ЛИЧНОСТЬ  

ОН ПРИШЁЛ, ЧТОБЫ ЗАПОМНИТЬСЯ

В жизни каждого человека периодически  происходят юбилеи. Большие и маленькие, торжественные и не очень. Но во всех случаях это повод заглянуть в себя и посмотреть вокруг, сопоставить то, что уже достигнуто, с тем, что ещё возможно. Постоянный автор нашего журнала, преданно сотрудничающий с изданием на протяжении нескольких десятилетий, ветеран ВОС Владимир Матвеевич Подаруев из Кургана недавно отметил сразу два творческих юбилея. Пятьдесят лет назад в районной газете «Ленинский путь» была опубликована его первая заметка, открывшая ему путь в журналистику, а сорок лет назад в «Нашей жизни» появилась его первая повесть «Дружище Гром», с которой начался прозаик Владимир Подаруев. Всего за эти годы увидели свет 25 сборников его произведений. Эти цифры взяты из библиографии, которую составил верный друг и почитатель таланта В. Подаруева Леонид Перетягин из Новосибирска (светлая ему память). Она, кстати, занимает несколько страниц убористого  шрифта. Этот солидный багаж, которым может похвастаться не каждый пишущий человек, даёт ему право  рассказать о себе  нынешним читателям «НЖ»

Читал запоем и сочинял сериалы

— Владимир, мне кажется, что судьба человека  и направленность его творчества во многом определяются тем, откуда он пришёл в этот мир. Расскажи  поподробнее о своих корнях.

— Моя мама из крестьян, папа — тоже, но сумел получить образование, окончил Екатеринбургское реальное училище, работал учителем в родной деревне Житниково Курганского уезда. Затем его избрали доверенным по продаже масла от маслодельной артели. Это было в 1907-м. Тогда был создан Союз маслодельных артелей во главе с известным предпринимателем Балакшиным. Курганское масло поступало в Европу, Америку и Азию. Его качество было таким, что оно поставлялось ко двору королевы Великобритании. У меня сохранилась фотография, на которой запечатлён мой отец, Матвей Андреевич Подаруев, в составе делегации российских маслоделов в Лондоне в 1914 году.

После революции и гражданской войны Союз маслодельных артелей перестал существовать. Отец, предвидя раскулачивание, уехал из деревни в Глазов, а позднее вернулся в Курганский район Челябинской области. Работал десятником на лесозаводе, секретарём сельсовета. На фронт не был мобилизован по возрасту, умер в 1945 году, когда мне было шесть лет.

Отец сотрудничал с «Народной газетой», издавалась такая то ли в общероссийском масштабе, то ли в местном, но в архиве есть его корреспонденции. Так что вполне может быть, что я унаследовал некоторые его наклонности. Мама 17 лет отработала на лесопильном заводе, как тогда было принято говорить, чернорабочей.

— Владимир, ты прекрасно знаешь свою родословную. Но в то же время  тщательно изучаешь историю того населённого пункта, в котором доводится пожить. Многие довольствуются штампом в паспорте. И не каждому приходит в голову поинтересоваться, что и как было до него. Для тебя же  в этом плане не существует «белых пятен». Твоя географическая карта раскрашена яркими красками. Зачем тебе это нужно?

—Человек — часть пространства, в котором существует. Они взаимосвязаны и питают друг друга. Естественно, что он хочет знать и чувствовать землю, по которой ходит. Вот, например, Чашинск — маленький посёлок, которого уже нет на карте. Но я жил там, это  родина моего творчества. Сама атмосфера той размеренной сельской жизни подарила мне какое-то особое умиротворённое состояние души. Свежий воздух, неторопливая работа во дворе, на огороде, заготовка дров, общение с соседями за праздничным и карточным столом, незатейливые беседы о погоде, ожидаемом урожае, о наших героях-космонавтах, о далёкой и в доску братской Кубе, походы в лес за ягодами, за грибами. Мне до сих пор всё это близко. Я такой же, как Чашинск, —  неторопливый, умиротворённый. Ну как я мог не поинтересоваться его историей? А она действительно удивительна! До революции это была заимка известного на всю округу купца и промышленника Смолина. Он владел винокуренным заводом в Кургане. Его цеха стоят и по сей день, а именуется это предприятие дрожзаводом, там я проработал несколько лет. На своей заимке в живописном сосновом бору Смолин разбил сад, на речке Ик соорудил плотину, поставил водяную мельницу и «домик». Позднее в нём размещались почтовое отделение, сельский Совет и библиотека.

В тридцатых годах здесь начались лесозаготовки, был построен лесопильный завод. В то же время организовали артель «Экспорт», которая открыла канифольно-скипидарный завод, лесопилку, бондарный и столярный цеха. В обычном понимании артель — бригада человек на 15 — 20, а тут работали около двухсот. Никита Сергеевич Хрущёв, придя к власти, ликвидировал все артели, посчитав их «отрыжкой капитализма», что, конечно, было великой глупостью. Их надо было развивать, а не уничтожать, создавая рыночное производство при  сохранении верховенства КПСС, как сделал Дэн Сяопин в Китае в 1978 году.  Судьба посёлка трагична. В 2004-м,  14 мая, он сгорел за сорок минут — 362 дома, 12 человек спалились заживо, задохнулись в дыму — не успели выбраться, погибло много  частного скота. Осталось всего лишь три дома.

— Владимир, когда  и при каких обстоятельствах ты  обнаружил свои литературные способности?

— Сочинять я начал очень рано. Едва  выучил азбуку, как тут же накинулся на книжки, читал в прямом смысле запоем! Конечно, сначала это были сказки и прочая детская литература. Но очень быстро  перешёл на взрослые издания. Школьная библиотекарша отказывалась выдавать мне толстые серьёзные книги, например, «Белую берёзу» Михаила Бубеннова: мол, всё равно не поймёшь. Разумеется, она имела в виду любовную интригу, а не военные дела. Я же, как ни странно, хорошо понимал отношения между мужчиной и женщиной, и это здорово занимало меня наравне с событиями на фронте.  Ну, коли отказали в школьной библиотеке, я записался сразу в две другие. Там тоже с удивлением смотрели на чересчур юного читателя, но  книги выдавали. Как-то так случилось, что я начал пересказывать своим друзьям прочитанное. Перескажешь им, бывало, повесть Роберта Льюиса Стивенсона «Остров сокровищ» или повесть Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре», а ребята требуют продолжения. Что тут делать? Под их давлением  я и принялся сочинять. Получалось нечто вроде нынешних сериалов, только в устной форме. Помню, в пионерском лагере, который был при школе, я уже пересказывал книги всей нашей комнате — коек на пятнадцать. В самое тёмное время суток, от 12-и ночи до 2-х часов я таинственным приглушённым голосом вещал мистический триллер «Белая рука». Мороз по коже, страх до жути! Позже пионервожатая решила использовать мой дар на пользу всей школы. В новогодние праздники меня поместили в сказочный фанерный домик в игровом зале и предложили развлекать учащихся сказками. Обрядили в этакого мудреца с бородой и усами, на голову надели  высокий бумажный колпак. После этого у меня появилось прозвище — Сказочник.

— Как случилось, что такой чувствительный, любящий фантазировать юноша начал свой творческий путь не с литературы, а с такой жёсткой сферы, как журналистика, в которой всякое сочинительство исключается?

 — А случилось то, что на одной из лесных полян нашего рабочего  посёлка Чашинск состоялся футбольный матч между местной командой «Труд» и спортсменами из райцентра. Полтора часа переживаний, бурных эмоций, ликования не прошли бесследно. Вечером в клубе выступала агитбригада из райцентра с песнями, частушками, сатирическими куплетами. Зрителям концерт очень понравился, особенно выступление баяниста и куплетиста Ивана Крысанова. Под впечатлением этого события я написал маленькую заметочку и отправил в районную газету «Ленинский путь». Мой первый опыт напечатали, а дальше последовала корреспонденция «На промысле ценного сырья» о работниках редкой профессии — вздымщиках, это люди, которые добывают живицу — сосновую смолу. Затем  был фоторепортаж «Канифоль идёт». Это всё мы делали с моим другом Алёшей Овсяновым. Я писал, а он фотографировал. Журналистика помогала держать себя в  форме.

— Как ты отнёсся к тому, что стал не сочинителем, а рабом факта. Для тебя это другое мироощущение?

— В той же газете «Ленинский путь» вскоре увидели свет первые мои рассказы: «Счастье», «Решение» и «Большая дата». Сейчас я не включаю их ни в один из своих сборников, находя эти опыты откровенно конъюнктурными, слабыми и бедными по языку. Тогда же, пятьдесят лет назад, считал их достижением, уж никак не меньше. Что касается сопоставления журналистики и литературы, отвечу так: в любой редакции, будь то радио, районная, городская, областная газеты или наши восовские журналы, где принимали или отвергали мои рассказы, непременно просили зарисовки о реальных героях, людях труда, просто интересных личностях. Понятно, что я с готовностью откликался на эти просьбы, тем более что персонажей будущих очерков было предостаточно, они жили вокруг меня. Конечно, писать о конкретном человеке труднее, здесь уж не пофантазируешь, зато имеется другой кайф, когда удаётся найти в своих героях «изюминку», показать их с неожиданной стороны. Так что работа селькора и рабкора тоже по-своему увлекательна, и я нисколько не жалею о затраченном времени на заметки и корреспонденции, информации и зарисовки. И потом, журналистика помогает держать себя в тонусе, не терять форму, искать редкие и смачные словечки, поговорки и пословицы.

— Но мне кажется, что ты больше писатель, чем журналист. Ты спокойный, неторопливый, склонный поразмышлять, порассуждать, прежде чем решиться на что-то. А журналисты — народ стремительный. Они всё время на ногах. Конечно, это моё личное мнение.  Но твой писательский характер  позитивно сказался на твоей личной журналистике. Она у тебя без лозунгов, без назидания, украшена красноречивыми диалогами, легко воспринимается.  Она только твоя, её не спутаешь с другой.

— Может быть. Со стороны виднее.

О людях девять лет писал в стол,  а прославился повестью о собаке

— Как ты оказался в Кургане?

— В маленьком посёлке инвалиду по зрению не хватало точки приложения своих сил, то есть работы, которая обеспечила бы достаток. Пенсия по инвалидности  тогда была небольшой, а газетные гонорары и того меньше. Работу  можно было найти только в городе на специализированном предприятии, где трудились незрячие. Пришлось выбираться из родного села. На Курганском предприятии я освоил почти все его профили: изготовлял мягкую мебель, сколачивал ящики на дрожзаводе и мясокомбинате, собирал картонные коробки на трикотажной фабрике, ремонтировал ящики на пивоваренном заводе, собирал сиденья и спинки для автобусов на Курганском автобусном заводе.

— Как на новом месте складывалась твоя творческая судьба?

— В свободное от работы время занимался сочинительством. Без малого девять лет писал, как принято говорить, в стол, то есть никому своих творений не показывал и не предлагал. И лишь в 1971-м принёс новеллу «Парторг» в Курганское отделение Союза писателей. Тогдашний его секретарь Виктор Фёдорович Потанин рекомендовал её на областное радио. Материал прошёл. За ним последовали другие зарисовки и очерки. Я стал внештатным корреспондентом областного радио, каковым и оставался на протяжении многих лет.

Самым успешным для себя считаю 1972 год. В журнале «Наша жизнь» появилась моя повесть «Дружище Гром». В районной газете «Восход» Мокроусовского района был опубликован большой детектив «Серая «Волга». В журнале «Юный натуралист» увидел свет рассказ «Расплата». Получилось так, что не зря девять дет я вечерами, а чаще всего, ночами сидел за пишущей машинкой. Освоил её достаточно легко, так как  тогда немного видел. А вот когда совсем потерял зрение, пришлось учиться как бы заново. По брайлевскому учебнику овладел американской системой набора текста вслепую, не двумя пальчиками, а десятью. Вот это был настоящий кайф! Работалось легко и быстро! Тридцать лет спустя этот навык очень пригодился мне при освоении компьютера.   

— Владимир, главными героями твоих первых повестей являются собаки. Наверное, потому, что незрячий человек  интуитивно тянется к существам, которым он может помочь, согреть, по большому счёту, защитить и тем самым повысить свою самооценку. Здесь как бы срабатывает «родство душ». Не так ли?

— Действительно, о собаках написаны не только  две упомянутые повести, но ещё и четыре рассказа: «Глупый Кузя», «Дымка», «Собачье счастье» и «Слово гадалки». «Дружище Гром» рассказывает о  незрячих супругах, которые случайно нашли раненную овчарку, привезли домой, выходили. А через короткое время собака спасла  свою новую хозяйку, отыскав её, замерзающую во время метели. Так добро отплатилось добром — старая истина. Это случилось с моей женой Леной. А повесть «Серая «Волга», или Уран берёт след» не была бы создана, если бы не моя встреча с сержантом милиции Геннадием Тотубалиным. Мы познакомились с ним во время моей прогулки с овчаркой Ральфом. По одному из рассказов Геннадия и был написан детектив. Но большое значение имел и собственный опыт.Так получалось, что четвероногие существа в разное время становились не столько моими поводырями, сколько друзьями.  Я к ним тянулся, и они ко мне.  Почему? Не знаю. Наверное, просто нуждались друг в друге. Но собаки не так просты и однозначны, как кажется. Они всё-таки из мира животных, борьба за жизнь идёт на уровне инстинкта. Существует укоренившееся представление, будто собака никогда не покинет своего хозяина, как бы плохо он к ней не относился. Я же смею утверждать, что покинет, запросто уйдёт, если новый хозяин будет лучше кормить, больше уделять внимания, нежели прежний, и, в конце концов, больше любить! Животные это очень хорошо чувствуют. Лично у меня было две таких истории. В разное время к нам, незрячим людям, по собственной инициативе перешли жить две собаки: болонка Филька и норный барсучатник Бим. Именно он описан в «Слове гадалки». Бывшие хозяева этих собак, зрячие люди Виктор Рязанов и Татьяна Первухина, с обидой  и ревностью отнеслись к подобной «измене», но потом смирились, поняв, что их четвероногим друзьям у нас сытнее и веселее. Наши дружеские отношения с ними не изменились, а что враждовать, коли собаки сами сделали выбор.

— Считаю, что не менее интересны и твои повести о людях. Что тебя привлекало в них?

— Могучий, мудрый, добрый — так я определил для себя Валериана Чеславича Дорняка при первом знакомстве. Таким он и остался в моей памяти. Судьба его уж никак не баловала. В пять лет ослеп, в десять осиротел, однако каким человеком реализовался! Золотая медаль по окончании школы, красный диплом  педагогического института!  Затем почти сорок лет преподавал в Сыктывкарском учебно-консультативном пункте. Валериан Чеславич послужил прототипом главного героя моей повести «Там, за поворотом...». «Начало» — в  этом произведении говорится о трудовых буднях незрячих тружеников, которые осваивают новое производство в цехах большого завода. Меня привлекали сильные люди и необычные ситуации, в которых они могли проявить свой характер.

О трудностях с иронией

— Увлёкшись разговором о творчестве, мы упустили вопрос о твоём зрении. А ведь читателям интересно знать, какой ты восовец: тотальник или с остатком, и как существуешь в состоянии своих «ограниченных физических возможностей»?

— Зрение моё было плохим с детства. Днём и вечером при хорошем освещении я видел прилично, мог читать и писать, выполнять любую работу. Однако стоило мне попасть в полутёмное помещение или наступали сумерки, я становился полностью слепым. Это удивляло и забавляло многих. Чистые, открытые глаза, всё видит и вдруг на полном бегу врезается в человека! Так я сбил с ног директора школы, когда из ярко освещённого зала вылетел в тёмный коридор, за что был наказан. В пятом или шестом классе меня повезли в областной центр к окулисту. Целый день мы сидели с мамой в очереди. Очумелому от усталости врачу не захотелось разбираться в моих проблемах. Он нацепил мне очки и сказал, что зрение поправится. Очки мне нисколько не улучшали видимость и только  прибавили кличек. Учёба и страсть к чтению окончательно угробили зрение. Сразу по окончании школы мне дали вторую группу инвалидности и рекомендовали идти на работу в Общество слепых.

Об этом у меня написано пять документальных  рассказов: «Знакомство», «На пивоваренном заводе», «Цинковый угар», «Блин брюху не порча» и «За колючей проволокой». Я их объединил под названием «Бригада «Ух!». Через несколько лет решил переселиться в Одессу, чтобы там работать и одновременно лечиться в Филатовском институте.  Никто там меня, естественно, не ждал. Рабочих мест на УПП не было, меня даже не поставили на очередь из-за отсутствия прописки. Работу я нашёл в пригородном совхозе, трудился там всё лето, жил с бомжами  в ожидании очереди на лечение. В Одессе прошёл курс биогенных стимуляторов, но вылечить мой пигментный ретинит не удалось. Посоветовали жить в тёплых краях с мягким климатом, есть побольше фруктов, желательно круглый год. Ну,  где такое может быть?  Естественно, в  Абхазии. Туда я и отправился. Однако там  не прижился и отбыл домой после недолгого пребывания на райской земле.  Всеми силами хотел  вернуть зрение! Не получилось. Пришлось смириться с судьбой. Об этом куске своего бытия пока ничего не написал. Так что мои выводы и откровения  всё ещё внутри меня. А живу так же, как и все, приняв то, что имею.

 — Ты молодец, что  «озвучиваешь» свои личные жизненные приключения. Рассказы о себе — вещь полезная.  Во-первых, читатели узнают об авторе, как говорится, из первых уст. Это сближает вас. К тому же, «выговариваясь», ты помогаешь себе очистить душу. И в-третьих, взятый из жизни сюжет всегда оживляет произведение, а нередко и превращает его в достоверную иллюстрацию конкретного исторического времени. Лично мне очень нравятся твои рассказы периода 90-х годов. Тогда  советский человек оказался в новых реалиях и с трудом привыкал к ним. Эти зарисовки с натуры ты писал с юмором, иронизируя над происходящим, что было очень хорошей находкой и, пожалуй, единственным утешением для пострадавших, помогая им  переносить невзгоды. Мне кажется, что именно в 90-е ты поверил себе и раскрылся, нащупав новую философию своего творчества.  Не пугать читателя, а научить улыбаться. С кого списывал героев? Убеждена, что твои ироничные рассказы были бы интересны профессиональным артистам-юмористам.  Ты с этим согласен?

— Во-первых, спасибо за добрую оценку и чрезвычайно лестную для  меня похвалу. А во-вторых, герои опять же были повсюду. «Квартирантка» жила у нас, здесь и выдумывать ничего не пришлось. А героем трёх рассказов — «Свадебный сержант», «Жареное мороженое» и «Ах, бизнес, бизнес!» — являлся наш внучатый племянник Слава. Ироничный стиль был спасением в тех ситуациях. Иначе можно было бы сойти с ума.  Два своих сборника передал нашему земляку — артисту-юмористу Юрию Гальцеву, правда, не из рук в руки, а через его родственников. Ответа не получил. Других попыток не делал, а идея неплохая, но на кого выйти и как?

Удивительные люди в удивительное время

— Знаю тебя как общительного человека, гостеприимного хозяина хлебосольного дома. Почти вся наша редакция в разное время перебывала у вас с Леной.  Да и ты, приезжая в Москву на семинары общественных корреспондентов, всегда  собирал вокруг себя компании.  Представить тебя бирюком невозможно. Где ты — там веселье, шутки-прибаутки. Неудивительно, что  у тебя очень много друзей. Кто запомнился больше всего? Предвижу, что ответ на этот вопрос будет не самым коротким, но не могу не спросить, потому что понимаю, насколько для тебя это важно.

— Интересных и чрезвычайно талантливых людей я встречал немало. Например, наши семинары корреспондентов — это настоящее созвездие дарований! «Таланты все при шпаге, при плаще», как сказано у Высоцкого. С кого же начать? Пожалуй, с  Евгения Дмитриевича Агеева. На семинаре 1973 года случилось ЧП.       На первые занятия не явились сразу два лектора. Главный редактор «НЖ» Е. Агеев как ответственный за семинар решил управиться в одиночку. Вначале прочитал свою двухчасовую лекцию, потом за «того парня», затем за второго — так шесть часов кряду! Уже в самом конце спросил:

— Я вам не надоел?

— Нет, — дружно ответили мы, — можно ещё пару часиков!

И это был не блеф, потому что лектор оказался не только блестящим оратором, но и шутником. Он разбавлял серьёзный разговор о работе над словом весёлыми байками, любопытными фактами и даже анекдотами. Шесть часов пролетели, точно один миг.

Позднее с Евгением Дмитриевичем были частные беседы уже по моим литературным опытам. Что-то принималось главным редактором, что-то отвергалось, но всегда тактично и убедительно. Конечно, претензии возникали с обеих сторон, но их удавалось разрешить вполне даже мирно. Второй кумир — Виктор Александрович Глебов, главный редактор журнала «Советский школьник». Встречи с ним во многом определили моё видение современной литературы, в частности, рассказа. Если Шукшин и Довлатов были моими заочными учителями, на которых хотелось равняться, то Глебов являлся как бы личным наставником, а ещё непревзойдённым рассказчиком всяческих историй из жизни слепых. В основном, это были курьёзные и весёлые эпизоды, я смеялся от души и что-то, видимо, откладывалось для моих будущих иронических и смешных повествований. Жалею, что по горячим следам не записал эти комические и забавные притчи, могла бы получиться занятная книжка.

На одном из семинаров в Быково мне посчастливилось жить в одной комнате с поэтом Андреем Золотарёвым. Это был удивительный человек! Крестьянский сын по рождению, горожанин по жизни, поэт Божьей милостью и гениальный рассказчик, артист в своём роде. Деревенские притчи и байки он изображал в лицах, осязаемых образах. Поздними вечерами, перед сном, когда он открывал «театр одного актёра», мы хохотали до слёз, умоляя сказителя:

— Андрей Кириллович, пощади! — Золотарёв умолкал, но только для того, чтобы выдать очередную историю сельского бытия.

Какой тут сон? Наша «ржачка» продолжалась до двух-трёх часов ночи. И откуда наш товарищ все эти курьёзные случаи брал и как умудрялся хранить в памяти столько смешного и занятного, невозможно было представить!

Приезжая на очередной семинар, знакомясь с новыми братьями по перу, я всегда удивлялся, сколько же неординарных и талантливых людей в ВОС! Это и Виктор Никитин из Волгоградской области и Виктор Черкасов из Махачкалы, Геннадий Глухов из Ельца и Геннадий Северюхин из Кирова, Николай Вешняков из Мурманска и Николай Щёкин из Орла. Я с сожалением ставлю здесь точку, ибо список мог бы растянуться на десятки имён.

Я счастлив, что был знаком с этими замечательными людьми, что жил в то удивительное время. Недавно заочно подружился с Леонидом Авксентьевым. Переписываемся, обмениваемся произведениями. Он присылает свои стихи и рассказы, я отправляю ему то, что удаётся издать. Обсуждаем напечатанное в журнале «НЖ». Подшучиваем друг над другом, иногда подбадриваем. Чувствую в Леониде близкого по духу человека, очень искреннего и весёлого.

Оглядываясь назад, подсматривает в будущее

— В настоящее время ты, пожалуй, один из самых известных литераторов в восовской среде. Где можно найти твои книги, чтобы наши нынешние читатели познакомились с твоим творчеством?

— Мои повести печатались в районной, областной прессе, в журнале «Наша жизнь». Издавались в Курганских издательствах«Дамми» и «Отклик». Их можно найти в областной универсальной библиотеке им. А.К. Югова, областной спецбиблиотеке для слепых им. В.К. Короленко, городских и районных библиотеках Курганской области и частных собраниях. Повесть «Там, за поворотом...»  вышла в издательстве «Логосвос». Распространена по спецбиблиотекам  России.

 —Бог наделил тебя лёгким талантом. Ты не грузишь читателя, а проскальзываешь в его душу. Твои  произведения написаны хорошим литературным языком. Ты  мастер диалогов.  Где учился? Кто твои учителя?

— Ещё раз спасибо за столь высокое мнение о моём творчестве. Специальных учебных филологических  заведений не оканчивал, в творческих союзах не состою. Однако самообразованием занимался всю жизнь, постоянно общался в творческой среде. Очень много читал, пытаясь  понять «кухню» каждого писателя. Конечно, я хотел бы походить на своих кумиров — Василия Шукшина и Сергея Довлатова. Рассказы Шукшина перечитывал многократно, всего Довлатова переслушал  три раза. Не знаю, но что-то, наверное, перенял у них.

— В последнее время ты всё реже и реже пишешь в журнал. Чем это объяснить? Только не говори, что уже старый. Этот аргумент не принимаю. Скажи честно. Чем занимаешься сейчас?

— Почему не пишу? Как-то потерялись герои, хотя  писатель Лев  Софронов, бывший сотрудник «Нашей жизни»,  говорил: мол, пока есть журналисты, за героями дело не станет. А вот у меня дело застопорилось. Чем я занят? Уже три года вплотную руковожу   домашним хозяйством и непосредственно работаю в нём: готовлю, подаю на стол, убираю, мою посуду. Занимался этим и раньше, но не в такой мере. А три года назад моя супруга Лена сломала правую руку, и вся нагрузка теперь на мне. Стираю на «автомате», а гладят соцработники, они же доставляют продукты и лекарства. Разумеется, я тоже хожу в аптеку и магазин, но редко, так как и домашних дел выше крыши: выполняю функции физиотерапевта, няньки-сиделки и лекаря. Продолжаю заниматься фитотерапией, изучаю её и применяю. Сейчас мой заочный наставник в этом вопросе Рим Ахмедов из Башкирии. Считаю его книги лучшими  по траволечению.

— Как ты думаешь, если бы  у тебя не было проблем со зрением, твоя жизнь сложилась бы иначе? Или то, что ты имеешь, это судьба?

— Это очень трудный вопрос. Одно время меня  привлекала работа исследователя, научного работника. В школе учителя пророчили меня в учёные. С шестого класса увлёкся радиотехникой, мастерил детекторные приёмники, собирался идти в связисты, но врачи «перекрыли кислород»: мол, какая учёба с таким-то зрением?! Иди в Общество слепых. Однако во мне с детства по описанным выше причинам проросло сочинительство, наверное, оно бы, в конце концов, и победило даже при хорошем зрении.

— Есть у меня ещё один вопрос. Он касается мечты. Понимаю, что в будущее лучше не заглядывать. Но всё-таки,  чего хочется?

— Мечтать, как известно, не вредно. А иногда даже полезно. Конечно, мечты бывают разные. Одни «сбыточные», другие — нет. Вот у меня мечта несбыточная.  Я это очень хорошо понимаю, но, если дофантазироваться до её осуществления, то она очень даже греет душу, а если в неё полностью погрузиться, то можно ощутить и миг счастья. О чём это я? О том, что очень хотелось бы войти в клуб «Пятьдесят», то есть в число авторов, книги которых постоянно издаются, продаются и покупаются. Вот, пожалуй, и всё, что я хотел сказать.

Беседовала  Валентина Кириллова