Дискуссионный клуб

Не согласен с обоими

Ознакомившись со статьями Александра  Раковича и Владимира Савенкова, хочу выразить значительное несогласие с обоими. Абсолютно согласен лишь с тем, что трость для ориентировки — вещь необходимая для большинства слепых, хотя бы как показатель их принадлежности к лицам с очень плохим или отсутствующим зрением.

Немного о себе. Я родился в тысяча девятьсот сорок втором году в спецпоселении на острове, территория которого была поделена между двумя подсобными хозяйствами Министерства государственной безопасности и Министерства внутренних дел. Довольно долго удивлялся, почему все мои одноклассники живут в деревне или городе, а я — в «абонементном ящике 33» города Архангельска. Подобное сообщение делаю для понимания общей обстановки в месте моего рождения.

Родился я с «бегающими глазами», а в результате трёх операций до полутора лет остался приблизительно на 70 лет с катарактой на левом глазу с остротой до 0,04 на один глаз, теперь вижу на уровне «ощущение движения тени у лица».  Однако моя мать с семилетним образованием, доярка под надзором, с малолетства твердила мне, что я должен быть как все. С возрастом я выполнял все доступные хозяйственные работы по дому. Летом был поваром с четырнадцати лет, пилил и колол дрова, нянчил пятерых братьев и сестёр, наверное, с пяти лет. Я полностью согласен, что очень многое в развитии слепого или слабовидящего ребёнка зависит от родителей.

У меня за плечами высшее тифлопедагогическое образование, тридцать лет работы в школе для детей с ограничением зрительных возможностей и двенадцать лет работы заместителем директора по социальным вопросам на Ульяновском предприятии Общества слепых.

 С моей точки зрения, в неправильном воспитании слепых и слабовидящих детей виновата система. Медицинские работники по инструкциям перестраховываются в вопросах охраны зрения. У них — принцип не позволения физической активности людям с остаточным зрением, на всякий случай, как бы чего не вышло. До сих пор не разработана система возможных физических нагрузок при том или ином заболевании. Детей  в школе  гиперопекают, а выйдя в самостоятельную жизнь, они не придерживаются часто надуманных ограничений.

У родителей интенсивный страх перед способом письма и чтения на основе Брайля и медики не пытаются их разубедить в этом. Предложение учителей перевести ребёнка на занятия по «методу слепых» встречают яростный отпор врачей и родителей, а слово родителей решающее.

Своим нежеланием разрешить детям с глубоким слабовидением при остроте зрения от 0,05 до 0,08 заниматься по системе Брайля окулисты содействуют тому, что по завершении образования они не могут читать свои плоскопечатные каракули и не видят обычный шрифт в книгах — образованные «неграмотные». В пору нашего обучения подобное заканчивалось тем, что, владея Брайлем, школьники самостоятельно учились писать ручкой, а книги читали в зависимости от возможностей — либо плоскопечатные, либо написанные рельефно-точечным шрифтом. Родителей, настроенных на жалость к детям, нельзя убедить в необходимости овладения Брайлем. Именно с этой поры идёт тенденция, не побуждающая детей с глубокими расстройствами зрения к преодолению трудностей. Между тем как выстоять в условиях конкуренции может только тот человек с ограниченными возможностями здоровья, который будет несколько квалифицированнее окружающих с нормальным зрением за счёт больших временных затрат на своё самосовершенствование.

Часто медики рисуют возможные перспективы улучшения зрения, используя частично видящих как подопытных. Томящийся в ожидании повышения остроты зрения ребёнок теряет сензитивный период для  более благоприятного развития как слепой, и при отсутствии воли долго находится в подвешенном состоянии, не определившись в развитии собственных способов деятельности. Ограниченность знаний родителей только содействует медленному развитию ребёнка. У медиков существует предубеждение против чтения глазами рельефно-точечного шрифта, но, как показывает практика, у требовательного, думающего о сохранении остаточного зрения педагога негативного эффекта не будет.

Психолого-медико-педагогическая комиссия определяет только учебное заведение, в котором должен обучаться ребёнок, не высказывая методические рекомендации или реальные способы деятельности на избранном образовательном маршруте, а в школе нет подлинных специалистов-тифлопедагогов. Уже четверть века отсутствует система подготовки тифлопедагогов с базовым дефектологическим образованием. Время энтузиастов ответственно работать за учительскую зарплату давно прошло, да и курсы лаборатории обучения слепых и слабовидящих Института коррекционной педагогики не могут дать всю систему необходимых для тифлопедагогов знаний, они могут лишь обогатить ранее полученные знания по обучению и воспитанию слепых и слабовидящих, которых нет.

В наши годы учебы в школах для слепых работали незрячие учителя, несшие проблемы тифлопедагогики на основании собственного жизненного опыта. Эти люди всячески на педагогических советах отстаивали принципы и подходы по соблюдению особенностей обучения и воспитания детей со значительными патологиями зрения. Ещё два-три выпускника дефектологического факультета Ленинградского педагогического института имени А.И. Герцена поддерживали природных тифлопедагогов. Сторонники соблюдения специфики были значительной силой.

В семидесятые годы двадцатого века школы были разделены — для слепых и слабовидящих. После этого, например, в Ульяновской школе для слабовидящих в начале восьмидесятых годов работали два тифлопедагога и человек шесть, особенно учителей начальных классов, со значительным стажем работы с детьми, не имеющими полноценного зрения. Работники той поры уже давно пенсионеры, а иных уж нет.

Вновь образованная в Ульяновске школа третьего-четвёртого вида, работающая восемнадцать лет, не имеет ни одного специалиста с базовым тифлопедагогическим образованием и ни одного педагога, являющегося инвалидом по зрению. Конечно, многое эти люди познали на основе практики и почитывают литературу по коррекционной педагогике, но следует ли от них ожидать полностью продуманный тифлопедагогический подход, когда систему Брайля не знает в полном объёме ни один учитель-предметник, да и учебниками, изданными рельефно-точечным шрифтом, образовательный процесс полностью не обеспечен. Крупношрифтовых учебников для слабовидящих явно недостаёт.

Не хочу и не буду оценивать качество образования школы, на это есть специальные органы, но по каким критериям они могут определить уровень тифлопедагогического подхода, если в органах управления образованием и в институте повышения квалификации и переподготовки работников образования нет специалистов соответствующего профиля? Полагаю, что даже специальная школа не обеспечивает оптимальный уровень образования слепых и слабовидящих школьников при таком состоянии учебно-воспитательного комплекса. А как можно говорить об инклюзивном образовании детей с глубокими нарушениями зрения, когда массовые школы не имеют специалистов? И учебную базу для детей с особыми образовательными потребностями они наверняка не обеспечат — надо очень много денег регионам, которых у них нет.

По-видимому, подобное положение во многих областях, где нет достаточного финансирования и подлинных энтузиастов коррекционного образования. Для его успеха нужны и глубокие знания, и природная увлечённость, и богатая материальная база, которую не смогут заменить компьютеры. Учебники, изданные соответствующим шрифтом, рельефно-графические пособия, большой объём объектов для формирования предметных представлений — это важнейшие условия, скорее всего, имеющиеся в школах не менее чем с полувековой историей.

Подготовка тифлопедагогических кадров — нерешённая проблема, а без этого нельзя говорить о системе дошкольного и школьного образования детей со значительными зрительными патологиями. Родителей в какой-то мере просвещают работники библиотек для слепых и пенсионеры-тифлопедагоги, а с ними должны работать центры типа «Я и мама», которые в провинции навряд ли когда-нибудь будут созданы, это не Москва и Санкт-Петербург с их огромными возможностями, множеством специалистов и большим количеством детей, действительно нуждающихся в тифлопедагогическом подходе.

Александр Ракович много сказал о важной роли родителей, но современных мам и пап надо просвещать о возможностях раннего вмешательства при осуществлении коррекционно-развивающего воздействия на ребёнка. Нынешние родители до того зациклены благодаря медикам на том, что ребёнка-инвалида надо жалеть, что бывают случаи, когда дети с остротой зрения до 0,1 не умеют его использовать. Тринадцать лет назад одну девочку с такой степенью слабовидения в Ульяновской школе еле научили использовать остаточное зрение при чтении, так как гиперопекающая мама вообще не побуждала её к этому.

В школу приходят слепые дети, думающие, что виноград растёт отдельными ягодками, а не кистями, не трогавшие кошку, не ощущавшие чешую рыбы — такова «охрана» здоровья детей со стороны родителей. Тотально слепых сейчас единицы, но и частично видящие, поступающие в школу, не имеют должного уровня предметных представлений, так как мамы и папы всячески их оберегают от осязательного восприятия самых безобидных предметов, могущих хоть чуть-чуть поцарапать кожу ребёнка. Интересно, как они собираются воспитать у детей иммунитет к ссадинам и болячкам, которые те наверняка начнут обретать в условиях интерната? По статистике, число ребят с глубокими расстройствами зрения возрастает, и надо, как минимум, врачей-окулистов просветить настолько, чтобы они, кроме «сбережения зрения», учили родителей активно развивать у детей остаточное зрение и глубокое слабовидение.

В своё время слабовидящие дети дежурили в столовой, все учащиеся Грязовецкой школы чистили картофель на кухне, в трикотажной мастерской приучались работать с простейшей техникой, а в мастерской для мальчиков овладевали напильником, ножовкой по дереву и металлу, рубанком и топором. На уроках труда в начальных классах обучались шить и работать с бумагой без использования зрения, вязать и плести. Теперь же это всё невозможно по санитарным правилам и нормам. А когда и где детям с глубокими нарушениями зрения учиться бытовому обслуживанию, не заключающемуся только в уборке помещений и постели?

Пора педагогам и медикам найти общий язык во взглядах на возможности выработки навыков социально-бытовой реабилитации инвалидов по зрению. Ведь люди с нормальным зрением страдают от бытовых царапин и ссадин, однако занимаются хозяйственно необходимой деятельностью.

Сложилось так, что в школах-интернатах третьего-четвёртого вида много внимания уделяется социально-культурной реабилитации и спортивной работе, а когда и где детям научиться социально-бытовой жизни? Уверен, что во многих школах нет для этого необходимого оборудования. У нас любят экономить на образовании, а если специальную школу доукомплектовать в соответствии с требованиями организации коррекционной работы, то она окажется много дороже большой массовой школы, в которой может обучаться учеников раз в десять больше, чем в специальной. При нашей финансовой необеспеченности и менталитете россиян, при котором любой инвалид не является полноценным человеком, не может быть и речи об инклюзивном обучении слепых и слабовидящих. Не найдётся денег на самое первое — подготовку и оплату труда помощников учителей в расчёте один тифлопедагог на трёх учащихся, при большей нагрузке это будет фикция.

Неоправданная гиперопека медицинских работников порождает у детей привычку к пассивности, осознанию собственной неполноценности. Наверное, именно поэтому среди незрячих, имеющих большие достижения в области науки и искусства, большинство тех, кто не является слепым от рождения.

Анатолий Колдаков