной серии «Стоящий у солнца» появляется загадочная  Любовь Николаевна. Незрячая «хозяйка конспиративной квартиры» описана вовсе уж скудно: «Повязалась белым платком, взяла корзину и гладкую высокую палку: «По грибы пойду. — Сказала она. — Маслята по старым дорогам пошли…» Старуха специально уходила из дома, чтобы не мешать незваным, но уважаемым и желанным «гостям», а на волосах — опять соответствующий традиции головной убор и в руке — импровизированная ориентировочная трость.

Сергей Алексеев намеренно ввёл в повествование сквозной эпизодический персонаж, который выполнял нелёгкий урок хранителя древней мудрости. Мамонт впервые встречает его в импровизированной лечебнице на пасеке. Автор ухитрился описать страждущего без единой краски, между тем, основные признаки слепца упомянуты: «Опираясь на палку, из предбанника вышел больной пермяк. Он был в своих тёмных непроглядных очках и большом махровом халате, наброшенном на плечи… Вот он безошибочно потянулся и взял палку, вот вышел на берег речки  и, не ощупывая впереди себя путь, точно остановился на краю обрыва… Пермяк стоял лицом к Уральскому хребту в знакомой позе — ожидания солнца…» Старшего смотрителя подземной библиотеки Русинов ещё не раз повстречает в шахтах, где оказались в чести священные «белые одежды». Тогда и выяснилось, что варга — зряч, но у него сильно болят глаза так же, как и суставы.

Знаменитый автор «психологических» детективов Джеймс Хэдли Чейз написал роман «Лапа в бутылке», или «Рука в кувшине». В нём анализируется целая цепь взаимосвязанных преступлений и трагических случайностей, а в центре событий находится незрячий хозяин завода, возвратившийся с войны. Первая внезапная встреча миллионера с очередной новой горничной его взбалмошной супруги описана всего несколькими фразами, впрочем, о ключевой инвалидной детали классик жанра не забыл:

«Дверь отворилась. Она повернулась, стиснув кулаки и сдерживая готовый вырваться крик. Вошёл мужчина. Он был в чёрных очках, скрывающих глаза. Впялив в неё тёмные стёкла, остановился в дверях.

— Здесь кто?нибудь есть? — холодно спросил он. — Бланш, ты здесь?

Джуди, к своему облегчению, поняла, что это был Говард Уэсли. Он, конечно, не мог её видеть…»

Порой в тексте популярных переводных произведений отсутствуют важные для понимания российских читателей детали. Вот и на этот раз о цветовой гамме одежды преуспевающего джентльмена — ни слова. Естественно, подразумевается традиционный дресс-код английского учёного и бизнесмена середины прошлого века. Тогда это был строгий чёрный или тёмно-синий костюм с белоснежной сорочкой, а иногда, как дань прошлому, фрак с накрахмаленной манишкой той  же скудной палитры. Так что можно было не тратить бумагу на само собой разумеющиеся мелочи.

Увы, подобная сдержанность красок свойственна не только «женским романам», фантастике и детективам, но и «серьёзным» бестселлерам, в которых ведущую роль играют средневековые мужчины. Умберто Эко в романе «Имя розы» погружает любителей истории в обстановку бенедиктинского монастыря, где на фоне драгоценных фолиантов пламенеет жуткий шабаш подлости и мракобесия. Основные виновники катастрофы собрались в библиотеке: «Смех ещё звучал, когда у нас за спиною грозно и гулко прогремело: «Пустословие и смехотворство неприличны вам!» Мы оборотились. Говоривший был старец, согбенный годами, как снег, весь белый — не только волосы, а и кожа, и зрачки. Я догадался, что он слеп. Но голос его сохранял властность, а члены — крепость, хотя спина и сгорбилась от возраста. Он держался, будто мог нас видеть, а по речи казалось, что он обладает и даром прорицания…»

Воистину запоминающийся портрет незаурядного патриарха. По первому впечатлению, он представлялся мне нахохлившимся грифом. Его зловещая фигура одновременно отталкивала и притягивала. Внешний антураж не требовал дополнительных разъяснений, возможно, потому, что типичным одеянием монаха считается потрёпанная сутана мрачных колеров. Не случайно в православии существует «чёрное духовенство», облачение которого, словно вороново крыло. Такие священнослужители отрешаются от всего земного, в том числе и от семейных уз.

Убийца и поджигатель более полувека провёл в монастыре, общаясь исключительно с братьями по ордену и оберегая духовное наследие минувших поколений, хранимое в тысячах томов. Кропотливая работа современного писателя, исследователя  и учёного убедительно демонстрирует страшную ущербность психики гениального злодея, замкнутого на самого себя. Во имя  осуществления великой идеи фанатик никого и ничего не жалеет. На пути к призрачной цели безумец без зазрения совести преступает Божьи заповеди и человеческие законы,  даже своё бренное тело принося в жертву! Неужели всё это  натворил немощный слепец? Талантливый автор намеренно лишил негодяя зрения, чтобы усилить эффект произведения, только вот не подумал, какой удар на подсознательном уровне снова был нанесён имиджу нынешних инвалидов.

Народная мудрость утверждает: «Слепой кончиками пальцев видит, но ему и свет — темнота, ведь убогому и в полдень солнце не светит!» Это вроде бы проверенное тысячелетиями изречение всё-таки слишком односторонне. Его «зебровый» максимализм порождает искажённое восприятие, а следовательно, недопонимание. На самом деле, всё гораздо сложнее: осязание не может полностью заменить зрение, а ласковые прикосновения светила незрячие прекрасно ощущают и чувствуют себя погожим днём намного комфортнее, чем в ненастные сумерки или во мраке безлунной  ночи. Впрочем, в любое время суток тотальник обречён на изолированное существование, даже среди близких и доброжелательных людей он находится в плену собственных заморочек. От них нельзя избавиться, но это не должно мешать двигаться навстречу  мечте!

Иду в неведомое ощупью,

Моя попутчица — хандра.

И боль отверженности ночью пью.

Всё ближе «чёрная дыра»!

А тьма порой бывает белою

И даже радужных тонов.

Я с нею вряд ли что поделаю…

Ну, если только в яви снов!

          Владимир Бухтияров